Когда Мейс закончил чинить штаны, он убрал сшивную машинку и начал молча наблюдать за коруннаями, прислушиваясь к их болтовне. Через некоторое время он достал записывающий стержень инфопланшета и включил его. Настроив протокол шифрования, он поднес устройство ко рту и начал шептать. ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ В архивах Храма я читал истории о войнах, что бушевали на заре Республики и до нее. Согласно этим записям, солдаты на привале без умолку треплются о своих родителях и возлюбленных, о еде, которую они с удовольствием сейчас бы съели, и о вине, которое с удовольствием сейчас бы выпили. И о том, что они будут делать, когда война закончится. Коруннаи не говорили ни о чем из этого. Для коруннаев война не могла «закончиться». Для них нет ничего, кроме войны. Все они слишком молоды, чтобы помнить мирные времена. Они не позволяют себе даже мечтать о мире. Например, сегодня мы проходили мимо ямы смерти… В самой чаще джунглей Ник внезапно увел траводава с линии движения, чтобы обогнуть глубокий проем в земле, окруженный невероятно буйной растительностью. Мне не было нужды спрашивать, зачем он это сделал. Ямы смерти — это низины, в которых постепенно скапливаются ядовитые газы тяжелее воздуха, что струятся с вулканов. Туша стокилограммового клыкача лежала возле самого края ямы: его носу не хватило какого-то метра до чистого воздуха, который мог бы спасти зверя. Земля вокруг была усыпана массой других останков: вороны-падальщики, якуны и какие-то другие мелкие зверьки, которых я не знаю, оказались заманены джунглями в смертельную ловушку призрачным обещанием легкой добычи. Я сказал что-то подобное вслух. Ник засмеялся и назвал меня балавайским дураком. «Никакого призрачного обещания не было, — сказал он. — Вообще не было обещания. Джунгли не обещают. Они существуют. Живут. И все. То, что убило этих маленьких рускакков, не было ловушкой. Это было естественным ходом вещей». Ник сказал, что персонифицировать джунгли, придавать им метафорический образ некоего разумного существа — это по-балавайски. Одна из причин, по которой балаваи гибнут в джунглях. Метафора затуманивает ход твоих мыслей. Начни говорить о джунглях как о разумном существе и начнешь относиться к ним как к разумному существу. Ты начнешь думать, что способен перехитрить джунгли или довериться им, подавить их мощью или стать им другом, обмануть или откупиться от них. А потом ты умрешь. «Не потому, что джунгли убьют тебя. Понимаешь? Просто потому, что все здесь такое, какое есть, — объяснял Ник. — Джунгли ничего не делают. Это просто место. Место, в котором много чего живет… И все это умирает. Фантазировать на тему джунглей, считать их чем-то, чем они не являются, смертельно. Это твой сегодняшний бесплатный урок выживания, — сказал он мне. — Помни о нем». Я буду помнить. Мне кажется, что этот урок относится и к войне. Но как же мне воспринимать эту войну в истинном свете? Ведь я до сих пор не знаю, что такое настоящая война. Пока что у меня одни лишь впечатления… Необъятные. Непознанные и непознаваемые. Живая тьма. Смертельная, словно эти самые джунгли. И я не могу доверять своим проводникам. День. Мейс стоял посреди вселенной дождя. Казалось, что деревья, кусты и цветы на глазах вырастают у подножия стремительного водопада. Дождь прорывался сквозь ветви и листву с таким ревом, что приходилось не говорить, а кричать. Тут не спасла бы никакая водонепроницаемая одежда: меньше чем за минуту Винду промок насквозь. Он отреагировал на это, как настоящий корун: просто проигнорировал. Одежда высохнет, как и он сам. Гораздо больше его заботили собственные глаза: приходилось прикрывать их обеими руками, чтобы просто иметь возможность смотреть. Однако дальше пары метров все равно не было видно ни зги. Но и этого вполне хватило, чтобы он смог увидеть трупы. Их подвесили за ноги. Из-за связанных за спинами рук их локти были согнуты под неестественным углом. Живые хватолисты, обернутые вокруг лодыжек, удерживали их в шести метрах над землей — достаточно низко для того, чтобы лозовая кошка, вроде той, что вспугнул один из акков, когда Мейс и Ник подъехали к деревьям, без проблем могла допрыгнуть до их голов. Джедай насчитал семь тел. Кроме лозовых кошек, над ними поработали птицы и насекомые. Видимо, они висели здесь уже не первый день. В иссушающей жаре, сменяемой ревущими ливнями. А местные грибки и плесень питались не только металлами. Несмотря на то что одежда, от которой остались лишь бесцветные обрывки ткани, теперь ничего не прикрывала, определить пол мертвецов не представлялось возможным. Мейс даже не был до конца уверен, что они принадлежали к человеческой расе. Он застыл перед ними, смотря в пустые глазницы тех двоих, чьи головы пока еще остались на своих местах. — Ты это почувствовал? — проорал Ник сквозь нескончаемый поток дождя. Его траводав потянулся за хватолистом, что удерживал тела, и молодому коруну пришлось немедля ударить по передним конечностям зверя хлыстом из медной лозы. Траводав передумал и решил подкрепиться стеклянным папоротником неподалеку. Животное никогда не переставало жевать. Мейс кивнул. Отзвуки этих смертей кружили в Силе вокруг него. Он почувствовал их с расстояния в несколько сотен метров. Это место буквально сочилось темной стороной. — Ну вот, теперь ты все увидел сам. Нам здесь делать нечего. Поехали, забирайся! Трупы невидяще смотрели на Винду сверху вниз, словно задавая немой вопрос: «И как ты поступишь с нами?» — Это… — Голос Мейса сорвался. Он откашлялся, чтобы прочистить горло, и ему в рот тут же затекло столько воды, что он еще несколько секунд кашлял уже по-настоящему. — Это были балаваи? — Откуда мне знать? Джедай отошел от тел и уставился на Ника. Вспышка молнии над кронами на мгновение озарила золотом темные волосы молодого коруна. — Ты хочешь сказать, что это могут быть и коруннаи? — Конечно! К чему ты клонишь? — Парень казался озадаченным тем, что для Мейса имело какое-то значение, кто конкретно висел перед ними. Винду, впрочем, тоже не очень понимал, почему это имеет для него значение. И имеет ли. Ведь живые есть живые. Мертвецы есть мертвецы. Даже если подобное случилось с врагом, это было неправильно. — Мы должны похоронить их. — Мы должны убираться отсюда! — Что? — Залезай в седло! Мы уезжаем. — Если мы не можем их похоронить, то можем хотя бы снять их. Сжечь. Хоть что-то. — Мейс схватился за веревку для подъема, словно мог удержать своими жалкими человеческими силами двухтонного траводава. — Ага, конечно, сжечь. — Ник сплюнул дождевую воду. — Снова джедайское чувство юмора… — Мы не можем просто оставить их падальщикам! — Конечно можем. И оставим. — Росту наклонился вперед, и на его лице отразилось нечто, что могло бы сойти за жалость. Жалость к Мейсу. К трупам он, похоже, не испытывал вообще ничего. — Если это коруннаи, — грубо прокричал Ник, — любые достойные похороны станут отличной светящейся вывеской «МЫ БЫЛИ ЗДЕСЬ» для очередной группы наемных войск или патруля ополчения. И даже подскажут, когда именно были… Если же это балаваи… Парень взглянул на трупы. На его лице не осталось ничего человеческого. Он понизил голос, но джедай все прочел по губам. — Если это балаваи, — пробормотал Росту, — они уже получили больше, чем заслуживали. * * * Ночь. Мейс очнулся от жутких кошмаров, но глаз не открыл. Он был не один. Чтобы понять это, вовсе не обязательно было прибегать к помощи Силы. Он чувствовал запах. Резкий запах пота. И сырого тисселя. Леш. Тише шепота: — Почему сюда, Винду? Пришел сюда почему ты? В палатке царила непроглядная тьма. Пока Лешу не следовало знать, что Мейс уже не спал. — Что хочешь здесь ты? Пришел забрать ее от нас ты? Сказала, придешь, она. — Из-за наркотика его слова звучали нечетко, голос переполняла плаксивая озадаченность ребенка, считающего, что Мейс сломал его любимую игрушку. — Леш… — Джедай заставил собственный голос звучать ровно. Спокойно. Уверенно, как у отца. — Ты должен выйти из моей палатки, Леш. Мы поговорим об этом утром. — Думаешь, сможешь ты? А? Думаешь, сможешь ты? — Его голос истончился: крик, задушенный до шепота. И Мейс почувствовал запах машинного масла и смолы портаака. Леш был вооружен. — Не понял до сих пор ты. Но поймешь, поймешь ты… Винду потянулся сквозь Силу: он почувствовал возле своих ног Леша, сидящего на корточках. Спальник Мейса был придавлен к земле ботинками.