Кем я стану, когда это случится? Боюсь, что тот, кем я был, презирал бы того, кем я становлюсь. У меня есть жуткое предчувствие, что именно это изменение и планировала Депа, когда затаскивала меня сюда. Она сказала, что нет ничего опаснее джедая в здравом уме. Думаю, она опасна. И боюсь, она хочет, чтобы я тоже стал опасным. Мне следует… я должен поменять… подумать о чем-то еще… Потому что я спросил Ника о ней. Я не смог удержаться. Надежда росла вместе с гневом: если голограмма была постановкой, то, может быть, ее слова были просто… нагнетанием обстановки. Местный колорит. Что-то подобное. Вопреки моему твердому намерению оставаться беспристрастным до тех пор, пока не увижу ее, не поговорю с ней, не почувствую ее в Силе, наперекор моему желанию ничего не спрашивать и никого не слушать, несмотря на все годы самодисциплины и самоконтроля… У сердца есть мощь, которой не может противостоять никакая тренировка. Так что я спросил его. Я рассказал ему о словах Депы на записи: как она назвала себя «тьмой джунглей» и как она сказала, что теперь она в здравом уме. Рассказал о своих опасениях, что она пала во тьму и безвозвратно обезумела. А Ник… А Ник… — Обезумела? — смеясь, ответил он. — Это ты слетел с катушек. Будь она сумасшедшей, разве кто-нибудь последовал бы за ней? Но когда я уточнил, хочет ли он сказать, что с ней все в порядке, Росту ответил: — Зависит от того, что ты подразумеваешь под «порядком». — Я должен знать, видел ли кто-то, что она поддается гневу или страху. Я должен знать, использовала ли она Силу для собственных нужд: в корыстных целях или из мести. Я должен знать, крепко ли ее держат объятия темной стороны. — Об этом можешь не волноваться, — заверил меня Ник. — Я никогда не встречал никого добрее или заботливее мастера Биллабы. Она не зло. И не думаю, что могла бы им стать. — Речь не о добре и зле, — сказал я. — Речь о самой природе Силы. Джедаи не моралисты. Это распространенное заблуждение. Мы невероятно прагматичны. Джедаи альтруистичны скорее не потому, что это хорошо, а потому, что это безопасно: использовать Силу в своих личных целях чревато последствиями. В эту ловушку могут попасть даже самые хорошие, добрые и заботливые джедаи, она ведет к тому, что мы называем темной стороной. Мощь, творящая добро, в один прекрасный момент превращается просто в мощь. Неприкрытую силу. Замкнутую на себе. Это форма сумасшествия, к которой джедаи особенно восприимчивы. Ник лишь пожал плечами: — Разве кто-то знает истинные причины чьих-либо действий? Это был не слишком обнадеживающий ответ, но то, что молодой корун сказал следом, сделало его лишь хуже. Он сказал, что теперь Депа всегда разговаривает именно так, как на записи. Сказал, что ее мучают кошмары, что крики из ее палатки слышны на весь лагерь. Сказал, что никто не видел, чтобы она ела, что она чахнет, словно что-то гложет ее изнутри… Сказал, что она страдает от головных болей, с которыми не может справиться ни одно лекарство, и что иногда она не может выйти из своей палатки по нескольку дней. Что, когда выходит днем наружу, она завязывает себе глаза, потому что не может вынести свет солнца… Я жалею о том, что спросил. Я жалею о том, что Ник мне рассказал. Я жалею о том, что он не соврал. Это очень не по-джедайски — бояться правды. Я продолжу рассказ. Облекая пережитое в слова, я лучше вижу перспективу. Которая мне необходима. И еще это способ пережить ночь, что мне тоже необходимо. Даже обученный мастер-джедай, привыкший к медитации и размышлениям, может проводить излишне много времени наедине со своими мыслями. Особенно здесь. Поселение было построено на выступе на склоне горного хребта. В этих местах гряда не такая рубленая, она, скорее, представляет собой волнообразную стену вулканических холмов. Жилища стоят на небольшом зеленом участке, окруженном выжженной лавой землей. Лава стекает из крупного жерла метрах в шестистах выше того места, где я сейчас сижу. Если вы прислушаетесь, то, наверное, услышите рокот. Хотя этот микрофон может быть недостаточно чувствительный. Вот, слышите? Вулкан копит силы для нового извержения. Извержения здесь — достаточно частые события, поэтому джунгли не успевают восстановить свои права там, где стекает лава. Обугленные деревья, со сгоревшей с одной стороны листвой, стоят на границе бывших потоков. Видимо, в этих краях извержения достаточно слабые. Иначе зачем строить здесь лагерь? Ну… Может быть, из-за открывающегося вида, конечно… Сам бункер немного возвышается над поселением. Отсюда, от остатков входа, я вижу хаос упавших и разрушенных сборных хижин и разломанную стену ограждения. Бледное сияние светящихся лоз озаряет серую дорогу паровых вездеходов, бегущую по склону горы. И уходящую в джунгли… Я вижу отсюда на километры: островки джунглей, серебряные, черные, переплетенные светящимися лозами, — они наполнены мерцающими алыми, малиновыми, а иногда и просто красными точками: жерлами действующих вулканов, бурлящих на этой переменчивой территории. От этого вида захватывает дух. А может быть, это из-за запаха. Еще одна из иронических усмешек, что наполнили в последнее время мою жизнь: все мое беспокойство о мирных жителях, сражениях, бойнях, необходимости драться, возможных убийствах мужчин и женщин, которые в действительности окажутся лишь случайными жертвами войны, весь мой спор с Ником и все, что он мне сказал… Все было напрасно. Волноваться было незачем. Когда мы наконец пришли сюда, здесь не осталось никого, с кем надо было бы сражаться. Здесь уже побывал ОФВ. Выживших не осталось. Я не буду описывать состояние трупов. Просто увидеть то, что с ними случилось, уже достаточно: я не испытываю ни малейшей потребности делиться этим даже с архивами джедаев. Я готов согласиться с Ником в следующем: балаваи в этом поселении точно не были невинными мирными жителями. Коруннаи оставили на телах то, что иджи, похоже, считали самым ценным украшением: ожерелья из человеческих ушей. Ушей коруннаев. Из того, что хищники и разложение почти не повредили трупы, Ник сделал вывод, что группа ОФВ, которая устроила все это, прошла здесь не более двух или трех дней назад. А некоторые, э, знаки, то, что было сделано с телами, и отзвуки в Силе, что никак не исчезают, как мощная стоячая волна, заставляют предполагать, что все это дело рук Кара Вэстора. Партизаны ОФВ тщательно все здесь обыскали: не осталось ни единого кусочка еды и ничего из оборудования, за исключением абсолютно бесполезных вещей. Ниже по склону валяются обломки двух паровых вездеходов. Естественно, коммуникационное оборудование тоже исчезло, поэтому я и сижу здесь в одиночестве, наблюдая за Бешем и Мел. Когда мы обнаружили, что коммуникационное оборудование пропало, Ник совсем пал духом. Похоже, он нередко переключается с полного отчаяния к этой его маниакальной жизнерадостности, и не так-то просто угадать, что в очередной раз изменит его настроение. Он опустился на окровавленную землю и оставил нас ради мертвых. Он снова принялся повторять свое заклинание. «Не повезло, — бормотал он, тихо выдыхая слова. — Просто не повезло». Отчаяние — предвестник темной стороны. Я коснулся его плеча: — Везения не существует. Везение — слово, которое мы используем, чтобы описать нашу слепоту по отношению к тончайшим потокам Силы. Его ответ был полон горечи: — Да? И какой же тончайший поток убил Леша? Неужели твоя Сила уготовила то же самое и для тебя? А для Беша и Мел? — Джедаи говорят, — ответил я, — что есть вопросы, на которые мы никогда не сможем получить ответы, мы сможем лишь быть ответами. Парень агрессивно поинтересовался, что же это должно означать. Я сказал ему: — Я не ученый и не философ. Я джедай. Я не должен объяснять реальность. Я лишь должен взаимодействовать с ней. — Этим я и занимаюсь. — Этого ты избегаешь. — У тебя что, есть джедайский прием, с помощью которого ты доставишь нас к Депе и Кару за день? Или за три? Они уходят от нас. Мы не сможем их догнать. Вот это реальность. Единственная. — Неужели? — Я задумчиво посмотрел на широкую спину Гэлфры. — Она неплохо передвигается по джунглям. Я знаю, что акки не ездовые животные, но одного наездника она, вероятно, сможет донести с приличной скоростью. — Да, конечно. Если бы только мне не надо было думать о вас всех. — Росту внезапно замолчал. Его глаза сузились. — Нет. Ни за что, Винду! Забудь! — Я присмотрю за ними, пока ты не вернешься. — Я сказал: забудь! Я не оставлю вас здесь. — Это не тебе решать. — Я подошел к нему вплотную. Парню пришлось выгнуть шею для того, чтобы по-прежнему смотреть мне в глаза. — Я не спорю с тобой, Ник. И не спрашиваю тебя. Это не дискуссия. Это инструктаж. Ник — упрямый парень, но он не глуп, поэтому достаточно быстро сообразил: до встречи со мной он и понятия не имел, что такое настоящее упрямство. Мы умудрились соорудить некое подобие седла для Гэлфры, а затем Ник, Мел и я сквозь Силу убедили акк-пса принять Ника к себе на спину так же, как недавно меня, и аккуратно пронести его сквозь джунгли по следам ушедших коруннаев. Мы втроем смотрели на то, как пара растворилась в кишащей жизнью ночи, затем Беш и Мел устроились максимально удобно на полу бункера, и я впрыснул им танатизин. Мы все ждали и надеялись, что Ник прорвется сквозь джунгли, найдет и приведет назад этого Кара Вэстора, этого опасного лор-пилека, и что этот кошмар живущих и расчленитель мертвых, создание без совести и человеческих чувств использует свою мощь для того, чтобы спасти две жизни. Интересно, что Кар Вэстор подумает, когда прибудет и обнаружит, что я сделал со сценой его победы. После отъезда Росту я потратил несколько часов, устраивая мертвым достойные похороны, прежде чем начать эту запись. Ник бы, несомненно, засмеялся и отпустил какое-нибудь колкое замечание о том, что я слишком наивен и совершенно не готов к этой грани войны. Возможно, он спросил бы меня: «Неужели захоронение этих трупов делает их хоть сколько-нибудь менее мертвыми?» На все эти, по счастью, лишь воображаемые подколки я бы лишь пожал плечами. Я сделал это не для них. Я сделал это для себя. Я сделал это потому, что это был мой единственный способ выразить свое почтение к отнятым жизням. Не важно, враги они или нет. Я сделал это потому, что не хотел и не хочу быть тем, кто способен оставить кого-то в таком виде… Кого бы то ни было. Сейчас я сижу здесь и осознаю, что Депа всего лишь в нескольких километрах отсюда, что она, возможно, стояла на этом самом месте. Не больше сорока восьми часов тому назад. Но как бы сильно я ни погружался в Силу, как бы ни тянулся к камням подо мной и к джунглям вокруг, я не чувствую ее присутствия. Я не чувствую ее присутствия на всей этой планете. Я чувствую лишь джунгли и тьму. Я много думаю о Леше. Перед глазами все время стоит картина, как он бьется на земле, скребет землю в конвульсиях, скрипит зубами, закатывает глаза… Все его тело скручивает безудержная жизнь, но жизнь не его собственная, чужая: нечто, поедающее его изнутри. Когда я пытался дотянуться до него сквозь Силу, я чувствовал лишь джунгли. И тьму. И вновь я думаю о Депе.