– Петр Зосимович, придется тебе сесть в тюрьму. – За дело или просто так? Может, мне зарезать кого-нибудь? – Я серьезно. Мы укупорили всех железнодорожных воров в два балагана при Николаевских казармах. Нужно подслушать их разговоры. – Наседкой стать в мои-то годы? Несолидно, Алексей Николаич. – Это будет лишь началом уголовной карьеры. Вырастим из тебя почтенного барыгу, своего человека среди воров и бандитов. Забыл, что ты дал подписку? Или уже передумал, хочешь снова на вокзале клиентов подбирать? – Барыгой согласен, это ремесло славное, – повеселел бывший сыщик. – А в тюрьму-то за что? – Давай вместе думать. Пойдешь под своим настоящим именем, так безопаснее. Легавые у тебя что-то нашли. Украденное с чугунки. И, не разбираясь, закатали в балаган ко всем остальным. Ну, какие есть мысли? – А если мануфактуру? Но как она ко мне попала? Надо, чтобы кто-то из настоящих барыг подтвердил. Иначе, сами понимаете, подозрительно. Свалился неизвестно кто, и с краденым товаром. Если не сам воровал, значит, купил. У кого? Где? Почем? Что хотел с этим товаром сделать? Чем занимался до того? Вопросы были правильные. Лыков задумался, потом произнес: – В конце концов мы хотим поселить тебя в Сокольниках. Место, кстати, опасное. Где-то там прячется банда Савоськи, беглого каторжника Савостьянова. Вчера они ограбили поезд и убили двух человек. Он покосился на осведомителя – как тот отнесется к такой перспективе? Петр радости не проявил, но и на попятный не пошел. – В первый раз, что ли? Все лучше, чем спиваться в вонючих номерах. – Тогда я продолжу, – обрадовался коллежский советник. – Ты прав, просто так в Сокольники не придешь. Да и никуда не придешь, нет таких мест. Мы попробуем завербовать тамошнего блатер-каина, настоящего, патентованного. Будешь при нем для начала на побегушках. Он и рекомендует тебя остальным. Ты иди пока, жди команды. Я все подготовлю. Денег дать? – Пока не за что, Алексей Николаевич. Подъемные вручили и хватит. За вылазку на железку четвертной дали – не помните? – Помню. Ты тот четвертной отработал, скупщика открыл. Но Форосков от денег отказался и ушел вживаться в роль мазурика. А Лыков внимательно изучил списки арестованных и остановился на мещанине Канахистове. Тот держал ломовой извоз на Второй Боевской улице. При подготовке к облаве был выслежен как барыга. Оказалось, что он не только возил чужую покражу, но и покупал ее. А сбывал в деревнях Тульской губернии, откуда был родом. Еще Канахистов держал подпольную кассу ссуд, в которую принимал от уголовных грязные заклады. То, что нужно. Сыщик вызвал извозопромышленника на допрос и начал вежливо: – Ну что, Гаврила Матвеевич, не надоело еще в тюрьме париться? – Надоело, ваше высокоблагородие, – ответил тот, окидывая чиновника оценивающим взглядом. – Что так смотрите? Пытаетесь понять, сколько денег мне предложить за свободу? – Так мы… Понятное дело, нужно бы того… – Чего «того»? – Дела стоят, а убытки бегом бегут, вот чего. – Давай сразу к главному. Хочешь выйти отсюда? – Конечно, хочу. – Глаза у Канахистова стали как щелки. – А что для этого сделать надо? – Завербоваться в сыскную полицию негласным осведомителем. – Так я и думал, – разочарованно сказал ломовик. – Эх, что за жизнь! Как вы не понимаете, ваше высокоблагородие? Ведь узнают – зарежут к чертям! – А если не узнают? – Узнают. Вы же доносить заставите. Там не дураки сидят, в конце концов и догадаются. – Значит, не согласен? – Нет. Жизнь дороже. – И ты, Гаврила Матвеич, решил растянуть мучения? – Какие еще мучения? – насторожился арестованный. – Ну, каторга не сахар, да еще такая длинная, какую тебе приговорят. – Постойте-постойте. А сколько мне приговорят? Я сам не воровал, замки не ломал, а только купил краденое. Да и то один-единый раз. Какая же за это каторга? Лыков протянул Канахистову толстый том: – Прочти вот это место вслух. – А чего это за книжка? – Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, в редакции тысяча девятьсот третьего года. Барыга уткнулся в текст и зачитал: «Статья девятьсот двадцать восьмая. Тот, кто принимал от шайки заведомо похищенное, или укрывал шайку как пристанодержатель, наказывается как член самой шайки». Это как же понять? – А чего тут сложного? Ты сам не воровал, замки не ломал. А получишь столько же, сколько и те, которые ломали. Согласно закону. – Хм. А они сколько огребут? – Ежели со взломом запоров и преград, да еще если среди них окажутся рецидивисты… Тогда каторга до пятнадцати лет. Извозопромышленник был поражен: – Как пятнадцать лет?! Да за что? Я ж только купил один разок. Не можно за это пятнадцать лет! Где же справедливость? – Гаврила, я не шучу и не пугаю. Вот статья, смотри сам. Я вообще тебе добра хочу, жалко дурака. Купил один раз, а теперь сгниешь на каторге. Там сейчас знаешь как? Хуже, чем было на Сахалине. Средне-Сибирскую железную дорогу сделали облегченной. Торопились очень к войне с японцами. А теперь решено ее усилить. Намучались: подъемы и спуски крутые, много вагонов прицепить нельзя. По семь вагонов всего, больше не выходит. Горы там, понимаешь? Правительство приказало выровнять и усилить насыпь. Но людей там нет, Сибирь малонаселенная, рабочей силы не хватает. Будут арестантов привлекать. А их, сам знаешь, кто пожалеет? Помер Максим, и хрен с ним. Но ломовик не слушал его, а только причитал. Тогда сыщик стукнул по столу кулаком: – Заткнись! Сам виноват. Ты как хотел? Два года воруете, на миллионы растащили, и за это ничего не будет? – А? – Иди в камеру и думай. Посоветуйся там с народом. С тобой рядом такие знатоки сидят, что любого адвоката переплюнут. Справься у них, не вру ли я. А потом поговорим. Канахистов ушел, громко возмущаясь. Алексей Николаевич еще раз проверил списки арестованных. Лучше Гаврилы никого не было. Если барыга уже решился пойти на сотрудничество, вряд ли он будет в камере задавать лишние вопросы. Там каждый сам за себя, все подозревают друг друга в доносительстве. Коллежский советник не ошибся. Уже через пять минут конвой доложил ему, что арестованный просит о разговоре. – Ваше высокоблагородие, я согласный, – бухнул Канахистов. – Ну и хорошо. Бери перо и пиши. Лыков продиктовал ему соглашение о сотрудничестве. – Теперь о деле. Нас интересует в первую очередь банда Савоськи. Извозопромышленник поежился: – Так я и знал… – Что скажешь про них? – Есть такие, но лично я их никогда не видал. Осторожные. – И дел не имел, не покупал ничего? – Бог миловал. С ними боязно дела иметь… – Много человек в банде? – Не могу знать, ваше высокоблагородие. – Если мы тебя отпустим, надо будет узнать. Понимаешь это? – Эх… Понимаю. – Еще вот что. К вам в камеру приведут завтра одного человека. Скажешь, что твой покупатель, взял у тебя штуку краденой бязи. – А… пошто? Бязь-то я в Тулу посылаю, все это знают. – Скажешь, что знакомый. Раньше он служил в страховой фирме, ходил к тебе страховать. Зовут Форосков Петр Зосимович. Теперь он не при делах, из-за пьянства выгнали, ты пожалел и дал штуку для коммерции.