– Со всей определенностью, – подтвердил тот. – Татуировка приметная: черт играет на тальянке. Знаете, кого вы застрелили, Алексей Николаич? Самого Митьку Бакалейникова, есаула из банды Савоськи. Помните, я рассказывал? Который лично убил двадцать шесть человек. Все расступились и посмотрели на Лыкова по-особенному. Наконец подполковник сказал одобрительно: – Ну вы даете, Алексей Николаевич. Это самый опасный в Москве бандит. Был. – А теперь остывает, и ловить его не надо, – затараторил пристав. – На моем участке зверствовал, стервец. Представляете – хлористым цинком людей травил! Тех, кто не давал с чугунки воровать. Схватят беднягу, свяжут и яду ему в рот нальют. Мы три трупа таких нашли, доктор вскрыл – а внутри у них цинк, которым шпалы пропитывают от гниения. Как я за Бакалейниковым охотился, сколько раз засады делал… Спасибо вам от меня особо. – Помолчал и добавил: – А все-таки жаль, что не я сам. Питерец усмехнулся про себя, а вслух заявил: – Похоже, целили в Василия Степановича. За тот разгром, который он учинил железнодорожным ворам. Надо поставить караул у его дверей. – Я распоряжусь, – разом сказали пристав и жандарм. Они начали спорить, и победил жандарм. Но приключения этой ночи пока не закончились. Сыщики сидели в кабинете Запасова и сводили воедино показания барыг. Была уже половина второго, страшно хотелось спать. Еще четверть часа, и можно было идти по домам. Неожиданно вошел подполковник и, не говоря ни слова, начал рыться в своем столе. Вынул оттуда коробку патронов к «нагану», сунул в карман. Потом удивленно посмотрел на полицейских и воскликнул: – А вы чего сидите? Ишь, орлы! – Почему нам не сидеть? – Вооруженный налет на товарную станцию Казанской дороги. Ну-ка живо все за мной! Втроем они запрыгнули в авто и на полной скорости помчались к станции. Пол-Москвы пролетели в пять минут. Машина повелительно трубила клаксоном. Когда вырулили на Ольховскую, услышали вдалеке выстрелы. Гавриков переулок был освещен единственным фонарем. Под ним сидел городовой и стонал, держась за живот; рядом растекалось пятно крови. Двое служивых хлопотали над ним, пытаясь перевязать. Увидев начальство, один из них махнул рукой за спину: – Быстрее туда, ваши благородия! Там Деримедведь один бьется, ухайдакают они его! Сыщики с жандармом побежали на станцию, следом поспевал шофер. – Что за медведь? – спросил Лыков у Запасова. – Это мой вахмистр, фамилия Деримедведь. Лучший в управлении! Не дай бог, его убьют. Поднажмем! Они прибежали вовремя. Корпусный детина, тщательно выцеливая, стрелял по наступающим на него бандитам. Один уже лежал, второй с руганью отползал за штабель. Но бандитов было десятка полтора. Если бы не подмога, дела храброго вахмистра были бы плохи. Когда из-за его спины выбежали четверо и открыли пальбу, налетчики сразу дрогнули. – Тикай! – раздалось из темноты. Бандиты кинулись наутек. Лыков наподдал за ними. Несмотря на болезнь, Стефанов, тяжело дыша, старался не отставать. А пухлый подполковник рванул с удивительной для его комплекции скоростью и обогнал всех. На бегу он выстрелом в спину свалил одного громилу, дал подножку другому и уселся на него верхом. – А ну лежать! Стефанов тоже схватил кого-то за рукав, и Алексей Николаевич остался один. Он бежал в глубь станции, огибая длинный пакгауз. Впереди раздавался громкий топот – противник покидал поле боя. Сыщику хотелось остановиться и дождаться подкрепления, но было неловко: его приятели уже с пленными, а он без. Внезапно из-за угла на него налетел круглый, как колобок, мужик с ножом. Едва успев увернуться, питерец сбил его выстрелом в упор. Остановился и пустил еще два-три заряда в убегавших, но, кажется, не попал. Или все-таки попал? Он продолжил погоню и вскоре нагнал одного. Тот ковылял, раненный в ляжку, и все оглядывался через плечо. Сыщик остановился в пяти шагах от налетчика и навел «браунинг». – Эй! Я сдаюсь! – крикнул тот и бросил на землю свой револьвер. Алексей Николаевич чуть не выстрелил сгоряча. Но вспомнил, как после возвращения из Ростова Трусевич долго его песочил и взял с него слово, что самосуды прекратятся. Тут появился Деримедведь и начал вязать пленного. Еще через минуту станцию заполонили полицейские с жандармами, их откуда-то набежало очень много. К воротам, выходящим в Гавриков переулок, стали стаскивать убитых и приводить задержанных. Пошел туда и Лыков. Он волочил за ногу мертвого «колобка», а вахмистр толкал в спину раненого бандита: – Иди, мерехлюндия! Возле ворот Алексей Николаевич первым делом спросил у городовых: – Тут один наш лежал под фонарем, его в живот ранили. Где он? – Увезли в больницу. – Тяжело? – Изрядно. Крови много вытекло, вон кака лужа. Подскочил, пританцовывая, Дмитрий Иннокентьевич. – Вот это да! – гаркнул он. – Прямо Бородинская битва. Вы как, целы? Много нарубили? – Одного. – А я двоих. Ну, второго живьем. А где Василий Степанович? – Здесь я, – крикнул снаружи коллежский секретарь. – Задержанных оформляю. – Вы целы? Много взяли? – Я цел. Мы с вами взяли каждый по штуке, Деримедведь еще одного привел. – Это их высокоблагородие поймали, – возразил вахмистр, указывая на Лыкова. – Я только спутывал. Он, кстати, раненый, как бы кровью не истек. К доктору бы надо его. Оказалось, что каждый из комиссии захватил по налетчику. И четверых уложили наповал, это с учетом попаданий Деримедведя. Тот вел себя так, словно бы его жизнь и не висела только что на волоске. Обошел пакгаузы, выявил сломанные замки, доложил начальству, а теперь стоял в сторонке и спокойно курил. Вот молодец, побольше бы таких. Примчался начальник станции Свешников, которого Алексей Николаевич допрашивал позавчера, и стал причитать. Запасов рявкнул и на него: – Прекратить скулеж! Выясните, что украли, и доложите. – Я не вам подчиняюсь, а управляющему, – обиженно ответил Свешников. – И докладывать ничего не обязан. Но тут появился фон Мекк и строго оборвал начальника станции: – А я вам приказываю выполнить распоряжение господина подполковника. И вообще, господа, большое спасибо вам от нашей дороги. Сначала воров отвадили, а сейчас еще и разбойников. Я телеграфирую премьер-министру, буду просить для вас поощрения. Лыков вернулся к себе только под утро и проспал до полудня. Когда он снова появился на Пречистенке, Запасов со Стефановым уже были там и допрашивали арестованных. Приятеля они встретили насмешками: – Ну и дрыхнуть! Если бы так бандитов ловил, давно бы всех повывели. – Чем я хуже вас? – отбился коллежский советник. – Каждый взял по штуке, повторяя выражение Василия Степановича. Ну, что говорят ребята? Чьи они? – Не Савоськи и не Хотьковского, – сообщил Стефанов. – Какой-то новый атаман объявился на чугунке. Кличка ему Зебря, а бивуак стоит в Калошиной деревне. – Так едем туда! – Уже поехали. – Без меня? Тут Запасов возмущенно сказал: – А что, без вас нельзя, что ли? Вы, Алексей Николаич, честь знайте. Скромнее надо быть. Вчера два раза под пулями оказались. – Так ведь и вы тоже. – Я один раз, и то впервые за год. Хоть кости размял, молодость вспомнил. – Пришлось в прежние годы повоевать? – Да, в Маньчжурии. Сначала с ихэтуанями[23], потом с хунхузами. И в Москве в девятьсот пятом довелось бегать под свинцовым дождиком. Боевики неделю атаковали вокзал Николаевской дороги, едва-едва мы отбились. А сейчас видите, как заплыл? К вечеру пришла телеграмма от Столыпина. Премьер-министр выражал благодарность членам комиссии и выражал уверенность, что та доведет начатое дело до конца. Глава 8 Лукоморье После этого несколько дней прошли в обычных хлопотах. Лыков засунул Фороскова в Николаевские казармы. На быстрый успех он не надеялся. Петру надо было стать своим в чужой среде. Выйти на волю, поселиться у Канахистова, примелькаться в Сокольниках. Познакомиться с ворами, принимать у них заклады. Войти в доверие к обитателям криминальной слободы. Только тогда от него перестанут таить уголовные сплетни. До Рождества сыщик не ждал тут особых успехов и ошибся. Очень скоро Петр Зосимович попросил о встрече. Коллежский советник увиделся с ним в доме призрения братьев Боевых. Окна главного корпуса выходили на ломовой извоз Канахистова. В отдельную палату богадельни под чужим именем поселили надзирателя Баронина. Он приходил через день, в условленные часы. Это было сделано на всякий случай – для быстрой связи с осведомителем.