Часть 29 из 55 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Надзиратель стал размышлять:
– Ванда Игнациевна женщина тертая, чужих около себя не держит. К ней через артельщика не подберешься. Разрешите подумать, как лучше сделать. Сразу не скажу.
– Думайте. Правильно, что не торопитесь. Я на Рождество уеду в Петербург, вернусь в первых числах и тогда жду от вас новостей. Из разыскного кредита в вашем распоряжении прямо завтра будет двести рублей. Если окажется мало, обратитесь к Воеводину. Я оставлю Григорию Васильевичу тысячу.
Глава 12
В Петербурге и Киеве
Лыков собрался в столицу, отчитаться перед начальством и ускорить реформу Департамента полиции. Все-таки именно он стоял у ее истоков много лет назад. Вернее, разрабатывать проект начал Павел Афанасьевич Благово. Алексей Николаевич, как законный наследник, продолжил. Шесть министров финансов последовательно зарубили идею. Понадобилась буча пятого года, повлекшая за собой гибель множества полицейских, чтобы сдвинуть проект с места.
Перед отъездом Лыкова сыщики собрались на совещание. Стефанов погряз в дознании железнодорожных краж и докладывал именно о них. Под арестом находятся шестьдесят самых опасных, включая скупщиков. Всего по делу привлекается двести человек. Сыщики и следователи выясняют их связи, собирают доказательства. На это у них уйдет минимум полгода.
Воеводин сообщил о положении в МСП. Люди Мойсеенко все еще при должностях, и это сильно мешает службе. По-прежнему обыватели жалуются: что за сыскная полиция, которая ничего не может сыскать? В большом городе никогда не затихает потаенная жизнь. Воры и бандиты отпусков не берут. Вот вчера опять было совершено преступление. В квартиру домовладелицы Пономаревой по Уланской улице ворвались пятеро налетчиков. Дворнику Медведеву пробили кинжалом грудь, а двум пожилым женщинам, Екатерине Пономаревой и Марии Марковой, порезали лица. Ввиду поднятой тревоги злодеи не успели ничего похитить и скрылись. Дворник в больнице в тяжелом состоянии. Дознание идет вяло. Люди деморализованы, кто-то ждет увольнения, кто-то нового начальства…
Завершал совещание Лыков. Насчет людей Мойсеенко – это лишь вопрос времени. Сенаторская комиссия долго запрягает, зато потом быстро поедет. Всех нечистых-замаранных выкинут, наберут новых, и тогда станет легче. Надо довести дознание о московском узле до конца. Он, Лыков, займется вновь открывшимися обстоятельствами. Похоже, арестованы не все ключевые фигуранты дела. Возможно, имело место вымогательство. Покушение на коллежского советника показывает, что он на правильном пути. Уцелевшие бандиты пытаются остановить сыщика. Тугарин Змей на свободе, денег у него видимо-невидимо. Сильный противник, с ним придется повозиться. Пока он не взят, дело не закончено. Все это Лыков доложит Трусевичу, а возможно, и Столыпину. И вернется после праздников, чтобы продолжить дознание.
Пожав москвичам руки, Алексей Николаевич под охраной Деримедведя отправился на вокзал. До Петербурга ехать одиннадцать часов. Все это время сыщик был настороже, купе не покидал, не ходил в станционные буфеты и даже газеты покупал через проводника. Он взял билет в первый класс, где в купе имелись туалет и умывальник, а «браунинг» из чемодана переложил в кобуру. Но никто на него не напал.
Сутки коллежский советник наслаждался домашним уютом. Ольга Дмитриевна не знала, как еще ублажить супруга. Вечером пришел Брюшкин, привел с собой невесту. Павлука созрел для женитьбы, уже было дано объявление о помолвке. Свадьбу решили сыграть на Красную Горку, в первое воскресенье после Пасхи. Элла Мордвинова нравилась будущему свекру все больше и больше, лучшей снохи и желать было нельзя. У Алексея Николаевича сердце ныло за второго сына. Как там Николка, туркестанский житель? Найдет ли он себе жену среди памирских гор?
29 декабря Лыков явился к Столыпину. Их снова было трое. Сияющий Трусевич торжественно поднес премьер-министру папку с законопроектом. Лебедев стоял смущенный и косился на друга. Алексей Николаевич уже знал почему – доброхоты успели сообщить…
Столыпин подписал законопроект «Об организации сыскной части» и показал свой автограф сыщикам со словами:
– Ну как, довольны?
Законопроект предполагал создание восьмидесяти девяти отделений. Из них три – в Киеве, Харькове и Тифлисе – были первого разряда, четырнадцать – второго, пятьдесят девять – третьего, и четыре самых маленьких относились к четвертому разряду. Между собой разряды различались численностью и размерами содержания. Как всегда, Министерство финансов урезало жалованье до минимума… Ранее созданные отделения: в Петербурге, Москве, Варшаве, Севастополе, Одессе, Ростове-на-Дону, Баку, Лодзи и Риге – должны были стать внеразрядными. Это давало полицмейстерам возможность менять численность и финансирование частей для пользы дела.
В рамках реформы в Департаменте полиции появлялось новое Восьмое делопроизводство, для управления сыскными отделениями на местах. Другими его задачами были: связь с иностранными полициями по общеуголовным вопросам, составление правил по сыскной части и заведывание школой инструкторов.
Дальше премьер затронул на ту самую щекотливую тему, из-за которой смущался Лебедев.
– Алексей Николаевич, – обратился к сыщику Столыпин. – Я знаю, что вы много труда вложили в этот документ. И полагаю, себя видели во главе нового делопроизводства.
Лыков молча пожал плечами. Столыпин выждал немного и продолжил:
– К сожалению, и моему, и Максимилиана Ивановича, это оказалось невозможно. Государь выбрал коллежского асессора Лебедева. Тот пять лет руководил Московской сыскной полицией, второй в России по численности и значимости. Василий Иванович имеет большой практический опыт в управлении частью. Это дает ему преимущество перед вами. Вы, как следует из вашего формуляра, служили лишь помощником начальника в Нижнем Новгороде, и было это чуть не тридцать лет назад.
Столыпин перевел дух и посмотрел сыщику прямо в глаза. Сам он сохранял равнодушие. На своей высокой должности Петр Аркадьевич много раз решал судьбы людей, и уже привык делать это без переживаний.
– Мы можем предложить вам должность старшего помощника делопроизводителя, – продолжил разговор Трусевич. – Но вы коллежский советник, а господин Лебедев коллежский асессор. Удобно ли будет для вас такое положение?
Лыков сидел и думал. Он знал, что его не назначат делопроизводителем. Тащил-тащил на себе эту реформу и действительно видел себя во главе новой структуры. Объяснение Столыпина представлялось ему неубедительным. Подумаешь, расширение численности Департамента полиции на девять человек. И кто будет ими руководить, решать министру внутренних дел, а не самодержцу – тот подмахнет указ не глядя. Причина была в другом. Год назад Алексей Николаевич вызвал недовольство государыни, когда не смог отыскать похищенную икону Казанской Божией Матери. А как было найти, если с момента кражи прошло столько времени! И Столыпин как опытный царедворец не решился двинуть опального чиновника, чтобы не навлечь на себя хотя бы малейшее неудовольствие Ее Величества. А ее злопамятность была хорошо известна. То, что царская семья не забыла промашку Лыкова, он почувствовал на себе. Петр Аркадьевич вписал в проект рождественского Высочайшего приказа по гражданскому ведомству за 1906 год производство Лыкова в чин статского советника. Но государь вычеркнул его фамилию.
Сановники глядели на Алексея Николаевича и ждали ответа. Тот сказал:
– Я предпочитаю остаться в должности чиновника особых поручений. А помогать Василию Ивановичу в меру моих скромных сил почту за честь в любых обстоятельствах.
Трусевич облегченно выдохнул, а Столыпин уже говорил о другом:
– Доложите, что происходит в Москве.
– Там работа идет полным ходом, мы вышли на завершающую стадию. Главные заправилы отправятся на каторгу, а те, на ком кровь, – на виселицу. Во второй половине следующего года можно будет открывать процесс.
– А что Рейнбот и этот… как его?
– Мойсеенко?
– Да. Их убрали, я знаю. Они тоже пойдут под суд?
– Петр Аркадьевич, я ими не занимаюсь, об этом лучше спросить у сенатора Гарина. Но то, что знаю, производит удручающее впечатление. Правительство слишком долго оставляло Москву без внимания.
Это прозвучало как косвенный упрек Столыпину, и тот резко парировал:
– Страна большая, если помните! И революцию только-только потушили.
Трусевич укоризненно посмотрел на подчиненного и подчеркнуто холодно спросил:
– Насколько необходимо сейчас ваше присутствие в Москве? Тут тоже полно дел.
– Считаю дознание незавершенным. Вскрылись новые обстоятельства.
– Какие? Давайте подробнее.
– На свободе остается главарь всего воровского предприятия Тугаринов. Беглый каторжник, авторитетный среди преступников человек, с большими организаторскими способностями. Видимо, связан со служащими чугунки, поскольку досконально знал все о грузах на дорогах. И наводил на них банды. Мы взяли исполнителей, а кукловод ускользнул. Скорее всего, именно он дал приказ избавиться от меня. Значит, я иду по правильному пути и представляю для него опасность.
– Скоро в Москву приедет Кошко, займет должность. Вот пусть он и ловит этого кукловода.
– У него в городе и без того будет много дел, – возразил коллежский советник. – Сначала нужно разогнать старых сыскарей и набрать новых. А тут открытое дознание, надо лишь довести его до конца. И есть еще обстоятельство.
– Какое? – нехотя спросил Столыпин. Всем своим видом он показывал: шли бы вы отсюда, без меня разберетесь, кому куда ехать.
– Ряд промышленников Москвы считает, что хищения имеют много больший масштаб, чем мы думали. Особенно по хлопку.
– Что значит много больший? Мало им того, что вы открыли?
– Мало, Петр Аркадьевич. Будто бы хлопок крадут вагонами, а это можно сделать только в пути. То есть замешаны железнодорожные служащие в больших чинах, не весовщики или крючники. Это предположение, и, на мой взгляд, неправдоподобное. Но его надо проверить.
– Я всегда знал, что Шауфус не на месте, – буркнул Столыпин. – Какой из него министр? Он слишком долго служил по частным дорогам, потерял государственное чутье.
Он встал, все последовали его примеру.
– Возвращайтесь в Москву и доведите дело до конца.
– Слушаюсь.
– Насчет железнодорожников в больших чинах держите лично меня в курсе.
– Слушаюсь.
– Максимилиан Иванович, останьтесь. А вы, господа, свободны.
Сыщики вышли в приемную, и Лебедев сразу сказал:
– Нам надо объясниться. Я…
– Василий Иванович! Твоей вины ни в чем нет, я знаю. Давай сходим вечером к Донону и зальем эту историю водкой. А помогать тебе я действительно всегда рад. Хорошо, что в департаменте появился настоящий сыщик-практик. Я ведь помню историю с ремонтом помещений Московской сыскной полиции.
В тысяча девятьсот третьем году Лебедева, исправляющего должность, сделали наконец полноценным начальником МСП. Он сразу поднял вопрос о переделке помещений в Малом Гнездниковском переулке. Комнаты там были расположены очень неудобно, в кабинет первого лица просители шли на виду у всех. Регистрационное бюро и стол приводов сидели вместе, сыскная тюрьма не вмещала арестантов, фотолаборатория отсутствовала. Лебедев написал несколько рапортов, и на все ему дали отказ. На Рождество он получил хорошие наградные и… сделал на них ремонт. Истратив собственные средства. Притом что жил исключительно жалованьем.
Вечером два приятеля сходили в ресторан Донона, где и назюзюкались. Ольга Дмитриевна даже устроила мужу выволочку, хоть и беззлобную.
Дальше был Новый год. Лыков с Оконишниковой провели его в доме Таубе. Туда же пришли жених с невестой, получилось весело и душевно. Отдохнув день от пьянства, коллежский советник телеграфировал в Киев Красовскому: в городе ли Марголин? Получил быстрый ответ, что в городе, взял билет и покатил на юг.
Николай Александрович Красовский был сыщиком киевской полиции, который в 1900 году единственный помогал Лыкову вопреки воле начальства. Тогда всем в отделении заправлял коллежский регистратор Асланов. Будучи в столь ничтожном чине он тайно руководил преступным миром города. А когда командированный из столицы это вскрыл, Асланов едва не отправил Алексея Николаевича на тот свет. С тех пор Лыков избегал поездок в Киев. Теперь ему требовалось наведаться туда, желательно всего на один день. Выяснить, что нужно, и благополучно убраться восвояси.
Красовский встретил питерца на вокзале и сразу отвез к себе домой. Там гостя радостно встретила супруга сыщика Ангелина Васильевна, урожденная Выверцева. Семь лет назад она смело пришла в номер к Лыкову и попросила убедить Красовского жениться на ней. Более чем необычная просьба… Выпила шампанского, сыграла на гитаре, чтобы отвести глаза коридорной прислуге. Они договорились не рассказывать Николаю Александровичу об этом визите. И теперь Лыков лишь украдкой подмигнул Ангелине Васильевне. Он видел, что живут супруги душа в душу – и слава богу. По дому бегали двое сыновей, играли в казаки-разбойники и весело галдели.
– Что творится у вас в отделении? – первым делом спросил коллежский советник у коллеги.
– Ничего хорошего, – ответил тот. – Начальник вожжи отпустил, все идет вразнос.
– А кто теперь начальник?
– Надворный советник Рудый. Вроде бы хорошо начал, но эта революция, черт ее дери! Знаете, сколько у нас народу уволилось? При штате двадцать три человека ушли двадцать восемь. Еще двоих убили, и одного изувечили до полусмерти. Вот такие дела.
– А как поживает мой приятель Асланов?
Надзиратель невесело улыбнулся:
– Рудого вот-вот выкинут, и Спиридон – первый кандидат на должность.