Семь лет назад, в спешке покидая Киев, Лыков не решился рассказать Красовскому все, что узнал про Спиридона Асланова. Для его же блага. Вот и теперь он лишь пожал плечами: – Опытный человек, пусть растет… Киевлянин внимательно посмотрел на питерца. Умный и чуткий, он сразу уловил недосказанность. Но спросил о другом: – Что у вас за дело к Марголину? – Хочу, чтобы он свел меня со Львом Бродским. – А-а… Он может. Только вам надо поторопиться. Сейчас все наши богачи здесь, в городе. Но Бродский, например, скоро уедет в Монте-Карло. – Капиталы рулетить? – Именно. Сколько он денег туда перевозил – страсть. Весь Киев смеется. И не надоедает человеку… Алексей Николаевич решил не терять время и телефонировал Марголину. Благо Красовский, женившись, переехал из непрестижной Татарки в респектабельный дом на Кирилловской улице, и в квартире даже был телефон. Лыков попросил соединить его с Давидом Симховичем. – Как вас представить? – спросил безукоризненно вежливый секретарь. – Лыков, чиновник особых поручений Департамента полиции. Миллионщик, видимо, слушал в отводную трубку, поскольку сразу же вклинился в разговор: – Алексей Николаевич, какая радость для меня! Вы у нас в городе? – Да, только что приехал. – Приглашаю вас вечером отужинать со мной. У меня есть что рассказать. Я ваш должник и… – Давид Симхович, а можно не ждать вечера? У меня к вам просьба, не терпящая отлагательств. – Тогда отобедаем. Приезжайте прямо сейчас в ресторан гостиницы «Континенталь». Через полчаса сыщик снимал пальто в гардеробе ресторана. К нему подбежал страхолюдный детина с маленькой головой на плечах циркового атлета: – Вашество, уж как мы рады! И отобрал у сыщика шапку. Это был камердинер и одновременно телохранитель Марголина Савелий Драпогузов. – Привет, Савелий. Вижу, есть еще силенка у ребенка? Сыщик шутя взял детину за ремень, поднял на вершок и понес в ресторан. Тот лишь ойкал и хлопал глазами. Перед столом Марголина он поставил камердинера на пол и протянул киевлянину руку: – Спасибо, что приняли так быстро. – Я же ваш должник, – ответил миллионщик. – Как рассказали вы мне про аферу Меринга, я сразу принял меры. Театр Соловцова остался у Бродского, не удалось мне его отбить. А вот эта гостиница теперь моя. Спасибо за сигнал! – Тогда попрошу вас об ответной услуге, Давид Симхович. Они сели за накрытый стол, и Марголин кивнул: – Начинайте. – Мне надо как можно скорее увидеться с Львом Израилевичем Бродским. Еще нужно, чтобы он честно ответил на мой вопрос. – Хм… Вопрос, поди, неприятный? – Увы. Марголин задумался. – Встречу я вам устрою. И прямо сегодня, потому как завтра Лева укатит в свой любимый Монте-Карло. А вот сделать так, чтобы он честно ответил на вопрос, боюсь, не сумею. Мы с ним конкуренты, с чего бы ему мне потакать? – Пусть так, наладьте встречу. Буду вам весьма признателен. В результате через три часа Лыков входил в здание правления Александровского общества на Бибиковском бульваре. Его принял приземистый, коротко стриженный мужчина с лицом жизнелюба. – Проходите, присаживайтесь. Чаю, может быть? Или коньяку? Насчет последнего составлю вам компанию, я в это время всегда потребляю рюмочку. – Охотно, господин Бродский. И чаю можно, и коньяку. – Для вас Лев Израилевич. – Тогда я Алексей Николаевич. Они сели за стол и начали разглядывать друг друга. Потом махнули по рюмке «рено», взяли стаканы с чаем, и сахарозаводчик сказал: – Давайте сразу быка за рога. Давид сказал, что вопрос неприятный, но какой именно, он не знает. – Хорошо. Сколько вы платите за то, чтобы железнодорожные воры не трогали ваш песок? И кому именно? На лице Бродского дернулся мускул, и он быстро ответил: – Никому я не плачу, о чем вы? – Я прошу вас ответить честно. – А если не отвечу? – Тогда я немедленно телеграфирую Столыпину, и он прикажет аннулировать ваш заграничный паспорт, – пригрозил сыщик. – Зимовать будете не в Монте-Карло, а в Киеве. – Это шутка, полагаю? – Вовсе нет. Лыков вынул открытый лист и дал прочитать Бродскому. Тот желчно произнес: – Ко мне он не относится, только к исполнительным чиновникам! – Разумеется. Так и скажите жандармам, когда они развернут вас в Вержболово[36]. – И вы играючи связываетесь с самим Столыпиным? – Это легко, когда выполняешь его личное поручение. Миллионщик задумался: – Давид аттестовал вас как человека серьезного. С которым лучше дружить, а не враждовать. Хм, хм… – Чего вам бояться, Лев Израилевич? Признайтесь, сколько вы отстегиваете Ванде Подгурской, и разговору конец. У Бродского снова дернулась щека: – Вы и фамилию знаете… Ну что ж, ладно. Он уперся локтями в стол, положил подбородок на кулаки и начал: – Это случилось прошлой весной. Я послал сахар-песок в Пруссию, а он пропал в пути. – Сколько НТВ было сахара? – блеснул знанием терминологии сыщик. – Восемь вагонов, шесть тысяч пудов. – Где именно пропал груз? – А черт его разберет! Из Киева выехал, а в Москву не прибыл. – И как вы на это отреагировали? – Плохо! – рявкнул миллионщик. – Это же песок. Русские его не любят, зато любят немцы. И вагоны направлялись за границу. Я, конечно, послал следом за пропавшим составом другой. Но все равно сорвал поставку и заплатил неустойку. Дело, господин чиновник особых поручений, вовсе не в деньгах. Я в рулетку просаживаю зараз больше, чем понес убытков из-за этой кражи. Но я испортил себе репутацию! Понимаете? С немцами так не пройдет, это не русские. Второй раз сорвешь поставку, и больше с тобой никогда не станут иметь дело. И тут мне написали, что если я не заплачу, то будет второй раз. А также третий, четвертый, и так до тех пор, пока не поумнею. – Вы решили откупиться. – Конечно! На вас, на полицию, надежды никакой. – А вы обратились к нам?