– Что, краденый чай обрабатывают там? У почтенных торговцев? – Перлов с Казаковым об том не знают. Мошен-ничают управляющие. Лыков подумал и спросил с сомнением: – Ваши сведения точны? А то мы ворвемся туда с облавой да и обмишуримся… – Господин Лыков. Вон сидит почтенный Кон-Ха-Шен. У него только что пропало двести мест чая высшего сорта «ю-чен-юань-нумы». Червонец за фунт, между прочим! Сегодня ночью его будут перефасо-вывать в доме двадцать три. Если вы придете туда с вашими людьми, то… как это? – Поймаете с поличным, – вдруг подсказал Кон-Ха-Шен. – Да, так. Сыщика охватило возбуждение. Если китайцы правы, метафора про соседнюю комнату превратится в факт. То-то Стефанов удивится… Алексей Николаевич отпустил чаеторговцев, велев им быть этой ночью наготове. Оказалось, что все они сидят в одном месте, в доме Швецова на Софийской набережной. Фабрика электрической развески чаев (интересно, что это значит?) располагалась в двух шагах от номеров «Неаполь», на углу Каланчевской и Большой Спасской. Очень удобное место для того, чтобы прятать краденый товар: железнодорожный треугольник находился напротив. Всюду сновали огромные телеги ломовиков, доверху наваленные грузами, затеряться было легко. В восемь часов вечера Лыков телефонировал подполковнику Запасову. Тот ужинал у себя на квартире и собирался винтить с приятелями. Услышав, что надо явиться в сыскное с револьвером, он лишь спросил: – Деримедведя с собой брать? – Обязательно. И еще человек десять. Затем Алексей Николаевич отправился на квартиру к Бухману. Безотказный следователь поехал с сыщиком в свой рабочий кабинет, оформил ордер на обыск и вручил питерцу. Оставалось лишь собрать в Малом Гнездниковском арестную команду. За час до полуночи пятеро сыщиков и дюжина жандармов окружили фабрику. У входа никого не было, дверь оказалась заперта изнутри, в окнах горел свет. Как быть? Лыков с Деримедведем подкрались, пригибаясь под окнами, к самой двери, ощупали ее. Ого! Толстая и обита железной полосой. Засов, не иначе, вершковый. Полотно распахивается наружу, и, если начать его ломать, оторвешь ручку, но так и не откроешь. Сыщики обошли здание и подкрались к задней двери. Там стояли двое мужчин, курили и матерились. Алексей Николаевич подошел вразвалку и спросил: – Тут китайцы не проходили? – Какие еще китайцы? – спросил один, долговязый, полупьяненький. – Ну, эти! Сунь-Вынь-Дай и На-Вот-Влоб. На этих словах сыщик схватил курильщиков за плечи и сильно стукнул лбами. Те повалились на руки подбежавших надзирателей. Арестная команда, ощерившись револьверами, ворвалась внутрь фабрики, и началось… В конце длинного коридора стоял мужик и, хищно скалясь, целился в сыщиков из револьвера. Раз! Пуля чиркнула Лыкова по верху барейки. Из-за его плеча выскочил Деримедведь и попытался закрыть Алексея Николаевича собой. Тот не поддавался и оттирал вахмистра за спину. Пока они пихались, бандит снова выстрелил. Осечка! Преступник бросил на пол револьвер и кинулся в боковую дверь. Полицейские пустились следом и оказались в большом, ярко освещенном цехе. Посредине стояли какие-то аппараты – видимо, чаеразвесочные. Десяток рабочих, завидя облаву, заорали благим матом и бросились врассыпную. Лыков крикнул: – Замри! Руки вверх! Мастеровые послушались и подняли руки. Но в дальнем конце цеха суетились совсем другие персонажи. Оттуда полетели в сыщиков пули. Алексей Николаевич хотел ответить, но мешали рабочие. Пришлось идти грудью на приступ. Вот на пути оказался рыжий парень с «браунингом». Увидев страшное лицо сыщика, он отбросил оружие, словно оно жгло ему ладони. Упал на колени и закричал: – Сдаюсь, на мне крови нет! Лыков пробежал мимо. Трое бандитов спешили по крутой лестнице наверх. Вахмистр с коллежским советником, опять пихаясь, полезли следом. Питерец оказался сильнее и вырвался вперед. Снова в него выстрелили, и снова не попали. Деримедведь вдруг вскрикнул. – Андрей Зиновьевич, ты цел? – обернулся Лыков. Вахмистр потер плечо, там торчали нитки, и воскликнул: – Мухоблуды, опять шинель порвали! Что же это такое, Алексей Николаевич? Сколько можно?! Они загнали бандитов на третий этаж, где те и заперлись. Как быть? Жандарм сильно приложился кулаком об дверь, так, что та загудела. – Слышь, ты, ипохондрия! Сдавайся, пока вас не шлепнули. Лыков едва успел оттолкнуть Деримедведя за косяк. Изнутри начали стрелять, только щепки летели от дверного полотна. – Ух ты! – развеселился вахмистр и ответил. Но вскоре пальба затихла. Положение запершихся громил было безвыходное. Полицейские пытались им это объяснить, уговаривали сдаться, но те упорствовали. Видать, знали, что им не миновать виселицы. Началась муторная осада. Лыков сверху видел, что явились все семеро китайцев. Они разошлись по цеху и стали отыскивать свои ящики. Уполномоченный радостно махал руками и звал питерца спуститься. Но тот пока не мог. Из ГЖУ привезли пуленепробиваемый панцирь офицерского образца. Когда-то у Алексея Николаевича был такой же, даже лучше – подарок Буффало. Но он давно сломался, и сыновья надевали его, когда подростками играли в рыцари. Сыщик примерил этот – тесноват в плечах. Тогда из управления доставили броневой щиток с прорезью для глаз и ручкой изнутри, за которую его можно было держать. Коллежский советник согнулся вдвое, прикрылся щитком, подошел к двери и сказал грозно: – Последний раз предлагаю! Или спишу сейчас, сукиных детей, в расход. Бандиты опять выстрелили. Пуля со звоном отлетела от брони. – Ну? Слышите? Ничего у вас не выйдет. – Ладно, мы открываем! – раздалось из-за двери. Алексей Николаевич не поверил, сменил обойму и изготовился к стрельбе. И точно: как только дверь распахнулась, оттуда вновь полетел свинец. Тут уж полицейские не выдержали и ответили плотным огнем. Когда все кончилось, оказалось, что два бандита убиты наповал, а третий тяжело ранен в живот и умирает. Лишь после этого Лыков смог спуститься вниз. Там его встретил торжествующий Джо-Хун-О: – Ну, что я говорил? Все двести ящиков Кон-Ха-Шена здесь, и моих триста, и Ту-Чен-Юя, и Тин-Тай-Хена. Видите, половина комнаты заставлена? Это наш товар. Откуда-то появился следователь Бухман с ненужным уже «наганом» в руках. Он ахнул, увидав штабеля чая: – Вот это да! Китайцы тут же вручили ему один ящик. Досталось и сыскной полиции, и железнодорожным жандармам. Самый дорогой сорт преподнесли Лыкову. – Алексей Николаевич! – раздалось сзади. Питерец обернулся. Сконфуженный Стефанов показал ему стопку накладных. – Вот… Вы были правы. Чай прямо в дорожной укупорке, тут не меньше вагона. Отправлен из Одессы. А московских штемпелей о прибытии нет. Лыков молча протянул ему руку, Василий Степанович пожал ее, и больше они к этому вопросу не возвращались. Глава 15 Тугарин Змей Штурм чаеразвесочной фабрики подтолкнул картель к действиям. Утром на другом конце города начался сильный пожар. В Живодерной слободке загорелся неведомо кому принадлежавший склад. Огромный столб черного дыма закрыл полнеба. Знающие люди говорили, что так горит хлопок. По улочкам слободы текли сахарные реки. Местные кололи сладкий поток лопатами, грузили в тазы и растаскивали по домам. Пожарные команды трех частей едва потушили пламя. Быстро выяснилось, что это был поджог. Сыщики поняли: картель заметает следы. Бандиты уничтожили вторую грузовую площадку, не дожидаясь, пока ее обнаружит полиция. Красные от стыда Перлов с Казаковым сидели у Воеводина и давали показания. Нет, они ничего не знали! Надо спросить с управляющего. Управляющий по фамилии Авранек быстро раскололся. На взгляд Алексея Николаевича, подозрительно быстро. Да, он по ночам приказывал рабочим расфасовывать ворованный чай. А попробуй откажись, когда тебе дуло к голове приставили. Кто приставил? Бандиты. Поименно Авранек их не знал, но самого страшного все называли Ефим Вавилович. Почему в полицию не обратился? Они угрожали убить семью. Лыков стал допрашивать рыжего парня, единственного из охранников, сдавшегося живым. Тот оказался из Андроновки, сосед налетчика Седачева, пойманного в облаве на железной дороге. Звали рыжего Пашка Абливанцев. – Ты сказал, что крови на тебе нет, – начал допрос коллежский советник. – Не врешь? Мы ведь выясним. Лучше скажи правду, это зачтется на суде. – Нету, святой истинный крест, – побожился Пашка. – Не успел, бог уберег. – Что же ты в бандиты пошел, если такой богобоязненный? – А куда еще идти, ваше высокоблагородие? – Парень запел ту же песню, что прежде его земляк. – Нищеброды мы, голытьба. Работал я в починочном заводе, что на Покровской заставе, вагоны чинил. Руку поранил, меня и выгнали. Куда деваться? – Конечно, некуда, кроме как людей убивать, – оборвал его сыщик. – Ты дело говори, а скулить нечего. Кто те трое, что не сдались? – Вовка, Степка и Шурка. – Фамилии у них есть? Или хоть клички? – Я только-только прибился, потому не знаю. Шурка был за главного. Мы фабрику караулили, когда там по ночам краденый чай развешивали. Электричеством, пра! Я завсегда там терся, интересно было смотреть. – Тугаринова видел? – Два раза. Так он ушел за полчаса, как вы явились! – Как выглядит Тугаринов? – Мужик такой… властный. Глянет – будто огнем ожгет. Все его боялись. – Ты мне наружность его опиши. Подробно. – Обыденная наружность. Шапка на нем хорошая, барашковая. Видно, что мужчина при деньгах. Так прошел весь допрос. Лыков выгнал бесполезного свидетеля. Он приказал сыщикам проверить измерительные антропометрические карточки, и по ним опознали Шурку и Вовку. Это оказались бандиты-рецидивисты в розыске. Шурка, он же Александр Балчужников, проходил еще по делу печально знаменитой в 1903 году «Каиновой шайки». Ее атаман Савченко выдавал себя за богатого землевладельца и размещал в газетах объявления о найме служащих. От кандидатов он требовал залог в пятьсот рублей. Люди приходили в контору, оставляли залог и выезжали к месту службы. Под видом лакеев у Савченко жили убийцы. Они подстерегали жертву в поезде или в гостинице… Балчужников был одним из исполнителей, попался, но в смутном девятьсот пятом сумел сбежать из следственной тюрьмы. Кадры у загадочного картеля были что надо. Алексей Николаевич распорядился вызвать к нему на беседу госпожу Подгурскую. Явилась дама лет сорока пяти, следящая за собой, накрашенная и надушенная. Сначала она держалась по-деловому. Дороги так и норовят обжулить своих клиентов. За все дерут втридорога: за взвешивание, за хранение грузов, за простой вагонов… Человека несведущего легко запутать и вынудить платить лишнее, а она помогает экономить на перевозке. Когда сыщик начал задавать неудобные вопросы, женщина спокойно заявила: