А сам с равнодушным видом направился к воротам. Неужели эти двое замешкаются? Но нет, они семенили следом. На улице обнаружился шарабан на зимнем ходу, запряженный парой в дышло. Вожжи были наброшены на отбойник. Азвестопуло снял их, сел за кучера, хлопкоторговцы залезли внутрь. Тут из ворот к ним побежали двое. Сергей всадил первому пулю в плечо, а второму в ногу. Лыков после Ростова велел по возможности никого не убивать, и титулярный советник стрелял аккуратно, не наповал. Лошади рванули с места в карьер. Шарабан вылетел на рельсы Виндавской дороги, его занесло, седоки едва не вывалились. «Демон» с трудом укротил напуганных лошадей. Он проехал немного вперед, затем через Дмитровское шоссе вернулся в Бутырский участок и погнал в управление. Через полчаса полицейские ворвались в дом на Царской улице. В гостиной лежал Скумбуридис. Ему вонзили финку в сердце по самую рукоять. Азвестопуло первым делом пробежался по комнатам. Портфель с лыковскими облигациями на сорок три тысячи рублей валялся под кухонным столом. Сергей дрожащими руками раскрыл его. Вроде все на месте… Тут подбежал помощник пристава и схватился за портфель: – Что тут у вас? Немедленно приобщите к описи. – Еще чего! Это реквизит Департамента полиции, я за него расписку давал. – Ничего не знаю. Приобщите, у нас в участке с этим строго, господин пристав спуску не дает. Как назло появился и пристав: – Что у вас в портфеле? Где вы его нашли? – Не нашел, а явился с ним сюда, – начал объяснять титулярный советник. – Это департаментский реквизит, мы проводим секретную операцию. – А чем докажете? Вдруг это собственность убитого? Ну-ка откройте. Сергей открыл, не выпуская портфеля из рук. – Вот, смотрите. Здесь поддельные облигации на сорок тысяч рублей. Зарезанный Скумбуридис был связан с уголовными, он обменивал их добычу на «чистые» деньги, а себе брал процент. Вы знали об этом? – Ну… – Знали и допускали? – Но… – Так заносим в протокол или нет? Пристав махнул рукой и убежал, за ним, бранясь, удалился и помощник. Когда на место происшествия приехал Лыков, титулярный советник сидел в гостиной, не выпуская «реквизит» из рук. – Ты цел? – кинулся Алексей Николаевич к Сергею. – Цел. А торговца губками зарезали. Я ранил двоих, когда прорывался. – Это их кровь во дворе? – Да. Раненых бандиты забрали с собой. – Как так получилось? Тебя узнали? «Демон» шагнул к дверям: – Едемте быстрее в Бутырский участок, расскажу по дороге. Кажется, у нас есть два свидетеля. Глава 18 Разгром картеля Вавойский с Кошеваровым сдержали свое обещание. Когда их привезли в сыскную полицию, они тут же дали признательные показания. Директора товарищества «Оборот» оказались людьми осведомленными. Они нарисовали картину таких хищений, что в Москве вновь прошли массовые аресты. Первым был схвачен директор Курской дороги действительный статский советник Лабзин. А затем началось… На Курской за решетку также угодили смотритель выгрузного двора, смотритель погрузного двора, кассир товаров большой скорости и оба агента по передаче грузов. На Николаевской – начальник товарной станции, заведующий товарным отделением и начальник коммерческого отдела. Ярославско-Архангельская дорога лишилась смотрителя товарного движения и всех товарных кассиров с помощниками в обоих отделениях: «Отправление» и «Прибытие и выдача». На Рязанско-Уральской чугунке взяли бухгалтера с правами заместителя заведующего и смотрителя керосиново-нефтяных складов. И это было только начало… Выяснилось, что вся система отправки, доставки и учета грузов на дорогах московского узла стала жертвой мошенничества. Фон Мекк впал в ступор. Сначала он ходил и хлопотал за арестованных, никак не мог поверить в происходящее. Лыков дал ему почитать протоколы допросов. Николай Карлович все равно не поверил и лично встретился с некоторыми из них. Вдруг там самооговор? Из следственного корпуса он вышел красный, как рак. Вдвоем с питерцем магнат отправился в ближайшую кухмистерскую и потребовал водки. Николай Карлович был сам не свой. Наконец он сказал: – Единственное, что радует – среди них нет ни одного настоящего железнодорожника. – В каком смысле? – не понял сыщик. – Да они все торгаши, купцы от чугунки. Настоящие путейцы не такие, они труженики. Я горжусь тем, что к ним принадлежу. Обратите внимание: когда по улице идет человек в черной шинели, люди смотрят на него по-особому. Они понимают, что тот облечен большой ответственностью. Ему доверяют здоровье и даже жизнь. А случись война? Без нас как армия станет воевать? – Отрасль ваша важная, – согласился Лыков. – Даже содержание это отражает. На службу просто так не попадешь, только если путевым рабочим. – Вы не до конца понимаете, – все так же взволнованно продолжил фон Мекк. – Железные дороги – это локомотив всей экономики. Знаете, сколько чугуна уходит на изготовление паровоза? Шесть тысяч пудов. На товарный вагон – триста шестьдесят, на пассажирский – полторы тысячи с лишним. Добавьте эксплуатационные расходы металла на содержание и ремонт путей: четыреста пудов чугуна на версту в год. Осознаете? Мы – главный покупатель металла. И главный двигатель металлургической промышленности. В девятьсот седьмом дороги потребили шестьдесят пять миллионов пудов чугуна! А сколько грузов они перевезли? Не знаете? Я вам отвечу: пять миллиардов двести миллионов пудов! А вы говорите… Лыков ничего плохого про железные дороги не говорил, но возражать не стал. Такая преданность своему делу вызывала лишь уважение. Магнат продолжил: – Я, когда был кочегаром, понюхал угольной пыли. И кочегар не только лопатой машет. Бывало, вернешься из поездки и, вместо того чтобы домой идти, несколько часов моешь юбку паровоза. С мылом и щелочью! – Юбку? – Так называется кожух, который защищает нижнюю часть машины. Ты должен сдать его следующей смене чистым. А машинисты? В их руках человеческие жизни! Нет, большинство моих коллег – люди порядочные. И тем обиднее видеть сейчас такое… Арестованные кассиры рассказали, как были организованы хищения. Лыков ошибался, полагая, что грузы исчезали в пути. Нет, их крали в самой Москве. При этом вагоны никуда не пропадали, иначе дороги первыми подняли бы тревогу. Пропадали грузы. Обычно те, которые прибывали в Москву издалека. Отправитель за тысячи верст, объясняется со станцией назначения по телеграфу – много ли так выяснишь? В лучшем случае здесь есть доверенный[46], которого можно долго гонять по кабинетам. Учет на дорогах оказался в немыслимо запущенном состоянии. Конечно, им пренебрегали сознательно, но бардак достиг чудовищных размеров. Сыщики изъяли тысячи квитанций, сданных в бухгалтерии безо всяких штемпелей. Выяснить по ним судьбу пропавших грузов было невозможно. То же самое и с грузовыми раздаточными ведомостями. Другие важные документы – книга весовщиков, книга прибытия-отбытия и книга подачи вагонов – на всех восьми дорогах представляли собой просто набор нескрепленных листов. Точно так же, как книга учета арестантов у Мойсеенко… Ставка была сделана на взаимные махинации. Когда нет ни внутреннего учета, ни встречного, следов уже не найти. Что самое удивительное, коммерческие и юридические службы дорог такое положение дел устраивало! Это позволяло им отбивать наскоки претендателей и тянуть до истечения искового срока. Поэтому бардак в учете не только не наказывался, но даже молчаливо одобрялся. Далее. Жулики старались обирать крупных грузохозяев. Маленькие комиссионеры ждали свой единственный вагон как манну небесную. Они торчали на станциях, следили за продвижением товара по телеграфу. У таких украдешь немного, а хлопот не оберешься. А Московское торгово-промышленное товарищество, которое гнало хлопок из Ферганы эшелонами, на единичные пропажи смотрело сквозь пальцы. А даже если и начало бы оно свое частное дознание? Правление дороги тянет волынку. Сыскная полиция отмахивается. МПС в лице товарища министра молча складывает жалобы в ящик стола. Иногда доставалось и малым грузохозяевам – если их товар приглянулся Князю. Он заранее искал покупателей. И давал команду украсть, уже зная, куда отправить добытое. Большинство хищений приписывали ворам или разбойникам. Крючники подломают вагон и утащат из него часть груза, например десять кип хлопка. Агенты картеля тут же спрячут то, что осталось, и еще пару вагонов в придачу. Потом сообщают получателю: не успели разгрузить, а тут снова воры, когда же это кончится, пишите в полицию, мы устали штрафы платить… Для самых настырных искателей возмещения придумали особый прием. Товарный кассир ставил на оригинале приехавшей накладной штемпель с датой. А рядом мастера из Лукоморья рисовали поддельную отметку в получении груза. Круг смыкался. Обворованный кричал, что это мошенничество, подпись не его, на дубликате накладной таких отметок нету… Его отсылали в Малый Гнездниковский – иди ищи правду там. С транзитными грузами большой скорости поступали еще изощреннее. Первым делом мошенники переводили их в грузы малой скорости. Те, в свою очередь, делились на срочные и очередные. Срочные должны быть нагружены и вывезены в течение двух суток с момента поступления на станцию. А вот очередные грузы – изгои на железных дорогах. Их отправка велась без каких-либо обязательных сроков, главное – соблюсти очередь. Кассиры загоняли в этот раздел самые дорогие клади и прятали их на некоторое время. Например, вагон с хлопком прибыл с Оренбург-Ташкентской дороги на товарную станцию Московско-Курской дороги, что в Новой Деревне. Отправитель – Московское торгово-промышленное товарищество, получатель – товарищество Вологодской мануфактуры. Кассир станции сразу же изъял у обер-кондуктора оригинал накладной со штемпелями отправки. В грузовой распределительной ведомости он честно сделал об этом отметку, но пересылать вагон транзитом в Вологду не стал. Вместо этого кассир подделал документы, переведя хлопок в очередные грузы малой скорости. Затем в Лукоморье сфабриковали новую накладную. Из нее следовало, что грузохозяин хлопка – товарищество «Оборот», а пункт назначения – Петербург. Вагон загнали на станцию Лефортово Окружной дороги. Отстояв там пару дней, он переехал на товарную станцию Николаевской дороги, где следы его окончательно затерялись. Затем хлопок перегрузили в другой вагон и послали на сортировочную горку Николаевской дороги, с новой накладной от «Оборота». Получателем сырья теперь выступал паровой механический хлопкоочистительный и белильный завод Новицкого, что на Выборгской стороне. Цена товара была на треть ниже рыночной. Питерцы прекрасно понимали, что покупают краденое, но жадность брала верх. Сортировочный парк Николаевской дороги был ключевым местом махинаций. Все девять кассиров, что входили в картель, именно туда посылали вагоны с подложными документами. В парке их формировали и отправляли новым покупателям. Эти вагоны не ломали крючники, и на них не нападали в пути бандиты. Разумеется, участниками и свидетелями огромной аферы являлось множество людей. Маневровые машинисты, начальники станций, коммерческие агенты, весовщики – все они или помогали, или молчали. Сунут малодушному машинисту «красненькую», он сформирует состав и распишется, где укажут. Тех, кто противился, переводили на худшие должности или вообще выгоняли с дороги. Самых непокорных убивали головорезы Тугарина Змея. Картель создал сеть отраслевых компаний, которыми дирижировала агентурная контора Лонгина Приятелева. Кассиры вели собственный учет. Торговый дом «Георгий Скумбуридис и братья Кундурис» отмывал их деньги. Доход кассиров составлял меньшую часть добычи, основные обороты контролировал Приятелев. Его контора готовила ежемесячные отчеты и посылала Князю. По итогам квартала главари собирались на совещание. Там обязательно присутствовал товарищ министра тайный советник Бавастро. Другим членом ареопага кассиры назвали Лабзина. Директором-распорядителем преступного общества выступал Князь. Начальник товарной станции Николаевской дороги утверждал, что однажды присутствовал на совещании: его чехвостили за снижение оборотов! И среди атаманов сидел неприметный человек, который все время молчал. Прочие относились к нему с особым почтением… Но других подтверждений полиция не нашла. К заявлению жулика следовало относиться осторожно. Кассир из Рогожи утверждал, что тоже ходил на ежеквартальный отчет и видел там Мойсеенко с Рейнботом! И стоял на своем. Особенное внимание сыщики, конечно, уделили личности Князя. Его фамилия действительно оказалась Згонников. В адресной конторе числился лишь один такой, и звали его Илларион Ефремович. Православного исповедания, личный почетный гражданин, холост, проживает в меблированных комнатах «Мадрид и Лувр» на Тверской в доме Поленова. Комиссионер по меховому товару. У полиции не было никаких порочащих его сведений. Само собой, визит в номера не дал результатов. Атаман съехал заблаговременно и сменил паспорт. Найти его в миллионной Москве было трудно, если он вообще не сбежал оттуда… Зато полиция смогла выявить активы Князя. Выяснилось, что в городе на него записано имущество стоимостью в миллион рублей! Несколько доходных домов были куплены в прошлом году. Видимо, девятьсот седьмой выдался для картеля удачным. Еще преступнику принадлежали вклады в трех банках, но он успел их снять. Згонников был так же главным акционером Голутвинской ткацкой мануфактуры среднеазиатских и внутренних изделий. Среди владений Князя обнаружился даже кабинет автокондуктивного массажа на Арбате… Душеприказчиком главаря в финансовых вопросах был Лонгин Приятелев. Он-то как раз оказался хорошо знаком полиции, только не московской, а петербургской. Дважды находился под следствием, отсидел полтора года в исправительно-арестантском отделении и был выслан из столицы. Алексей Николаевич лично допросил мошенника. Как подобраться к Князю? Кто его приятели, подруги или собутыльники? Тот лишь посмеялся. Слабостей у Згонникова нет, близко к себе он никого не подпускает. А рассказывать о таком человеке себе дороже. Если Илларион Ефремович узнает, что его кто-то выдал, то можно сразу обращаться к Карягину[47]. Финансист категорически отказался говорить о Князе, сказав, что лучше пойдет на каторгу. Молчали о главаре и кассиры, и смотрители амбаров. При упоминании его фамилии все словно цепенели. Наконец Лыков разговорил самого развитого из арестованных, начальника станции. Тот долго мялся, но в конце концов сообщил: – Илларион Ефремович все вожжи держал, да. Главный управитель, и он же ревизор. Попробуй сделать что-то не так, и сразу наказание. Жуткий человек… – Сильно запугивал? – Он не запугивал, а сразу убивал. У меня был поддежурный, который не хотел потакать воровству. Обещал в полицию сообщить. Я к Згонникову: что делать? Тот пришел, молча выстрелил человеку в голову. Без разговоров. А тело потом бросили на пути. Они так всегда делали. Клали на рельсу головой, паровоз расплющит, и будто бы несчастный случай. На моей станции еще сторожа так положили, и на других, я слышал, казнили нескольких. – Князь лично стрелял? – не поверил Лыков. – При свидетелях? – Да. Тот случай я сам видел. – Он садист, ему доставляет удовольствие убивать людей? – Нет, что вы. Просто он считает, что так нужно для дела. И точно, после казни честных служащих все остальные помалкивали. Илларион Ефремович не убивец, а предприниматель. Говорю же: вожжи были в его руках. Все крутилось и вертелось с его благословения или пинка. Замечательный организатор! Только очень страшно с ним работать. – Неужели все до единого боялись и молчали? Не нашлось смелого человека? – Повторяю: людей запугали. Самый большой склад краденого был в подмосковном селе Перово. Чуть не половину села забили товарами. А когда этим заинтересовался тамошний урядник, его тут же зарезали. Ну и… Все окончательно сникли. Уж если полицейских режут и управы нет, чего ждать простым людям? Лыков продолжил расспросы: – Скажите, а в чем была разница между ним и Тугариновым? Вы ведь знали обоих? Они как будто дублировали друг друга? – Разница была большая, – заявил железнодорожник. – Да, я знал обоих. Тот был просто уголовник, хоть и серьезный. Его тоже все боялись, тут они со Згонниковым схожи, это верно. Их различал масштаб. Тугаринов был при Князе наподобие адъютанта. Он отвечал за бандитизм, за связь с воровскими шайками. Стращать людишек тоже входило в его обязанности. А Згонников стоял на самом верху пирамиды. Он именно что руководил. И у него хорошо получалось, учитывая, сколько времени вы не могли раскрыть его пирамиду… Лыков отправился в Петербург. Заодно, кстати, сдал в банк взятые на время облигации. Он просидел в картотеке Петербургской сыскной полиции два дня, но не нашел ничего полезного. Все зарегистрированные контакты Приятелева были связаны со столицей. О Згонникове нигде не было ни слова. Коллежскому советнику пришлось решать и вопрос с помощником. Тот считал, что его легенда не пропала. Князь услышал от Скумбуридиса кличку Сапер. После чего грека зарезали. Вряд ли бандиты связали это убийство с налетчиком Азвестопуло. Тот в Москве был редким гостем, нигде не светился. На всякий случай титулярный советник навестил деда Афанаса. Рассказал, что явился по указанному адресу и угодил в чужое похмелье… Владельца «постирочной» убили чуть не у него на глазах, гость едва успел сбежать. Видимо, что-то не поделили. А могли под горячую руку и Сергея прикончить. И сейчас налетчик не знал, что делать. Облигации требовалось обратить в деньги, а кто теперь за это возьмется? Дедушка поохал-поахал и послал грека аж в Гомель. Вторая часть дознания железнодорожных краж быстро набирала ход. Арестованные все поголовно сознались, кроме Приятелева и двух генералов. Вот только атамана не было. Директор департамента едва отпустил Лыкова обратно в Москву. Мол, москвичи должны справиться сами. Коллежского советника заждались в других местах необъятной империи. Уже февраль, а он снова просится в Первопрестольную завершить начатое. Ну, вот тебе еще пара недель. И все!