Алексей Николаевич сел в поезд и отправился в Первопрестольную. Две недели пролетят незаметно, нужно спешить. Сыщик открыл газету. В Париже двенадцать градусов мороза. Беда! Без печей, двойных рам и при дороговизне топлива многие семейства замерзли до смерти в собственных квартирах. Хорошо, что дочка привычная и рамы у них утепленные. В том же Париже арестовали Мейера Валлаха и Фанни Жантульскую, русских революционеров. Они пришли в банк разменивать русские пятисотрублевые билеты. Те самые, которые похитили в Тифлисе при ограблении кареты казначейства. Номера билетов, как оказалось, были записаны, и пособники террористов угодили за решетку. Вот это правильно… Московские городовые преследовали убегающих бандитов на Большой Якиманке. Чтобы не отстать, вскочили на ходу в сани крестьянина Савина. Бандиты открыли ураганный огонь из револьверов. Но отважный крестьянин гнал лошадь под градом пуль, и преступники в результате были схвачены. Исправляющий должность московского градоначальника наградил храбреца пятью рублями. В Тифлисе на вокзале арестовали дворянина Орхеникидзе с гитарой в руках. В гитаре были спрятаны фальшивые банкноты на шестьдесят тысяч рублей. Интересно, как они там поместились? В Лиссабоне убили короля и наследного принца. Королю пуля угодила в сонную артерию, он скончался мгновенно. Принца ранили в голову и грудь, и он умер спустя несколько часов. Пострадал даже юный инфант: ему прострелили челюсть. Террористов зарубили саблями на месте. В Асхабаде зарезан владелец кишечного завода. Наемного убийцу выписал из Баку конкурент. Да, вот вам и особенности коммерции по-азиатски… С большим интересом сыщик прочел заметку о шпионском процессе. В Петербургском военно-окружном суде рассматривалось дело писаря Главного артиллерийского управления Викона. Он выкрал со службы две секретные книжки с расписанием расположения сухопутных войск и собирался передать их третьим лицам. Алексей Николаевич знал, что этими лицами были офицеры германского Генерального штаба. Шпиона разоблачил Фридрих Гезе, он же Буффаленок. А сведения от него доставил в Россию маршрут-агент русской разведки Павел Лыков-Нефедьев. Викона приговорили к шести годам в арестантских отделениях. За чтением полдня пути прошло незаметно. Вернувшись в «Неаполь», Лыков переоделся и поехал на Большую Бронную, куда вызвал Фороскова. Агент по кличке Страховщик явился веселый, пахнущий коньяком и большими деньгами. Вынул из кармана пачку турецких папирос, закурил и вальяжно откинулся на спинку кресла. – Ты чего такой сегодня? – удивился питерец. – Коммерция идет, – ответил гость. – Продал я шелк и выручил за него семь тысяч девятьсот рублей! Представляете, Алексей Николаевич? В жизни подобных денег в руках не держал. А тут за три недели такой прибыток. В жулики, что ли, пойти? – А что Канахистов? Как он отнесся к твоей удаче? – Сердится, а поделать ничего не может. И потом, Гаврила сам не в убытке, продал через меня ворованный сырец. Лыков предостерег осведа: – Будь настороже. Вдруг он с обиды какую гадость задумает? – А! – беззаботно отмахнулся Петр, доставая новую папиросу. – Куда денется, если его расписка о сотрудничестве у вас лежит? Они обсудили последние новости, потом Лыков дал Фороскову новое задание. Нужно найти Князя. Если он в Москве, то рано или поздно даст о себе знать сообщникам. Далеко не все агенты картеля арестованы. Канахистов не так прост, как хотел казаться. Его вес среди уголовников значителен, связи обширны, но он не намерен делиться сведениями с полицией. Нужно присмотреться к извозопромышленнику с другой стороны. Арестованные кассиры упоминали Канахистова в числе крупных скупщиков. Только ли в свою губернию он сбывал товар? Например, Гаврила приторговывал крадеными смушками. В деревне такие не наденешь. Форосков ушел, пообещав разузнать насчет смушек. Есть, мол, одна идея. Алексей Николаевич не стал допытываться, какая именно. Петр человек опытный, глупостей не наделает. Сыщик выспался от души и на следующее утро явился в ЖПУЖД. Им тоже велено было завести агентуру; может, что-то выяснили насчет Князя? Запасов встретил питерца по-дружески. Его участие в «железнодорожно-воровской» комиссии не осталось незамеченным начальством. На Пасху Дмитрия Иннокентьевича должны были произвести в полковники и назначить на самостоятельную должность. Жандарм относил это на счет рапортов Лыкова премьер-министру. Они поговорили о поисках Згонникова, о показаниях арестованных кассиров, выпили китайского чая. Подполковник шутя побранил сыщика за то, что тот ходит по Москве без охраны. Мало ли что? Надо вернуть в конвой храброго Деримедведя. Лыков согласился без энтузиазма. Принялись искать вахмистра и нашли в наряде. Алексей Николаевич велел ему явиться завтра к девяти утра и пошел по другим адресам. Дознание забуксовало. Арестованные уже рассказали все, что знали. Найти главаря это не помогло. Лабзин все отрицал и одну за другой писал жалобы прокурору. А Бавастро даже не отчислили от должности на время следствия. Он спокойно продолжал исполнять обязанности товарища министра путей сообщения. А на все вопросы сыщиков отвечал издевками… Лыкова очень интересовал загадочный молчун, присутствовавший на квартальном совещании. Лишь один человек сообщил о нем, и тот не входил в руководящий центр. По словам свидетеля, незнакомец, к которому все относились с большим почтением, носил окладистую бороду. Видимо, то был грим. Вызывал ли он страх? Нет, страх всегда нагонял Князь. А этот, скорее, уважение и желание услужить. В бездействии прошло несколько дней, и вдруг в номер к Лыкову явился сам Канахистов. Гаврила Матвеевич был чем-то взволнован. Он сказал: – Ваше высокоблагородие! Петр Зосимович обнаружил то, чего вы просили его сыскать. – Что именно? – попытался проверить барыгу коллежский советник. – Он не пояснил. – А где он сам? – Ждет вас на квартере. – Какой квартере? Канахистов понизил голос до шепота: – В меховом заведении Рогаткина-Ежикова на Большой Полянке. Петр Зосимович просил вас сей же час прийти. Послал меня сопроводить. Это было подозрительно. Лыков продолжил расспросы: – Чего же он сам не явился? – Караулит бабу. Полюбовницу Князя нашел, ей-ей! Подшивальщицей служит у Ежикова, и уже созналась. – Так вел бы ее в полицию. Канахистов терпеливо пояснил: – Боится она. Молодая, Князь ее полицией запугал. Петр Зосимович сказал, у вас талант с бабами толковать, вот, может, вы ее и уговорите. Как в случае с Сайкиной. А что за случай, он не сообщил. Эта фраза разрешила сомнения Лыкова. Много лет назад в Нижнем Новгороде они с Форосковым дознавали убийство псаломщика Троицкой Верхнепосадской церкви. Дело зашло в тупик. Подозреваемый сбежал, найти его не удавалось. И тогда Алексей Николаевич убедил сообщницу злодея заманить его в засаду. Фамилия бабы была Сайкина. Опять же, Ежиковы – мехоторговцы, и Князь официально числился комиссионером по меховому товару. Тоже вроде сходится… – Идем! – решился сыщик. Внизу навстречу им поднялся сидевший с газетой Деримедведь. – Андрей Зиновьевич, побудь здесь, – остановил его коллежский советник. – А чего так? – недовольно спросил вахмистр, косясь на извозопромышленника. – Да я там один справлюсь, меня товарищ позвал. Жандарм сел с обиженным видом и снова взялся за газету. Перед номерами стояли легкие двухместные санки. Канахистов укрыл начальство медвежьей полостью, сам сел за кучера, и они отправились в Замоскворечье. На душе у Лыкова непонятно от чего было неспокойно. Если они сейчас выйдут на след атамана, дело можно будет закрывать. Посмотрим, что там за баба. Бывают такие упрямые, что никаких сил не хватит переубедить… Когда они вошли в дом, Алексей Николаевич почуял знакомый запах турецких папирос и успокоился. Значит, Петр действительно здесь. Он проследовал в комнаты и увидел Фороскова. Тот сидел на полу, бессильно привалившись спиной к стене. Над ним с револьвером в руке нависал осанистый мужчина с властным лицом. Згонников! Вокруг толпились шесть или семь человек, на вид патентованные бандиты. Услышав шаги, Петр повернул к Лыкову опухшее от побоев лицо и прошепелявил беззубым ртом: – Простите, Алексей Николаич… Тряпка я… Тут Згонников, не тратя слов попусту, выстрелил ему в голову. Коллежский советник закричал и ринулся вперед с кулаками, забыв, что у него тоже есть оружие. Он хотел лишь одного – задушить негодяя. Но вся свора накинулась на сыщика. Град ударов обрушился ему на голову: били палками, кастетами, а один самый злобный – поленом. Лыков сначала расшвыривал бандитов, стараясь добраться до главаря. Потом на его пути оказался Канахистов, и Алексей Николаевич ухватился за барыгу. Сыщика всё били и били. Кровь заливала глаза, в ушах гремело. Он бросил Гаврилу и огрызнулся, свалив ближайшего бандита сильным ударом. В него вцепились сзади. Лыков вырвался, схватил двоих за шеи и шваркнул друг о друга. Вокруг стало не так тесно. Алексей Николаевич ободрился и опять ринулся к главарю. Но ему поставили подножку, повалили на пол и принялись пинать ногами. С трудом он смог подняться и вновь попер вперед. – Черт, какой здоровый… – прохрипел кто-то. – Дайте ему жулика![48] – Не убивать, я его допросить хочу! – крикнул из угла Князь. Драка приняла зверский оборот. Лыкова лупили со всех сторон, а он из-за крови, заливавшей глаза, уже ничего не видел. Просто махал кулаками наугад и медленно продвигался к атаману. Но тут ему прилетело так, что показалось, будто у него лопнул череп. Сыщик пошатнулся, ухватился за того, кто махал поленом, и одним рывком свернул ему шею. Его снова сильно ударили, и он потерял сознание… Алексей Николаевич пришел в себя через несколько минут. Он лежал на полу, у него шарили по карманам. Вынули «браунинг», бумажник, сорвали часы. Все тело болело, словно его переехал ломовой извозчик. Сыщик не спешил показывать, что он в сознании, а лежал, прислушиваясь. Топали сапоги, и, словно откуда-то издали, доносились голоса. – Ну и батырь попался! – заметил кто-то уважительно. – Чисто медведь. А на вид не скажешь. Еле-еле мы его угомонили. Ваське хребет поломал, и Канахистов едва живой. – Илларион Ефремович, добить, что ли, каплюжника?[49] – спросил другой. – Я тебе добью! Пусть сперва признается. У меня к нему много вопросов. – А если не захочет? – Первый тоже сначала не хотел, а потом передумал. – И че делать? – Стой и карауль. Мы сейчас вернемся. – А если он очнется? – испугался бандит. Но Князь лишь рассмеялся: – Не бойся. Мы Лыкову все кости переломали, он больше не опасен. Сыщик попробовал проверить, так ли это, и понял, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Жизнь медленно утекала из него… Все ушли, кроме караульного. Черт, неужели это конец? И Петра застрелили… Алексей Николаевич попытался собраться с силами, но не сумел. Как глупо! Окончить жизнь на заплеванном полу, в плену у бандитов. Князь зароет труп, и тело сыщика даже не найдут. Прощайте, Шурочка, Николка и Павлука… Пожить бы. Пожить бы еще хоть чуть-чуть… Вдруг раздался шорох, потом возня, следом тихий шепот: – Побейся у меня, ипохондрия.