– Собственно, о чем с этим говорить? – кивнул на гостя сыщик, обращаясь к хозяину. – С вами – другое дело. Он был взвинчен. Руки у него чесались убить обоих, питерец с трудом сдерживал себя. – Значит, так. Князя я сейчас выкину в окно, он мне для дела не нужен. – В окно? – попытался ухмыльнуться бандит. – Ой ли. А кто свидетелем в суде будет? На Святославика нашего улик нет, он всегда отоврется. А я такие показания на него дам, что бессрочная каторга обеспечена. – Да? А я в ответ про тебя расскажу, – желчно подхватил Бачинский. – Ты каторгой не отделаешься, повесят, как собаку. – Добрые приятели, сразу видно, – сказал Лыков помощнику. – Готовы закопать друг друга. Он вдруг без лишних слов взял Князя под мышку, словно куль с мукой, и подошел с ним к окну. Посмотрел вниз и мотнул головой: – Люди ходят. Не зашибить бы кого. Сыщик пересек комнату и заглянул в боковое окно. – Тут пусто, годится. Азвестопуло не сказал ни слова. Он хорошо изучил своего начальника и знал, что сейчас произойдет. Пушнин-Бачинский скептично скривился. А Згонников только выл, так сильно Лыков сдавил ему грудную клетку. Коллежский советник распахнул внутреннюю створку и примерился. Удар! Он приложил негодяя спиной об окно так, что внешняя рама со звоном вывалилась наружу. Бачинский вскрикнул и закрыл глаза рукой. – Нет! Нет! – заорал Князь, тщетно пытаясь вырваться. – Не хочу, я дам признание! Голова его была разбита, по ней обильно лилась кровь. Лыков приблизил к нему свое лицо, перекошенное злобой, и сказал: – Это за Петра Зосимовича Фороскова. И выбросил бандита в окно, как ненужную ветошь. Заведующий пенсионной кассой удивительно быстро вернул себе самообладание и заявил: – Я сообщу в прокурорский надзор. Вы сами преступник похлеще Згонникова. – И не боится следом полететь, – повернулся коллежский советник к титулярному. – Храбрец! – Храбрец, – согласился тот и парировал заведующему кассой: – Вам не поверят. Свидетелей нет. – Я буду свидетель. – Вы один, а нас двое. И потом, вдруг это вы толкнули Князя? Захотели избавиться от опасного сообщника. И филеры, и коридорный подтвердят, что вы между собой все время ругались. Пушнин-Бачинский прикусил язык. Лыков по-хозяйски уселся напротив: – Вот то-то. С полицией спорить себе дороже. Тут зашел старший филер Подэрий. – Алексей Николаевич! Мы его от мостовой отодрали, труповозку вызвали. Наша помощь еще потребуется? – Подэрий говорил равнодушно, словно речь шла о пустяке. – Нет, Василий Григорьевич, спасибо, вы свободны. Дальше мы сами. – Лыков тоже был спокоен, разве что лицо его еще горело. Когда старший филер вышел, сыщик внимательно рассмотрел человека, за которым охотился столько времени. Узкое лицо, седые волосы, умные холодные глаза. В наружности арестованного заметна была порода. И пожалуй, он был моложе, чем выглядел – почти ровесник Лыкову. – Ну, скажете ваше настоящее имя? – А чем вам это не нравится? – Я изучил вас. Никакого прошлого. Ясно, что документы поддельные. Пушнин-Бачинский преобразился. Он вновь сделался спокойно-ироничным, почти надменным. – Да, я назову вам свое имя. Но в ответ на ваше признание. Как вы меня нашли? В чем я ошибся? Алексей Николаевич объяснил. – Удивительно! – поразился арестованный. – Вы сообразительнее, чем кажетесь. Значит, умный человек уже не держит накоплений в России? – По-настоящему умный – да. Вы же придумали такой картель… – Картель? – перебил сыщика собеседник. – В каком смысле? – Ну, это я так назвал ваше предприятие. А идею подал Бродский. – Но картель – просто сговор на рынке. К моему детищу такое слово неприменимо, оно много больше, сложнее, – неожиданно обиделся Бачинский. – Пустое. Сговор он и есть сговор, только в вашем случае воровской. Ну, теперь ответьте на мой вопрос. Кто вы в действительности? Держатель пенсионной кассы кивнул в сторону выбитого окна: – Вон того человека называли Князем. А на самом деле природный, настоящий князь – это я. – Серьезно? – Вполне. Позвольте представиться: князь Сергей Сергеевич Мамин. Лицо сыщика приняло озадаченное выражение. – Мамин? Что-то знакомое, но не могу вспомнить. – Ну, Алексей Николаевич! Я ведь тоже вас изучил. Неужели Благово ничего обо мне не рассказывал? – Ах вот оно что! – Коллежский советник даже вскочил со стула. – Ну конечно. Тысяча восемьсот семьдесят шестой год. Конезавод в деревне Чуварлей, а в действительности прибежище конокрадов[53]. Павел Афанасьевич чуть-чуть не успел вас схватить. И всегда говорил мне потом: увидишь где большой преступный замысел, знай – там может быть князь Мамин. Его выдаст масштаб, этот человек не станет мелочиться. Лыков перевел дух и продолжил: – Он подозревал вас во всех крупных мошенничествах. – Каких, например? – заинтересовался арестованный. – Хищения при снабжении Кавказской армии в войне с турками… – Ну, лишь чуть-чуть. Я тогда еще не встал на ноги. – …аферы при строительстве Закаспийской железной дороги, банкротство Русско-Персидского торгового общества, крах Николаевского хлебного банка… Ну? Что из этого ваше? Цехонинские солеварни – уж к гадалке не ходи, узнаваемый стиль! Но Мамин лишь улыбнулся и не ответил на вопрос. Вместо этого он сказал: – Когда ваш учитель умер, мне стало легче. Боязно, когда за тобой приглядывает такой ум. Алексей Николаевич хотел напомнить мошеннику, что рано тот расслабился – ученик завершил дело учителя. Но это прозвучало бы как бахвальство, и он сменил тему: – А насчет железнодорожных краж будете признаваться? – Зачем? – удивился князь. – Чтобы вам жизнь облегчить? Увольте. Лыков понял, что ничего не добьется, но попытался еще раз: – Они же вас сдадут с потрохами. – Кто? Лабзин с Бавастро? Тогда я тоже дам показания, генералы это хорошо понимают. Они будут молчать. Вот увидите: ни их не посадите, ни меня. Отдуваться за всех придется кассирам. Лыков рассердился и сказал: – Денег, что вы наворовали, вам все равно не видать. Три миллиона! Французское правительство заискивает перед русским, нам скоро вместе воевать против Германии. Французы выдадут ваши капиталы России. Зря вы столько лет трудились в поте лица. Такой картель создали, а получится, что батрачили на казну. Не обидно? – И на старуху бывает проруха, – хладнокровно ответил Мамин. – В бюро вы найдете заграничный паспорт. Через неделю я бы уехал, вам просто повезло. Еще этот… летун из окна. Свои деньги профурсил, на мои стал зариться. Угрожал, задерживал мой отъезд. Всё помощники, черт бы их драл! Нету настоящих людей, нету. И потом… Он бросил быстрый взгляд на Лыкова, перевел его на Азвестопуло: – Вы меня так и не поняли. Ничего ведь не кончилось, господа сыщики. Вам еще следить и следить за газетами. Будете, как Благово, голову ломать: опять князь Мамин банкует или кто другой? И больше не сказал ни слова.