– Плохо, – взгляд Летиции сделался донельзя задумчивым. – Как можно жить без прекрасного? – А что прекрасного, извините, в анатомическом театре? – осторожно уточнил Ксандр, глядя на пальчики, что лежали на его руке. Верно, прикидывая, сколь прилично будет от этих пальчиков избавиться. Если осторожно. – Прогресс! – отозвалась Ариция Ладхемская. – Прогресс всегда прекрасен, как и путь к познанию. – Так… а все-таки, – Летиция выпустила жертву. – Где у вас тут трупы вскрывают? – Ну… – Ксандр и Ричард переглянулись. И вид у них сделался несчастным. – Только не говорите, что не вскрывают! – Летиция и ножкой топнула. – Это… это в конце концов, обитель зла и порока! – Да? – рябая девица начала оглядываться. – Тут? – Нам так говорили, – поспешила сгладить неловкость Ариция. – Наверняка, преувеличивали… в отношении порока. – Да, да, – закивала рябая. – Верю. Совершенно беспорочная обитель зла. Ричард издал сдавленный звук, то ли стон, то ли с трудом сдерживаемый, но совершенно неуместный в данной ситуации смех. А я сказала: – Думаю, тут найдется какая-нибудь… лаборатория. Или просто комната со столом? Комната нашлась. Летиция Ладхемская переодевалась. И делала она это с совершенно неподобающей облику и положению поспешностью. Молча суетились служанки, и в каждом прикосновении, в каждом жесте их ей чудилось то самое неодобрение, которое Летиция, как ей казалось, преодолела. Вместе с неподобающими принцессе склонностями. Преодолела. Забыла. Давно уже забыла. А тут взяла и вспомнила. Вдруг. Но… но разве могла она поступить иначе? Спину жег неодобрительный взгляд дуэньи, которая поджала губы, что, впрочем, не мешало ей жевать. Жевала она чеснок, изредка обмакивая дольки в освященный мед. Платье сняли. И нижнее тоже. Убрали часть юбок. Фижмы. И ослабили корсет. – Ты тоже думаешь, что я зря? – тихо поинтересовалась Летиция и закрыла глаза, позволяя стереть с лица своего краску. Стирали теплыми надушенными полотенцами. – Матушка была бы недовольна. У нее, может, опять бы сердце прихватило. – Несомненно, – проскрипела дуэнья, выдыхая теплый чесночный аромат. – Вы, ваше высочество, уж позвольте, но проявили совершенно непростительную неразумность, показав столь неуместный интерес к… случившемуся. Она чуть запнулась, а физия сделалась еще более торжественной и одухотворенной. – Но это можно еще объяснить. Летиция поморщилась. Всегда объясняли. Во всяком случае еще в детстве, когда она не знала, что титул – это прежде всего ограничения. И пусть принцессе многое проститься, но… не это. Лучше бы она тогда и вправду любовником обзавелась. Любовник – это хотя бы жизненно. Понять можно. – Нет, – Ариция покачала головой. – Напротив, я думаю, что ты все правильно сделала. – Я? – Летиция выхватила полотенце из рук служанки и сама стерла с лица краску. Закрыла глаза, наслаждаясь таким недоступным ощущением чистой кожи. И продляя его. Она действительно забыла, как это возможно, вот так… Пожалуй, от белил она откажется. И от румян. Не станет рисовать ресницы. И краску для век оставит на вечер. Немного пудры, чтоб совсем уж приличия не нарушать, и помада, но та, которая посветлее. Именно. – Ты, дорогая сестра. – Ариция, вы-то должны поступить разумно! – возмутилась почтенная дуэнья, едва не подавившись очередным ломтиком чеснока. И вот как у нее изжога-то не начинается? Летиция покосилась на дуэнью с интересом. Хотя… она привезла с собой целую корзину всяких склянок с зельями, иные весьма сомнительного свойства, если бы кто поинтересовался мнением Летиции. Но им никогда-то не интересовались, вот она и молчала. Привычно. – Убедите вашу сестру, что её поведение будет неподобающим! – Почему? – Ариция подала простое платье, которое подошло бы служанке. Вероятно, у служанки и было взято. – Напротив. Оглянитесь! Где мы находимся? – В сердце зла! – отозвалась дуэнья и даже привстала, должно быть, для пущей солидности. И руку вытянула к потолку. – В месте, где к мертвым отношение совсем иное, нежели то, к которому мы привыкли. Здесь мертвые ведут себя как живые. – И это противно богам! – Если бы богам и вправду было противно, – отозвалась Ариция, сама помогая Летиции застегнуть махонькие пуговки. – Они бы нашли способ высказаться. На деле же думаю, что нам сказали и показали далеко не все. Если рассуждать здраво, вряд ли из обычного мертвеца можно создать нечто, подобное этим темным рыцарем, силою молитвы. – Вы недооцениваете силу молитвы, ваше высочество! – дуэнья окончательно оскорбилась и замолчала, надувшись от обиды. Отчего сделалась похожей на жабу, правда, в высоком парике. А все-таки до чего по-дурацки эти парики смотрятся. И не понятно. Нет, парики – очень даже понятно, но… как Летиция могла забыть? – Пускай. Но думаю, у них есть способ более надежный и требующий некоего вмешательства в структуру плоти. Следовательно, что? – Что? – Увлечение моей сестры может оказаться очень даже полезным. Это ведь хорошо, когда муж и жена получают удовольствие от вещей сходных. – Я не получаю от этого удовольствия! – возразила Летиция, помогая закрепить скромный узкий воротник из жатого кружева. Мешать он не должен, а вот наряд преобразил. Служанки кружев не носят. Вот волосы под сеткой лежали ровно. Летиция несколько мгновений раздумывала, но все же отказалась от парика. Не хватало, чтобы пудра с него попала на образцы. – Мне просто интересно, как устроено тело… …с этого все началось. Или с разбитой коленки. Ей так рассказывали, про коленку и про то, как Летиция сидела, завороженно глядела на кровь и не пыталась даже её остановить. Как приставала с вопросами к целителю. А тот не прогонял, но отвечал. Сперва отвечал, потом, верно, утомившись, вручил принцессе книгу. И другую. Третью. Когда книг стало слишком много, а в речи её высочества начали проскальзывать слова, совершенно неподобающие, непонятные, нянюшки забеспокоились. Но Её величество отмахнулись. А Его величество никогда не снисходил до дел столь незначительных. И дочерей он любил. И когда Летиция попросила разрешения учиться целительству, дозволил. Отчего бы и нет?