– Она… что она делала? Герцогиня? – Ничего, пожалуй, – Летиция села. – Такого ужасного точно не вспомню. Никто меня не бил, не запирал, не морил голодом. Наоборот. Она была очень милой. Такая вся… веселая, как птичка. И воздушная. И нарядная. Ариция забралась на кровать с ногами. – Я помню. Вы ведь вдвоем вернулись. И… прости, я тебя не узнала. Ты совсем другой стала. – Наверное. Знаешь… там все разговоры были только о красоте. О музыке. О поэзии. О мире, о том, как он прекрасен… о любви. И еще о нарядах, конечно. Я пытаюсь… – она поморщилась. – Не представляю, но… я ведь и вправду целый день могла разглядывать и обсуждать ткани. И фасоны. Мушки эти… перья… я училась изящно говорить. Ходить. Стоять. Дюжина дюжин изысканных поз на все случаи жизни. – Что? – Была у герцогини такая книга. Очень познавательная. Еще меня учили правильно смеяться. – А можно неправильно? – Естественно. Смех тоже бывает очень разным. Презрительным. Одобрительным. Дающим надежду. Завлекающим. Выражающим неодобрение. Или вот горечь. И… и самое странное, что мне это было интересно! Не понимаю. – Думаю, дело в заклятье, – Ариция обняла себя за колени. – Я так ждала твоего возвращения, а когда ты вернулась… это была не ты! Понимаешь? Платья, корсеты, ленты… раньше тебя это не интересовало, а тут ты ни о чем другом и говорить не желаешь. Я пробовала… намекала, а ты не услышала. И ощущение, что в твоей голове только и остались, пудра да блестки. – Н-наверное. – Вот… я к матушке пошла, а она велела не лезть не в свое дело. И запретила напоминать. Я бы, может, и ослушалась, но она сказала, что ты вполне счастлива. И зачем менять? – Зачем? – эхом отозвалась Летиция. И вправду, она ведь была счастлива. Выбирая наряды и парики, меняя их, рассуждая о красоте поэзии, разглядывая альбомы, позируя… боги, какие глупости! Но ведь была же! – Я попыталась говорить с магом. Он сперва не хотел, но я пригрозила, что пожалуюсь дедушке. Он бы… он бы, не знаю… будь я уверена, что он встанет на нашу сторону, я бы рассказала. Он вдруг бы он испугался? Вдруг бы тоже решил, что принцесса не может быть некроманткой. – Но пригрозить пригрозила. Она всегда была решительной, маленькая упрямая Ари. – Именно. Маг сказал, что исполнил свой долг. Что… заклятье… ты ничего не забыла, нет. И дар твой вполне жив, просто заклятье заменило одно другим. Что… ты испытывала большой интерес к смерти, а теперь вот к тому, что более подобает принцессе. А что дурой стала, так это побочный эффект. Но ведь к чему принцессе лишние мозги. – И вправду, – пробормотала Летиция. – Помнишь, я тебя в анатомический театр затянула? Я надеялась, что ты возьмешь и вспомнишь, а ты со своими фрейлинами обсуждала новые мушки. Или подобную ерунду. И тогда я решила, что они… в общем, оно и вправду все, как есть. Извини. Летиция покачала головой. – Ты точно не виновата. – Не злишься? – На тебя? Нет. – А… – Матушка тоже хотела как лучше. Наверное. И права, узнай кто… случился бы скандал. – Он и случился. Теперь-то скрыть точно не выйдет, – как ни странно, но огорченной Ариция вовсе не выглядела. И помявшись, добавила. – Я ведь… тоже… – Что? – Ты смерть видишь, а я… в общем… когда ты уехала, то и началось. Но никто не знает. Я… испугалась, что меня и вправду в монастырь отправят. Вот и молчала. Понимаешь… кажется, я могу поднимать мертвецов. Вот тебе… Летиция вздохнула. И подумала, что не везет Ладхему с принцессами. Определенно. Глава 16 Где тьма встречается и не со светом «И люди, осквернившие себя прикосновением ко тьме, повинны самой лютой смерти, ибо только она и муки телесные способны очистить душу и вернуть её к Богам в виде первозданном». Из проповеди одного жреца Лассара я отыскала в библиотеке. И ничуть не удивилась. А что, самое тихое место, если подумать. Где еще от гостей скроешься? Он устроился на полу, скрестивши ноги, и положивши на колено тяжеленный том. Книга выглядела довольно зловещей, а еще тяжелой. Я такую и не подняла бы. – Доброго дня, – сказала я, раздумывая, как бы так половчее нужный вопрос задать. В голове царила пустота, а на языке вертелось совершеннейшие глупости. – Скажите, а вы… На меня уставилась Тьма. – Вам удобно? В доспехе? Говорю же, глупости. – Сидеть и все такое. Носить? Он вообще снимается? – Нет. И хмыкнул так, насмешливо. – Чего ты хочешь, дитя? Дитя? Хотя… наверное… с его точки зрения и вправду… сколько мне? А он уже не одну сотню лет застрял. – Поговорить, – вздохнула я. – Я присяду, ладно? И бочком, бочком, под внимательным этим взглядом, подобралась к креслу. Села. Вспомнилось вдруг, что спину надо держать прямо, а руки на коленях. Правда, хвост нервно подергивался, к этикету неприученный. Лассар ждал. – А… что вы читаете? – опять не то. И не выходит у меня сосредоточиться. – «Описание земель дальних и народов, их населяющих», – Лассар развернул книгу. Карта какая-то… и никакой зловещести. – И как? – Врет, сволочь. Но забавно. – Это… – Что на краю мира есть острова, где живут люди с песьими головами. – А… – понимающе потянула я. – И еще одноглазые великаны? – Читала? – Нет. Там… в общем, где я была, тоже писали… всякое. И пишут, – я вздохнула и поерзала. – Вы… извините, я ни в коем случае не желаю задеть ваши чувства, но… просто… – Мои чувства задеть крайне сложно, – Лассар чуть склонил голову. – Тогда хорошо. Наверное. То есть… в общем… в тот, в прошлый раз… вас… отправили… не знаю, как это называется. Отключили… ну… – Отдых. Это считается отдыхом, – помог Лассар и книгу закрыл. – А на самом деле? – На самом деле разум остается меж сном и явью. Просыпается память. Оживает. И порой ты не понимаешь, где ты. И что происходит. Я снова и снова вижу ту нашу жизнь. И иную. Свою смерть, которая не была приятной. И перерождение.