Еще эти руки, на животе скрещенные. Жуть. – Знаешь, – тихо сказала я Ричарду, который разглядывал принцессу, явно не зная, что с нею делать. – Как-то я иначе все это представляла. – Не ты одна. – Вот-вот… съедутся принцессы, одна другой краше. Будут тут беседы вести изящные, танцы, балы и все такое… а они вон что, – я нервно вздрогнула. И тут раздался крик. Такой душераздирающий, пронзительный, от которого я подскочила, и не только я. Мудрослава Виросская тоже глаза распахнула, только те оказались тьмою затянуты. А потом села, вытянула руки и захрипела. Панночка, чтоб её… нам только этого не хватало. Однако Яра, нисколько не испугавшись, вцепилась в эти вот руки. – Славка! – возопила она, перекрывая тот, другой крик. – Ты меня слышишь? Из горла Мудрославы донесся протяжный низкий рык. – Держи её… А кричать перестали. И… – Я посмотрю? – спросила я, понимая, что здесь и сейчас от меня пользы немного. Ричард кивнул, не оборачиваясь. Он склонился над виросской принцессой, сдавив голову её руками. – Вернись, – велел он жестко. – Слушай меня. Я знаю, ты слышишь. Она попыталась вырваться и… укусить? – Раздели разум. Есть твой. Есть животного. Ты не животное. Ты справишься… Дальше я не слушала, хотя вот, честно, любопытно было. Но вот… кричали же. Громко. И надрывно так. Безысходно. И слышала этот крик не только я. – Что случилось? – поинтересовалась Ариция Ладхемская, окруженная цветастою стайкой фрейлин. Те, завидев меня, поспешили отступить. И правильно. Как-то нервировал меня этакий избыток прекрасного. – Сама хотела бы знать, – ответила я честно. – А ваша сестра где? – Спит. – И сейчас?! Это ж какой крепости сон быть должен, чтобы его подобный вопль не прервал. – Знаете… а и вправду, – Ариция нахмурилась. – Это не нормально… – Обитель зла и порока! – возвестила пухлая дама, от которой резко воняло чесноком и розовым маслом. И руку подняла к небесам. – Я молилась! – Во сне, – пробормотала Ариция. – Извините… мне и вправду надо глянуть, что с Летти… а кричали там, у степняков. Теттенике. Хрупкая светловолосая дочь кагана сидела на руках мрачного мужика, вцепившись в оного обеими руками, и плакала. Вот умеют же люди… из широко распахнутых глаз катились слезы. Огромные и чистые, что твои драгоценные камни. И никаких тебе соплей или покрасневшего носа. Красавица. Правда, увидев меня, красавица тихо икнула и лишилась чувств. Вот что за… – Раз, два, три, – пересчитала я принцесс и поглядела на Ричарда. Летиция Ладхемская в сером платье казалась бледной, хотя в бледности своей она могла поспорить с Мудрославой Виросской, что вернулась к исходному состоянию глубокого обморока. И рядом с ними беспамятная Теттенике смотрелась почти нормально даже. Да что уж там, если Спящая красавица и существовала, то была она именно такой, невероятно хрупкой и прекрасной без меры. У меня рога от злости зачесались. Правда, Ричард к красоте степнячки остался равнодушен. – И… что это значит? – мрачно поинтересовалась рыжая Яра, которая устроилась в ногах виросской принцессы. – Нам бы тоже хотелось получить объяснения, – еще более мрачно произнес степняк в роскошном халате. И руку на саблю положил. Выразительно так. Тот самый мужик, что таскал Теттенике, говорить ничего не стал. И к оружию не тянулся. Но глянул на Ричарда превыразительно. Я вот прямо так сразу к нему симпатией и прониклась. Заочно. Надо будет поближе познакомиться. Если у него виды на Теттенике, то… то надо поспособствовать соединению влюбленных сердец. Это же ж, если подумать, дело благое. – И не только вам, – это уже бородатый вироссец в красном кафтане. Он, правда, с виду спокоен, но это внешнее. – Моя сестра вообще очнется? – Ариция Ладхемская сжала кулачки. А островитяне и бледноватая, какая-то изможденная, Брунгильда, ничего не сказали. Они стояли будто бы в стороне, но не сомневаюсь, что каждое слово будет услышано. – И Светозарный пропал, – меланхолично произнес рыцарь в белом доспехе. – Помолимся! – возопила та самая пухлая женщина, вытащив из декольте роскошный медальон. – У меня есть кусок ногтя Митралии Блаженной! И пусть боги услышат нашу молитву… Глаз Ричарда дернулся. – Спокойно, – сказала я, хотя сама вот была от спокойствия далек. Три принцессы из пяти в глубоком обмороке. Надеюсь, что это обморок, а не кома. И что с ними – не понятно. И… – Для начала прошу освободить помещение… – сказала я, вперившись взглядом в обладательницу чужого ногтя. Люди зашумели, явно мою идею, сколь бы здравой она ни была, не поддерживая. – Пусть останутся… – я посмотрела на Ричарда. – Родственники, – тихо сказал он. – Или главы посольств. – Родственники, – повторила я куда громче. – Или главы посольств. – Она собирается выпить из них душу! – взвизгнула та самая дама и с невиданной прытью сунула мне под нос свой медальон. От него резко пахло чесноком и еще потом, отчего я шарахнулась. – Видите! Ни один демон не устоит перед истинной святостью! Я зарычала. И хвост щелкнул. И я поняла, что еще немного и сорвусь. Спокойно, Жора. Дыши глубже. На каждую дуру реагировать, этак никаких нервов не хватит. – Щучья мать! – возопил попугай, усаживаясь на подоконнике. И глазом так сверкнул. – Акулья звезда тебе в глотку! Женщина побелела. Покраснела. Схватилась за правую грудь. – Сердце с другой стороны, – подсказала Ариция Ладхемская, подхватив почтенную особу под локоток. – Да, вот тут… а вам и вправду стоит отдохнуть. И помолиться за мою сестру.