Она… дома её и вправду не ждут. Да, вернуться можно. Её примут. Но не в отцовском доме. И не в любом ином, ибо как знать, что принесет Брунгильда с собой? Вдруг да, ступив на Проклятые земли, она и сама стала проклятой? Вдруг да приведет с собою болезни да несчастья? Даже если нет, то все, что случится, припишут ей. И станут шептаться, и… Нет уж. Она мотнула головой и… замерла. Показалось, что там, впереди, в полумраке коридора мелькнула тень. – Ты видел? – тихо спросила Брунгильда и, оглядевшись, сняла со стены секиру. Добрая. Древко гладкое, отполированное руками до блеска. А вот сам клинок темен, вычернен. На черноте этой медленно, словно нехотя, одна за другой проступают руны. Легионер вскинул руку. И сделал шаг вперед. Никого. И ничего. Пустота… звонкая такая. И не понятно, чего же она испугалась. Или нет, это не страх, просто… демоница говорила, что в саду там шмыгало чего-то. Как знать, не пробралось ли оно в замок? Шаг. И еще. Легионер ступает медленно, крадучись. И Брунгильда за ним. Пальцы стискивают секиру. А сердце колотится так, что мало ребра не ломает. Но вот дверь. И лестница. И вновь будто… будто край светлого платья мелькнул. Мелькнул и сгинул. – Ты это видел? – спросила Брунгильда. Нет. Не видел. Она поняла это. А еще ощутила эхо настороженности и… …секира запела и, описав полукруг, вонзилась в череп уродливой твари. Брызнуло красным, раздался хруст… Что это за… Видение было мимолетным. И Брунгильда очнулась. Надо же… выходит, у неё и вправду дар. – Хорошая, – сказала она, проведя по древку ладонью. – Я тебя послушаю. Всенепременно. Но позже. Кто сказал, что говорить способны лишь люди? Вещам тоже есть о чем рассказать. А на лестнице тоже никого. И… и дальше. Даже стыдно становится. Надо бы… надо бы вернуться. И секиру вернуть. Нехорошо брать без спроса чужое оружие. Но… но жаль её. Она ведь для боя была создана. А висеть там, где-то в полумраке и тишине, годами, покрываясь пылью и ржой? Нет. Брунгильда очнулась лишь у двери в свои покои. – Спасибо, – сказала она легионеру. Тот молча поклонился. И дверь отпер. Отошел в сторону. А потом вовсе сгинул, будто в тени растворившись. Вот ведь. Один нормальный мужик, и тот мертвый. А в комнате её ждали. – Наконец-то! – воскликнула Ариция Ладхемская и руками всплеснула. – Я уже заждалась! – С чего бы? Брунгильда нахмурилась. Вот… не нравилась ей ладхемка. Обе, если уж на то пошло, не нравились. Старшая еще ладно, она в последнее время была блеклой какой-то и гляделась замученною. А эта вот… в платьишке. В кружевах, словно пене морской. Самим своим видом напоминает Брунгильде, до чего она, Брунгильда, нелепа… высока, сильна. С секирой. Пальцы стиснули древко покрепче. – Есть кое-что… особое! Я тут узнала… вот! – из пышных складок появилось зеркало, причем немаленькое. Похоже было у бабки, только квадратное, но тоже в раме и на ручке резной. – Посмотри! Брунгильда сделала шаг назад. От зеркала тянуло… нехорошим. Да и не только от него. Что-то было не то… не так с ладхемкой. – Да не бойся! – раздраженно воскликнула Ариция. – Такая большая, а… Она не договорила. Рассмеялась. И смех был колючим. Чужим. Как и взгляд. И… Секира сама взметнулась. Она тоже помнила. Все помнила. И руны на черной глади полыхнули белым пламенем. А зеркало, приняв удар, лишь зазвенело. Этот звон отозвался болью в голове… – Вот, значит, как? – зашипела Ариция Ладхемская. – Как же вы меня утомили… Она отряхнулась, сбрасывая украденное обличье. Оскалилась. Шагнула навстречу, вытянув неестественно длинные уродливые руки. – Но ничего… – проскрипела нелюдь. – Мы справимся… мы так долго ждали… мы обязательно справимся. Секира беззвучно описала полукруг, и острие её впилось в сухую, словно старая ветвь, шею… та хрустнула. И покачнувшись, отломилась голова. Полетела под ноги, рассыпаясь сизой жирной пылью. – Твою ж… Осело грудой тряпья тело. А потом вдруг взяло и втянулось в черную гладь зеркало. И само оно задрожало, расползаясь пятном по полу. Черным. Будто кто-то чернила разлил. И пятно это поглотило и платье, и нежить, и даже голову её. А потом потянулось к Брунгильде. – Ну уж нет, – пробормотала она, занося секиру, с которой почти сроднилась. – Хрен тебе… Завыл воздух, рассекаемый клинком. И тот сам, ухнув, вдруг увяз в черной глади. А потом та раскрылась, и клинок провалился. Брунгильда попыталась удержаться на ногах. Это ведь… это не так сложно, но чернота взметнулась, оплетая её тончайшими нитями. Раззявилась черная пасть зеркала. И сомкнулась над головой. – Что за… – Брунгильда покрепче вцепилась в секиру. И обругала себя непотребными словами. Это ж надо было так… Она огляделась. Вокруг была сизая муть, словно туман. И ничего не видно… не понятно. – Эй! – крикнула она, и голос заставил туман покачнуться. – Эй, есть тут кто живой? – Ой, ой, ой, – донеслось из тумана.