Но теперь он очень боится, что его вонючая одежда испортит корзину. Он очень устал и жалеет, что у них нет душа, как показывают по телевизору. Если бы он был, с мытьем можно было бы покончить куда быстрее и сразу пойти спать. Ему хочется сказать это вслух, но он сдерживается, внезапно подумав о Брайане. Какой же он толстый – прямо как Стэн, и до чего же не любит своих соседей. – Прости меня, – говорит он, когда в ванную входит бабушка. Она садится на край ванны, открывает оба крана и добавляет в воду немного пены. Пена розовая, как для девчонок, но пахнет приятно, и поэтому он не возражает. И вообще, ему нравятся пузырьки. – Давай побыстрее, милый. Завтра в школу. Сейчас ты у нас снова станешь ароматным, и мы обо всем забудем, как будто ничего и не было. – Бабуля, прости, что я поднял шум у тебя на работе. Мне друг в школе дал обманную жгучую конфету, я ее съел и закашлялся. Я не специально… Она протягивает к нему руку, гладит по волосам и наклоняется, чтобы поцеловать в лоб, но он увертывается. Хоть и голый, он все еще чувствует себя липким. – Что мы будем делать в следующую среду, бабуля? – До среды еще неделя, но он уже беспокоится и хочет знать заранее. Бабушка отворачивается, пробует воду, не слишком ли горячая, и кивком предлагает ему залезть. Вода теплая, пузырьки приятно льнут к коже. Запах пены растворяет тот, другой, запах, и ему сразу становится легче. Он думает, рассказать ли бабушке, что было ночью в прошлую среду, пока она работала. Как кто-то стучался в дверь и говорил: «Ты здесь? Я знаю, что ты здесь…» Но бабушка еще не ответила на его вопрос. Она держит руку в воде – пробует температуру, – наконец закрывает краны. Он заглядывает ей в лицо, и ему становится совсем страшно. Глаза у нее такие мокрые, как будто она сейчас заплачет. Он любит бабулю и знает, что если она плачет, то это он виноват. Виноват во всем. Глава 19 ЭЛИС – Итак, ваше настоящее имя – Дженнифер Уоллес. И когда вы намеревались сообщить нам об этом? Я нерешительно повожу плечами и сжимаю губы. Мне очень хочется спросить у инспектора Мелани Сандерс, поймали они его или нет. Не Алекса Саннингема, мужчину, которого я каждый божий день пытаюсь забыть. Нет, я про того типа на мотоцикле. Того, кто всего пару часов назад заставил меня поверить, будто он обезобразил мое лицо, искалечил мне жизнь… – Вы хотя бы понимаете, Дженнифер, сколько времени вы потеряли даром, скрывая от нас правду? Играя с нами в игры? Дженни. Мне хочется сказать ей, что Дженнифер меня называли лишь в те минуты, когда очень сердились, а вообще все звали меня просто Дженни… Но вид у инспектора Сандерс разъяренный. На столе прямо перед ней лежит папка, при виде которой я тут же начинаю думать о другом. Я не хочу быть здесь, в этой комнате, за этим столом. Глядя на стопки бумаг, которыми завалена потертая деревянная столешница в пятнах, я размышляю о том, настанет ли когда-нибудь такое время, когда полиция перестанет возиться с бумагами. Или у них – как у нас в редакции: безбумажное будущее – лишь несбыточная мечта? Людям очень нравится что-нибудь распечатывать. Часть бумажек, лежащих перед ней сейчас, – это вырезки из газет с заметками о судебном разбирательстве по делу Алекса Саннингема. Другие, видимо, взяты из его тюремного досье, хотя судить трудно – я вижу их вверх ногами. Инспектор замечает мой прищур и тут же поднимает папку под углом, чтобы я не смогла ничего прочесть. – Ни в какие игры я не играю, – отвечаю я наконец и сама удивляюсь тому, насколько тихо звучит мой голос. Внутри меня все кипит, и я хочу, чтобы речь была твердой и уверенной. Почему со мной обращаются так, словно это я преступница? Я ведь ничего плохого не сделала. Преступники – это Алекс Саннингем и неизвестный преследователь. Хочется разозлиться еще больше, хочется заорать, но утреннее происшествие полностью выбило меня из колеи. Все время вспоминается, как Мэтью, стоя рядом со мной на коленях, медленно и сосредоточенно льет воду на лицо. Я закрываю глаза, еще раз переживая минуту ужаса, когда я была уверена, что ослепну. Вдруг я слышу странный звук, как будто кто-то со свистом втянул в себя воздух. Я открываю глаза – инспектор Сандерс смотрит на меня совсем с другим выражением лица. – То, что произошло с вами сегодня, Дженнифер, было ужасно. Мы все еще проверяем записи с камер наблюдения. Ничего существенного пока не обнаружили, но мы его поймаем. Не думайте, что я вам не сочувствую, я так завелась… – она делает паузу, словно пытаясь взять себя в руки, – просто потому, что у нас была бы фора в расследовании, если бы вы рассказали нам всю правду. – Алекс Саннингем тут ни при чем, – возражаю я. – Да, точно. Вы в этом уверены, не так ли? У вас же многолетний опыт полицейской работы. – Он в тюрьме. И если только он не сбежал… – я поднимаю брови, понимая, что мой насмешливый тон на грани сарказма неуместен, – то у меня не было никаких причин посвящать вас в эти детали. Мелани Сандерс качает головой и упирает взгляд в потолок, словно не веря своим ушам. Потом не мигая смотрит на меня, берет из лежащей перед ней папки какую-то бумажку и кладет передо мной, чтобы я могла прочесть. Это ксерокопия документа о досрочном освобождении. Конфиденциальные данные: электронные адреса, имена, примечания – закрашены, но общий смысл сообщения ясен. Нет. Этого не может быть. – Но почему мне ничего не сказали? – Формально вы не относитесь к числу его жертв, ведь так? Но если бы вы и были ею и кто-то, скажем, из чистой любезности решил бы поставить вас в известность, откуда бы он знал, где вас искать? Вы же поменяли имя, исчезли с лица земли. – Инспектор стучит по документу указательным пальцем. – Его уже почти месяц как выпустили, Дженнифер. С комиссией по условно-досрочному освобождению согласовано. В тюрьме Алекс Саннингем показал себя образцовым заключенным. За хорошее поведение ему скостили срок. Я чувствую, как кровь отливает от щек. Мне становится холодно. Потом жарко. Прямо как в тот раз, когда я увидела открытку в коробке для пирожных, в редакции. Алекса приговорили к пяти годам лишения свободы. Я и не подозревала, что его выпустят так скоро. По моим представлениям, он должен был сидеть еще около трех лет. Прошло всего два с половиной года… – Но ведь и в газетах о его освобождении ничего не писали. – Я недоуменно смотрю на ксерокопию. – Вы правда считаете, что учитель может соблазнить двух несовершеннолетних девочек и сесть всего на два года? И об этом даже в новостях не упоминается? – В этом нет ничего необычного – за хорошее поведение часто сокращают срок. К тому же это условно-досрочное. Если он что-нибудь натворит, его тут же вернут обратно. Ну, вы знаете, как это бывает. – Снова наступает пауза, во время которой у инспектора Сандерс в очередной раз меняется выражение лица. – Хотя в данный момент все не так просто. Уже готовится официальное заявление для прессы. – Что? Какое заявление? Вы правда думаете, что он может иметь отношение ко всему этому? К тому, что происходит со мной? – Я чувствую, как подбородок втягивается в шею. – Послушайте, Алекса осудили на основе других показаний. Я тут ни при чем. Ему не за что мстить мне. – Дженнифер, вы действительно не понимаете, что для нас он подозреваемый номер один? Вы ведь журналистка, умная, образованная женщина. И вы знаете, на что способен этот человек. Ложь, хитрость, полное отсутствие моральных принципов. Мы специально спрашивали вас о том, нет ли какого-нибудь бывшего мужа или друга, на которого нам следовало бы обратить внимание. Того, у кого мог быть мотив причинить вам зло. Ну или просто скользкого типа. Я прижимаю ладони к вискам: мозг вскипает тысячей незваных мыслей. Я ничего не сказала про Алекса потому, что считала – он еще в тюрьме. Но не только: мне хотелось сделать вид, что я его не знаю, хотя бы перед самой собой притвориться, что та наивная дурочка, которая купилась на его смазливую морду, – это была не я. А еще я пытаюсь вспомнить – тогда, в суде, как он смотрел на меня? Считал ли он меня причастной к тому, что с ним произошло? Был ли он похож на человека, который в один прекрасный день во всем обвинит меня? И начнет мстить? – Нет-нет, я даже представить не могу подобную ситуацию. Он во всем винил родителей девочки. Той, с которой сбежал. Это они представляли сторону обвинения, убедили дочь дать показания против него. Я же вообще понятия ни о чем не имела. Выглядела последней идиоткой, если уж вам непременно нужно знать. И вы, конечно, правы, у него действительно нет моральных принципов. Но жестокости я в нем не наблюдала. И поступки, наподобие тех, которые творит тот парень, тоже не в его духе. – Тюрьма меняет людей, Дженнифер. Там люди обрастают новыми знакомыми и связями, которые порой заводят их на темную дорожку. Для этого он достаточно долго пробыл за решеткой. Теперь нам надо его найти. А вам – завести привычку быть честной со мной во всем, на все сто процентов. – Найти? – Я невольно вскидываю голову, как от удара. В каком смысле «найти»? Я думала, Алекс уже под стражей. Если полиция всерьез подозревает его, то разве не время сейчас проверить его алиби – где он был и что делал каждую среду за последние пять недель? И я очень надеюсь, что когда Алекса допросят как следует, то обнаружат, что это не он. Вдруг дверь допросной открывается, входит женщина в штатском, наклоняется к инспектору Сандерс и что-то быстро шепчет ей, а та кивает. Женщина уходит. – Ваш друг Том здесь, Дженнифер. – Я бы предпочла, чтобы вы по-прежнему называли меня Элис. Это мое второе имя. Оно записано в свидетельстве о рождении. Теперь я – Элис. – Посмотрим. Мне сказали, что Том пытается давить авторитетом, грозит своими адвокатскими связями. Устроил на входе скандал, требует встречи с вами. Ему сказали, что придется подождать. Я так полагаю, он все знает об этом Алексе? О вашем прошлом? И о том, что вы изменили имя? Я поднимаю руку к уху и дергаю себя за мочку несколько раз. Впечатление такое, что голова вот-вот отвалится. Напряжение внутри нарастает. Не хочу пока даже думать о Томе. О том, как я ему, черт возьми, все это объясню. Бессмысленное эхо слов Мелани Сандерс еще звучит у меня в ушах. – Почему вы сказали «нам надо его найти»? Разве служба по контролю за досрочно освобожденными не в курсе местонахождения Алекса? Глава 20 ЭЛИС – ПРЕЖДЕ После концерта – в тот вечер, когда я встретила Алекса – группа волонтеров, приглашенных благотворительным фондом, организовала чаепитие со сладостями. Я разочарованно поглядывала на столики, тщетно выискивая бокал вина. Мне стало стыдно за свое желание пропустить бокальчик «Шираза». Я взяла интервью кое у кого из музыкантов и у представителя благотворительного фонда, старательно притворяясь, будто не замечаю пристального внимания Алекса. У него был взгляд мужчины, совершенно уверенного в своей привлекательности, и, находясь на другом конце зала, он всеми силами пытался встретиться со мной глазами. Но я сопротивлялась: очень хотелось вернуться домой и выпить наконец вина. Публика уже расходилась, когда Алекс вдруг оказался со мной рядом и, наклонившись, прошептал на ухо: – А вы любите дельфинов, Дженнифер? – Дженни. Меня зовут Дженни. Конечно, люблю. Разве это не противозаконно – посметь не любить дельфинов? – Так вы сейчас свободны? – Короткая пауза. – Или нет? Алекс сразил меня наповал. Вблизи оказалось, что он умопомрачительно пахнет – дорогим лосьоном после бритья. И хотя я ожидала приглашения, но совсем не рассчитывала, что это случится прямо сейчас. Я думала, мы просто поболтаем и он скажет, что неплохо было бы сходить выпить вдвоем как-нибудь вечерком. Такого напора я не ждала. А еще меня задело, что он был так уверен в моем интересе к нему, и я попыталась взять себя в руки, даже начала представлять себе восхитительный звук, с которым «Шираз» польется в мой бокал, когда я вернусь домой. – Теплая одежда. Термос с кофе. Дельфины. – Алекс наклонил голову. – Нравится? Была примерно половина десятого вечера, на улице стоял жуткий холод. Я сразу поняла, к чему он клонит: в нескольких милях от нас, на побережье, было одно популярное местечко, куда люди приезжали, чтобы понаблюдать за дельфинами. Я и сама бывала там пару-тройку раз, когда устроилась на работу в этих краях, но мне не везло – дельфинов я не видела. Я удивилась – на улице темень, что вообще можно увидеть в такой час? И разве сравнится продуваемое всеми ветрами побережье с бокалом любимого «Шираза» бордового цвета в моей уютной гостиной? Мысленно я уже сказала: «Нет. Однозначно нет». И тут я совершила ошибку – повернулась и взглянула Алексу в глаза. С моих уст тотчас слетело предательское «да». Вскоре мы уже сидели на скамейке на берегу моря, завернувшись в два огромных пледа, которые нашлись в багажнике его машины, и всего через полчаса увидели трех дельфинов, резвившихся в серебристой лунной дорожке. Настоящее чудо. Нарочно не придумаешь.