МЭТЬЮ – Ты точно не хочешь присесть, Мел? Мэтью смотрит, как Мелани Сандерс прижимает ладонь к пояснице, отчего ее и без того впечатляющий живот едва не упирается в одностороннее стекло, которое отделяет их от комнаты для допросов. За все годы своей службы в полиции Мэтью еще ни разу не видел такого крохотного полицейского участка, как этот в Шотландии. Зато он оказался и самым чистым, светлым и опрятным из всех. Мэтью поворачивает голову и видит на противоположной стене доску с аккуратно развешанными постерами. Недавние обращения к публике. Номера горячих линий. Мелани тяжело вздыхает: – Ты прав. Я просто упрямлюсь. Делаю вид, что все нормально, а на самом деле боюсь, что если сейчас сяду, то больше уже не встану. Этот малыш внутри, похоже, решил заняться подготовкой к Олимпийским играм. Вон там… – Она показывает на дверь комнаты на противоположной стороне коридора, и Мэтью тут же заходит туда за стулом. Все, кто внутри, при его появлении вскидывают головы и смотрят на него с изумлением. – Я им соврала, – заявляет Мелани, плюхаясь на стул и делая ему знак закрыть входную дверь. – Сказала, что ты бывший полицейский и у тебя есть важная информация по этому делу. – Но это же так и есть – в чем тут ложь? – Сказала, что ты психолог, специалист по составлению психологического портрета преступника. – Я – психолог?! – Ага. Они сразу заткнулись. – Мел улыбается. – Мы же оба знаем, как полицейские относятся к таким специалистам. Но ничего, пусть перемывают нам косточки за спиной, главное, чтобы сюда не лезли. И они практически одновременно поворачиваются к стеклу. Алекс уже сидит бок о бок со своим адвокатом, но место полицейского, который прежде беседовал с ними об условно-досрочном освобождении, занял сегодня Марк Фишер, коллега Мелани. Он будет расспрашивать Алекса об Элис. Алекса совершенно точно вернут в тюрьму за нарушение условий освобождения, так что он ничего не выиграет, даже если согласится сотрудничать со следствием. Мэтью и не ждет, что Алекс согласится. Напротив, он крепко подозревает, что по второму делу адвокат посоветовал ему хранить молчание. К сожалению, им совсем нечего предъявить Алексу, у них нет против него улик, так что вся эта поездка больше похожа на рыбалку – а вдруг повезет? Мэтт надеется, что ему удастся что-нибудь понять по лицу и общим реакциям Саннингема, пока полиция проверяет его телефон. – Ну что, Алекс, опять, значит, в тюрьму? Не слишком умно ты поступил, верно? – Марк Фишер следит за своей интонацией, произнося эти слова, а затем выкладывает перед Алексом на стол снимок Элис – вернее, еще Дженни. Волосы у нее на этом снимке светлее и длиннее, чем сейчас. Алекс Саннингем глядит на снимок, и Мэтью подается к стеклу, чтобы внимательно рассмотреть его лицо. Ничего. О чем бы ни думал сейчас Алекс, выражение его лица нисколько не меняется. «Черт, он отлично держится, – думает Мэтью. – Просто отлично». Мел рядом с ним, кажется, затаила дыхание. – Итак. Твоя невеста. Та самая, которая не подозревала о том, что происходит. – Марк говорит ровно, голос звучит уверенно. Алекс смотрит на своего адвоката, а тот – на снимок. – Я вот тут задумался, а как ты относишься к своей бывшей невесте теперь? Посидев в тюрьме? Алекс молчит. Никакой реакции. – Тут вот какое дело. Мы считаем, ты мог затаить на нее обиду за то, что произошло с тобой в последние годы. Затаить и захотеть отомстить ей. Что, конечно, не совсем справедливо. Мы правы, Алекс? Тишина. Мэтью поворачивается к Мелани – та сидит, по-прежнему затаив дыхание. Ясно, что Марк пока не хочет раскрывать все карты. Без улик он просто провоцирует Алекса. Хочет посмотреть, как тот станет выкручиваться: вдруг случайно проболтается, выдаст что-нибудь такое, о чем ему, если он тут ни при чем, просто не должно быть известно. И вот тогда уже начнется настоящий допрос. Но Алекс пока даже не выглядит озадаченным. Просто смотрит на Марка как сквозь стену. – Хорошо, тогда я спрошу напрямую. Имел ли ты контакты, устные, письменные или любого иного рода, со своей бывшей невестой Дженнифер Уоллес с момента суда и по сей день включительно? И особенно с того момента, когда тебя выпустили из тюрьмы? Наступает долгая пауза. Алекс опять поворачивается к адвокату, потом снова к Марку, открывает рот и начинает… Мэтью не верит своим ушам. Поворачивается к Мел – та отвечает ему обалдевшим взглядом. Звук из-за стекла становится все сильнее, громче, и Мэтью раздражается, ощущая полную безнадежность ситуации. – Что это, черт возьми, такое? – не выдерживает Мелани. – Опера, – усмехается Мэтью. – Я понимаю, что опера, я же не полный профан. – Прекрати сейчас же! – Марк говорит спокойно, но громко – ему приходится повышать голос, чтобы перекричать певуна. А Мэтью закрывает глаза и прислушивается. Вообще-то пение в полицейском участке – вещь не такая редкая. Поют обычно пьяные, пока их ведут в камеру отсыпаться. И в основном поют плохо. Никакой тебе мелодии, и слов не разобрать. Алекс пел совсем по-другому. Он пел хорошо, по-настоящему. Но Мэтью удивило даже не это: он узнал мелодию. Точнее, он слышал ее раньше и теперь отчаянно пытается вспомнить, где именно. Морщит лоб, сосредоточенно думает, даже пытается подпеть. – Алекс, немедленно прекращай петь. Предупреждаю, дело очень серьезное. – Марк обращается к адвокату: – Порекомендуйте вашему клиенту перестать чинить препятствия полицейскому расследованию и начать отвечать на мои вопросы. Но адвокат только пожимает плечами, как будто от него тут ничего не зависит. – Послушайте, если ваш клиент не прекратит петь, я прикажу отвести его в камеру, пусть успокоится. Ария продолжается… – Хорошо поет, кстати, – замечает Мэтью, открывая глаза. – Чем нам это поможет? – спрашивает Мел, нервно крутя обручальное кольцо на пальце, – видимо, совсем измучилась. И вдруг Мэтью вспоминает, где он это слышал. Точно. Ему подсказывают слова. «L’amour, l’amour!.. Ah! Leve-toi, soleil…»[14] – Это из «Ромео и Джульетты». – Он чувствует прилив гордости, что уж совсем смешно в данной ситуации. – Французская опера. Мелани смотрит на него, округлив глаза. – А ты у нас кто – инспектор Морс[15], что ли? – Салли любит оперу, – отвечает Мэтью робко. – У нее есть такая запись. Она ведь не говорит по-итальянски. А эта опера ей нравится, потому что она на французском. Шарль Гуно; ее легко найти, если что. Но ошарашенная Мелани только качает головой: в комнате для допросов Марк говорит в микрофон, что останавливает беседу и возвращает Алекса в камеру до тех пор, пока он не перестанет петь. В комнату входит сержант и выводит Алекса, который не прекращает свои рулады. – Что ж, хорошо прошло, – говорит Мелани, вставая. – Будешь кофе из автомата? Мне выделили кабинет, можем подождать там, пока они изучат телефон Алекса. Хотя мне кажется, что это пустая трата времени, а тебе? Пока мы не найдем улик, нам его не взять. Держу пари, ты уже жалеешь, что притащился в такую даль. * * * В маленьком кабинете Мелани ставит на стол портфель, набитый заметками с предыдущего допроса Алекса и бумагами по его делу. – А видео с его последнего допроса, случайно, нет? – Нет, только стенограммы. Я их просмотрела, пока летела сюда. Дверь приоткрывается, и в кабинет просовывается голова Марка. – Прости, Мелани. Я и не предполагал, что так получится. Со мной такое впервые. На моих допросах еще никто не пел. – Ты тут ни при чем, Марк. Иди отдохни, съешь сэндвич. А я пока снова прогляжу бумаги. Через час попробуем еще разок. Глядишь, наш Призрак Оперы успеет заскучать в камере. А если нет, то пусть его переводят в тюрьму, мы его там допросим, когда – и если – найдем какие-нибудь улики. Марк показывает им большой палец и закрывает дверь. – Марк – отличный оперативник. Хотя ты, конечно, лучше, – поддразнивает Мел. – Но, боюсь, из нашего мистера Саннингема никто ничего не вытянет, пока против него не будет конкретных улик. Черт, как же жалко потраченного времени. И тут Мэтью вспоминает. – Ромео и Джульетта. Молодые любовники. – О чем ты? – Мел смотрит на него с любопытством. – О том, что наш заблуждающийся нарцисс, похоже, примеряет на себя роль романтического героя. Отсюда и Гретна-Грин, и желание жениться на молоденькой девушке. – Ты смеешься? Он соблазняет четырнадцатилетнего подростка, потом изображает из себя Ромео – и думает, что ему все простят? – Боюсь, именно так он и думает. Потому я и назвал его заблуждающимся. А это значит, что он способен на все. Можно я еще раз взгляну на его дело? Меня интересует все, что говорила о нем Элис до суда. – Нет, нельзя, – отвечает Мел, двигает к нему портфель и подмигивает. – Пойду раздобуду нам кофе. Может, ты разглядишь то, что я пропустила. Я просмотрела все данные: судебные заметки, показания Элис – или Дженни, как ее звали тогда, – и не обнаружила ничего такого, что давало бы мотив для теперешних нападений. Ее роль в процессе была слишком мала. Все крутилось вокруг двух девочек, особенно той, которую Алекс соблазнил и бросил. Мелани выходит из комнаты, но уже через пять минут возвращается с двумя большими щербатыми кружками с кофе. В течение часа они с Мэтью вместе работают над процессуальными документами и заявлениями Дженни. Мэтью удивляется, когда находит упоминание о третьей девочке, тоже четырнадцатилетней. – Значит, была еще и третья?