Мелани тяжело вздыхает. – Вообще-то тебе не положено об этом знать, но да, была еще и третья. Правда. Она отказалась давать показания официально, так что ее не допрашивали, а просто побеседовали. История та же самая. Алекс соблазнил ее, спал с ней некоторое время, а потом бросил. Это случилось, пока он был помолвлен с Элис. – Вот ведь змей подколодный. – Те следователи, которые вели дело Алекса, решили не тащить девочку в суд. Показаний для обвинительного приговора и без нее было достаточно. Мэтью листает дело, ужасаясь тому, до чего в участке горький кофе, и жалея, что нет времени выскочить куда-нибудь за приличным. Проходит сорок пять минут, прежде чем он откладывает материалы суда и берется за показания Элис, надеясь отыскать в них хотя бы какую-то дополнительную деталь. И тут ему в руки падает листок бумаги, который был вложен в папку с более ранними показаниями. Вот только дата на листке странная. Алекс тогда уже был арестован, и ему предъявили обвинение. Мэтью разглаживает страничку и пробегает глазами несколько абзацев. Перед ним запись короткого разговора Элис – тогда еще Дженни – с офицером полиции в Лондоне. Видимо, она сама пришла в участок, чтобы дать кое-какие дополнительные показания для передачи следователям в Шотландии, и явно не хотела, чтобы Алекс об этом знал. Мэтью внимательно читает. На листе стоит пометка о том, что информация была передана шотландцам, но предприняли они в этой связи какие-то действия или нет, неизвестно. Возможно, им и так хватало уличающих Алекса обстоятельств, чтобы обращать внимание еще и на это, к тому же Элис сразу заявила, что в суде она этого не повторит, а потому свидетельство не было приобщено к ее официальным показаниям. Мэтью возвращается к судебным бумагам и видит, что там нет никаких указаний на то, что сообщение Элис было предъявлено Алексу или кому-то из пострадавших официально. То есть им вообще не воспользовались, и неудивительно. Такое сообщение ничего не добавляло к материалам следствия, а раз сама Элис отказалась выступить с этим заявлением в суде, то и толку от него чуть. Хилл задумчиво постукивает пальцами по подбородку. Погоди-ка. А что, если кто-то все же упомянул об этом при Алексе еще до суда, во время следствия? Так, чтобы его завести. Что, если Алекс знал, с чем Элис приходила в полицию? – Ты только не радуйся раньше времени, Мел, но я, кажется, кое-что нашел. И Мэтью кладет перед Мелани листочек со словами Элис. – Похоже, у нашего Ромео сексуальная дисфункция. – Что? Импотент? – Мелани пробегает глазами листочек, втянув подбородок в шею и хмуря лоб. – Не может быть. Он же занимался сексом с теми девчонками. – Ну, не импотент, тут кое-что другое. Элис не хотела, чтобы это дошло до суда. Она просто считала, что полицейские должны об этом знать, вдруг это окажется важно. Но что, если Алекс все же прослышал? Допустим, кто-то сказал ему во время допроса, разумеется, не под запись. Ну, чтобы позлить его чуток. А наш нарцисс догадался, кто его так подставил. Это ведь наверняка задело его гордость, да еще как. Сидел потом в тюрьме и злился, копил обиду. Нет, это, конечно, только предположение, да и то притянутое за уши. Но, по-моему, оно дает нам вероятный мотив затаенной обиды против Элис. Глава 45 ЭЛИС – ПРЕЖДЕ Никогда не поверю, что есть люди, готовые обсуждать свою сексуальную жизнь с полицией. Лично мне хватило одного раза. Когда Алекса арестовали, полицейским непременно надо было сунуть нос в каждую мелочь нашего с ним пребывания в спальне. Нет, они, конечно, проявляли максимум такта. Извинялись за каждый новый вопрос. Но все равно задавали и задавали их с неуклонностью автомата. У Алекса были фетиши? Мне приходилось делать в постели что-нибудь странное? Он был со мной груб, причинял боль? Хоть чем-то намекал, что ему нравятся более молодые партнерши? Девочки? И каждый раз я честно отвечала «нет». Наша сексуальная жизнь была нормальной. Обыкновенной. Я намеренно использовала именно это слово несколько раз. И все же кое-что я утаила: насмешка крылась в самой формулировке вопроса. Сначала я не придала этому значения, и лишь потом, вернувшись в Лондон с сестрой, стала постоянно думать об этом. И в конце концов спросила себя: может, стоило быть пооткровеннее? Эта мысль не давала покоя, и я наконец отправилась в участок неподалеку от дома Лиэнн, чтобы сделать заявление. Не официальное, разумеется. Женщина-полицейский отвела меня в крохотную комнату для допросов, где я первым делом заставила ее написать, что это будет неофициальное заявление. – В суде я повторять это не буду. Никакая сила меня не заставит обсуждать свою половую жизнь перед судом. Так и запишите. Это существенно. Сейчас я делаю это заявление просто потому, что не знаю, вдруг оно окажется важным для следствия. К тому же оно у меня из головы не идет. Но в суде я это повторять не буду. Иначе воскресные газеты живьем меня съедят. – Глядя, как женщина-полицейский строчит на своем бланке, я попыталась вверх ногами разобрать написанное, чтобы убедиться – она держит слово. У нее был красивый почерк и очень красивая ручка. Дорогая. – Так что, по-вашему, нам необходимо знать? Я глубоко вдохнула. Все слова куда-то разбежались. – Не спешите. Вам нелегко, я знаю. – Это еще мягко сказано. В общем, когда меня допрашивали раньше, то задавали вопрос: имел ли Алекс какие-то особенности в постели. Я сказала нет, что, в общем-то, правда. У меня спрашивали, регулярно ли мы занимались сексом, и я ответила да, что тоже правда. Я подождала, пока она запишет сказанное, потом продолжила: – Но я не сказала вот чего. Алекс был… – Я умолкла и поджала губы. «Ну же, давай, выкладывай», – подбодрила я себя. – Короче. Алекс был не слишком хорош в постели. На лице женщины-полицейского проступило недоумение. Она явно не знала, как реагировать на мои слова. – Ох, черт, до чего же это унизительно. Нет, он был неплох. В смысле я бы не согласилась выйти за него замуж, будь все так плохо. Во-первых, он был чертовски привлекателен как мужчина, мне он очень нравился. Ну, то есть, пока я не узнала о нем всю правду. Во-вторых, он отлично целовался. Да и вообще был вполне адекватным любовником, в общем и целом. Я же говорю, я приняла его предложение. Зачем бы я стала это делать, будь он безнадежен в постели? Но… – Я перевела дух, заметив, что говорю слишком быстро. Надо успокоиться. – Дело в том, что у него были ограниченные возможности. – Ограниченные возможности? – Женщина перестала писать. Я ждала. Она тоже ждала. – У него были проблемы со спуском. – Что, простите? Я закрыла глаза. Мне захотелось провалиться в какую-нибудь маленькую щелочку и затаиться там навсегда. – Преждевременная эякуляция. Его ненадолго хватало. Мне показалось, что она фыркнула. Или показалось? Я залилась краской. – Послушайте, я знаю, над этим принято шутить. Считается, что это дико смешно. На самом деле в этом нет ничего веселого. По крайней мере, для Алекса в этом точно ничего веселого не было. – Совершенно верно. Так почему вы считаете, что это может быть важно? Для расследования, я имею в виду. – В том-то и дело, что я надеюсь, что это окажется не важно. Видите ли, поначалу меня это очень в нем удивляло. Понимаете, он был невероятно привлекателен как мужчина, при первой встрече он произвел на меня сногсшибательное впечатление. Я была уверена, что в этом деле ему просто нет равных. Вот почему меня так поразила его проблема с быстрым спуском. Но сначала я ничего не сказала. Он сам заговорил о ней, где-то на третий раз. Сказал, что так у него всегда, если он волнуется. И влюблен по-настоящему. То есть превратил свою слабость в комплимент мне. Дескать, он влюблен в меня по-настоящему и от волнения теряет уверенность в себе, но это пройдет. Время шло, ничего не менялось, и я забеспокоилась. Наши отношения развивались стремительно, он сделал мне предложение. Все было так романтично. Я же говорю, он был хорошим любовником, в общем и целом. Очень заботился о том, чтобы я… э-э… была довольна. Но эта проблема никуда не девалась. – Но ваши отношения вас все же устраивали? Вы же согласились выйти за него замуж? – О да. Я ведь верила, что он и правда сильно влюблен в меня. Что со временем все разрешится. Верила во всю эту чушь. А потом я решила, что пора нам поговорить об этом более подробно, придумала подход. Но стоило завести этот разговор, как Алекс взбесился. – В каком смысле? – Разорался. Но рук не распускал. Сначала это меня шокировало, а потом я поняла, что задела его гордость. И сразу почувствовала себя глупой и черствой, как вчерашний багет. Ведь для мужчин успехи в постели – это предмет гордости. И я решила оставить эту тему. Пусть все идет как идет. Со временем что-нибудь да образуется. И потом, я же говорю – в общем и целом я была очень счастлива. Пока не узнала всю правду. О нем и об этих девочках. Повисла долгая пауза. – Тогда зачем вы говорите об этом сейчас? – Говорю же, я мучилась. Вспоминала, прикидывала так и эдак – и пришла к выводу, что если бы у него все получалось со мной в постели, то он бы не стал совращать малолетних. Они ведь неопытные, им не с чем сравнивать, и они бы не стали его критиковать. Женщина отложила ручку: – Так вы вините себя? О господи. Зря вы так. – Нет-нет. Я знаю, что я тут ни при чем. Просто мне не давала покоя мысль, а вдруг это важно. Вдруг это мои глупые замечания по поводу возможностей Алекса в постели подтолкнули его к несовершеннолетним. – Ну вот я все и высказала. Неужели это я во всем виновата? Женщина-полицейский записала и это, а потом повторила, что у меня нет абсолютно никаких оснований считать себя виноватой. Она пообещала, что лично передаст мое заявление следователям, и спросила, посещаю ли я психолога, как мне рекомендовали. * * * Две недели спустя мне позвонил офицер, ведущий расследование, и поблагодарил за сделанное заявление. Он подчеркнул, что документ не будет использован в официальном порядке, а останется частной информацией между мной и следствием. А также сообщил, что нашлась еще одна девочка четырнадцати лет, которая заявила, что Алекс приставал к ней и занимался с ней сексом еще до того, как повстречался со мной. И судя по датам, которые она назвала, их отношения продолжались и в то время, когда мы жили вместе. Девочка отказалась свидетельствовать против Алекса в суде, она была слишком травмирована, но полицейский рассказал об этом мне, чтобы я успокоилась. Не я сделала Алекса таким, какой он есть. Это был его собственный выбор. Помню, какое непередаваемое облегчение я испытала, услышав эти слова, словно гора с плеч упала. А потом полицейский добавил вот что: то, как Алекс вел себя в постели со мной, и наша ссора на этой почве были скорее следствием его извращения, а не причиной. Помню, после того разговора я пошла в душ и долго стояла под обжигающими струями. Мне хотелось, чтобы вода растворила меня, смыла всю грязь, которая скопилась в моей душе за последнее время. «Ну просто дура, – корила я себя позже, лежа на кровати в гостевой спальне Лиэнн. – Какой же непроходимой дурой я была». Глава 46 ОН – ПРЕЖДЕ Он всегда представлял, что когда вырастет и начнет работать, то сразу перевезет бабушку в более приятное место.