– Так. Вот это уже плохо. – Мэтью снова берется за телефон. Не исключено, что это все же работа Джека. Ударил Элис по голове, затащил в дом, а потом разыграл тревогу. – Мел. Это пока только подозрение, но не исключено, что Элис затащили в тот дом, адрес которого я тебе отправил. В заборе дыра. На земле – следы волочения. Я тут с Джеком. – Мэтью оглядывается на спутника: – Что это за дом, Джек? – Элис о нем писала. «Мейпл-Филд-хаус». Его сегодня сносят, после обеда. Но я не понимаю, что ей здесь понадобилось? Зачем она сюда приехала? – Так, Мел. Похоже, это тот дом, о котором Элис писала статьи. Пока непонятно, что тут за связь, но связь наверняка имеется. На сегодня назначен снос дома. – Ясно. Оставайся на месте, мы уже близко. Там есть поблизости щит с названием компании, которая производит снос? – Отсюда не видно. Мэтью как раз заканчивает звонок, когда рядом с ними останавливается небольшой белый фургон и из него выходит человек в форме охранника. – Эй, вы кто такие? Что тут делаете? Это частная территория. Здесь нельзя находиться, дом предназначен под снос, который состоится сегодня. Вы что, объявления не видели? Ими весь фасад обклеен. – Ох, черт! Как же я сразу не сообразил? – Лицо Джека выражает крайнюю тревогу. Он быстро вертит головой. – Но почему здесь? Что это за чертовщина, Мэтью? – Ясно. Полиция уже едет. – Мэтью смотрит на охранника в упор. – Свяжитесь с бригадой подрывников, пусть пришлют сюда кого-то из старших, и побыстрее. Надо все остановить. Мне нужно название компании. – Чего ты тут раскомандовался-то? Кто ты такой вообще? Дом полностью огорожен, взрывные заряды заложены. Второй охранник на той стороне. Мы здесь за все отвечаем, пока подрывники не приедут. Мэтью поворачивается к Джеку: – Значит, так, Джек. Оставайся здесь, объяснишь полицейским ситуацию, когда они приедут. – Нет. Я пойду с вами. Я должен найти Элис. – Здесь от тебя будет куда больше пользы. Надо поговорить с полицейскими, а еще узнать название компании и связаться с руководителями. Пусть они едут сюда, немедленно. Ясно? Это очень важно. Джек согласно кивает, а Мэтью поворачивается к нему спиной и направляется к дыре в заборе. – Эй-эй, ты куда? Туда нельзя. А ну, вернись! – строго окликает его охранник, но задержать тем не менее не пытается. – Я тебя предупредил. Там опасно. Я серьезно. Туда категорически нельзя входить… Глава 63 ЭЛИС – Неужели не догадалась, Элис? – Голос, пропущенный через программу, звучит просто жутко. Прямо как в фильме ужасов. Человек в черном смотрит на меня из тени, я не вижу его глаз. «Вдох – раз… два… выдох – раз… два…» Я закрываю глаза и, чтобы не слушать его, снова сосредоточиваюсь на дыхании. И опять вспоминаю маму, как она борется за каждый вдох. Начинаю представлять: вот мама в новом доме престарелых, где работает такой замечательный персонал. На столе в ее комнате стоит ваза с розами. На полке «Грозовой перевал», ждет моего следующего визита. Я вспоминаю, как мы жили раньше, еще до маминой болезни. Как в детстве валялись с сестрой на траве и плели венки из маргариток, а мама звала нас на одеяло, где была приготовлена еда для пикника: «Ланч, девочки!» Сэндвичи с яйцом, конечно, плохо пахнут, но зато очень вкусные. Ледяной морс, налитый из термоса в красные пластиковые кружечки. Вспоминается и другое. Мои ноги в серых школьных носках и стоптанных туфлях. Мама стоит у меня за спиной, заплетает мне косы и напевает. Мне снился кошмар, и она особенно нежно прикасается к моим волосам, успокаивая: «Все будет хорошо, детка. Это был всего лишь сон. Все хорошо…» – Раньше я жил здесь, Элис. В этой квартире. Со своей бабушкой. О чем это он? И почему он мне это говорит? Я открываю глаза и смотрю на него. Ничего не понимаю. – Она покончила с собой вот в этой самой комнате. Из-за тебя, Элис. Я потрясена. Понятия не имею, о чем он говорит. Какая бабушка? Какое самоубийство? При чем здесь вообще я? Что он выдумывает? Он что, спятил? Ну точно – просто сумасшедший. Окончательно съехал с катушек. И тут он очень медленно кладет телефон в карман и стягивает с себя балаклаву. У меня дергается левое веко. Нервный тик. Теперь я все вижу, несмотря на полумрак в комнате. Но все еще ничего не могу понять. Передо мной сидит Том. Точно, он. Его лицо, его волосы, рот. Но мой мозг отказывается воспринимать реальность. Это не может быть Том. Том – у себя в квартире. Его избили, и он лежит там, быть может, с проломленной головой. Этот человек ранил его. А потом похитил меня и привез сюда. Он смеется. Это смех Тома. Но я отказываюсь в это верить. Глаз по-прежнему дергается. – Так ты что, правда не догадалась? – И он качает головой. Голос Тома. Передо мной Том, и все же не совсем Том, а как будто его копия, полная ненависти. – Ты всему поверила. И про родителей, которые отправились в кругосветное путешествие. Счастливая семья. И про мое детство богатенького мальчика. – Тут он делает паузу. – Помнишь ту фотографию на столике у моей кровати? Я вырезал ее из журнала. – Дышать становится труднее. – А тот звонок по «Скайпу», когда я приглашал тебя с ними поздороваться? Да не было никакого звонка, я все это придумал. Знал, что ты не захочешь. И он начинает смеяться в голос. – И еще Мэтью нанял, да? Вот это был гениальный ход, ты не находишь? Замаскировался у всех на виду, можно сказать. Я прямо наслаждался. – Он делает паузу и поворачивает голову в сторону кухни. – Подкупил охрану, чтобы меня пропустили сюда. Наврал, будто хочу забрать кое-какие случайно забытые семейные реликвии, они, мол, дороги мне как память. – Его взгляд снова возвращается ко мне. – Твоя дурацкая газета ни строчки не написала о ее смерти. А ведь было дознание. Она умерла. Моя бабушка умерла, а вам всем было наплевать. «Вдох – раз, два. Выдох – раз, два. Только не отключайся, Элис. Держись». – Держи глаза открытыми и смотри на меня, когда я говорю с тобой, Элис. Я делаю, как он велит, а сама дрожу всем телом. – Она наглоталась таблеток, Элис. Наелась таблеток и засунула голову вон в ту духовку. И все из-за тебя. Из-за твоих поганых статеек. Следующий выдох получается каким-то странным: горячим, как воздух в пустыне. Из-за скотча, которым заклеен мой рот. Легкие перенапряжены. Мне не хватает воздуха. Я не могу больше дышать. И не понимаю, о чем он говорит. Когда началась кампания по сносу, не было ни одного голоса против. Никто не возражал. Я снова обегаю глазами кухню, задерживаясь взглядом на стеллажах. На них кастрюльки, сковородки, разные кухонные принадлежности. Вдруг на самой нижней полке, слева, я замечаю еще кое-что. Деревянную доску с металлической ручкой. О боже мой… Нет. Это дощечка для резки сыра, специальная, с проволокой… Том смотрит туда же, куда и я, видит полку, лежащую на ней сырорезку – и снова смеется. – Что, страшно, да? – Он прищуривается, буквально буравя меня взглядом и наслаждаясь моим страхом. – Бабуля рассказывала мне, как она готовила сэндвичи с сыром и солеными огурцами для моего деда, а тот съедал их в обед на лавочке под окном. Каждый день. – Том снова ненадолго умолкает. – Дед любил, чтобы сыр был тонко нарезан. Ножом так не сделать, только проволокой. Он говорит медленно, но смотрит неотрывно, как и прежде. Я чувствую, как подступают слезы, а вместе с ними и слабость. «Я порежу тебя проволокой для сыра…» – Ох, Элис. Ужасно, не правда ли? Когда ждешь чего-то страшного. Но знаешь что? Тут есть и своя красота. – Он опять умолкает. – Я не причиню тебе боли. Незачем. Что он хочет этим сказать? Что отпускает меня? Что хотел только испугать, насладиться моим страхом? Или у него другое на уме? Какая-нибудь новая пакость? – Ты сама себя убьешь! – Том смеется. – На этом самом месте. – И он бросает взгляд на духовку. Я уже представляю, как он потащит меня туда. К духовке. Что, и таблетки в рот запихнет? Чтобы сымитировать мое самоубийство? Он совсем спятил. Тот же Том, только чокнутый. Он подается вперед, как будто рассматривая меня. – Что, все еще не догадалась? – Снова негромкий смех. – Я просто оставлю тебя здесь, Элис, вот и все. Напишу охранникам сообщение, что вышел, они нажмут на кнопку… и – бум! Ни тебя, ни дома. Сердце начинает сильно биться. Снос здания. О боже… – Разве ты не этого хотела, Элис? Ты ведь хотела, чтобы этого дома не стало. И тут картинка складывается. В ней еще не хватает многих деталей. Я не понимаю, зачем ему это. Не понимаю, откуда он взялся, этот безумный Том, и при чем тут его бабушка. Все это совершенно не похоже на то, что он рассказывал о себе раньше. Но одно я вижу отчетливо. Я в «Мейпл-Филд-хаусе». И скоро раздастся взрыв. Наступает тишина – кажется, Том оценивает мою реакцию. Ждет, что я впаду в панику. Но, к моему собственному удивлению, ничего подобного не происходит. Наоборот, я как будто даже успокаиваюсь, поняв, что боли не будет и все случится быстро. Впервые за последние недели я точно знаю, что происходит сейчас и что будет дальше, и это приносит пусть мрачное, но все же удовлетворение. Молчание продолжается, и тут меня посещает еще одна мысль, столь же непредсказуемая, как и неожиданное чувство облегчения. Я даже вздрагиваю. Химическая реакция. Всплеск восторга, почти эйфории. Как будто туман вдруг рассеялся и стало видно далеко вперед. Раз Том сидит здесь, со мной, значит, его нет у мамы и он не может причинить ей боль. Значит, дело не в ней. Все дело во мне и только во мне. Это открытие и пугает меня, и отчего-то ободряет. И тогда приходит последняя эмоция, столь же потрясающая, как и все прежние, – радость. Вот именно, радость от того, что он не причинит вреда моей маме. Я чувствую, как глаза наполняются слезами. Это слезы любви – я так люблю мою маму, что мне наплевать на себя. Да, конечно, страшно, но этот страх уже не имеет значения. Главное для меня теперь, что с ней все будет в порядке. Что он не причинит ей зла. И тут я наконец чувствую то, что уже не надеялась ощутить никогда в жизни. И уж тем более не здесь и не сейчас. Я чувствую себя храброй.