– Похоже, она ползла по пересеченной местности. Это видно по песку и кварцу, которые забились в порезы на ладонях и коленях. Это соответствует местности, где ее нашли. На спине у нее синяки, и я не сомневаюсь, это от шин, из чего следует, что ее переехали на месте происшествия. Раздробленные таз и позвоночник подтверждают эту теорию. Видите, здесь торчит кость… – Одна ее сторона не похоже, чтобы обгорела, – заметил Ридер. Затем наклонился и осмотрел нижнюю часть ее левой ноги – та была гладкая, неповрежденная. – Верно. Я предполагаю, что ожоги она получила после смерти. Ридер встал. – Есть химические следы, катализаторы? Альварес покачал головой. – Когда ее нашли, на ней была одежда. Так вот, одежда от огня не пострадала. Это, в принципе, ясно уже по такому адскому ожогу. Ридер хмыкнул. Несколько мгновений они молча смотрели на труп. – По правде сказать, я не знаю, что ее убило, – сказал наконец Альварес. – Потеря крови из артерии должна была бы. Но не думаю, что она умерла от этого. Это чертовски странно, но кровь в ней до сих пор осталась. Не вся, но немного. Возможно, полноценное вскрытие как-нибудь это объяснит. – Альварес протянул руку и аккуратно взял мертвую девушку за руку, будто приглашая ее на танец. – У нее один ноготь расколот, – проговорил он тихо. – Я раньше не замечал. Вода капала из крана в металлическую раковину. – Вы в порядке, док? – Простите. – Альварес покачал головой. – Я сегодня не выспался. – Он снова погрузился в молчание. Ридер застыл в ожидании. Создавалось впечатление, будто у судмедэксперта в голове крутились большие древние шестерни. В его сознании, казалось, сражалось два мнения. – Просто… – Альварес провел рукой по волосам, почесал затылок. – Ожог, разорванная артерия, след укуса на ноге, отсутствие кровопотери – это все довольно странно. Но если тело не двигается какое-то время, скажем, десять, двадцать часов, знаете, что происходит? – Кровь собирается в самой низкой точке, – сказал Ридер. – Да. Гравитация тянет ее вниз, и там она густеет. Превращается в желе. Когда это случается, кожа меняет цвет, синеет. Так вот, обратите внимание, ее обнаружили лежащей лицом вниз посреди дороги, так? – Альварес взял из диспенсера еще одну пару перчаток и вручил их Ридеру. – Посмотрите сами. Ридер натянул перчатки и шагнул к столу. Положил правую руку на левое бедро девушки, пониже кончика белой кости, торчавшей из бледной кожи. Другую руку просунул справа под мышкой. Затем осторожно повернул девушку на бок. Сломанные кости внутри нее сдвинулись, и этот звук был похож на скрежет зубов, который его жена издавала по ночам. Ридер видел, что Альварес хотел, чтобы он сам во всем убедился. Кожа девичьей спины имела легкий красноватый оттенок, будто солнце, нагревавшее камни под ней, каким-то образом обожгло ее. При этом спину пересекали пурпурные следы от протекторов шин, искромсавших ей кожу, но никакого обесцвечивания там, где должна была бы собраться кровь, не оказалось. – Трупных пятен нет, – сказал Ридер и осторожно положил труп обратно на спину. – Да, они не проявились, – подтвердил Альварес. – Несмотря на то что перед тем, как ее нашли, она пролежала на дороге тридцать с лишним часов. – Он подошел к холодильнику в углу комнаты и открыл его. Внутри лежал сэндвич, завернутый в пищевую пленку, а рядом с ним – металлический штатив для пробирок. Альварес вынул одну и закрыл холодильник. Протянул пробирку Ридеру. – Это образец крови, который я взял у нее вчера, когда ее только привезли. Взял его из бедра, чуть ниже перерезанной артерии. Ридер поднес пробирку к свету. – Вы встряхните, – сказал Альварес. Кровь всколыхнулась. – Жидкая, как виноградный сок, – сказал Ридер. – Она не свернулась. Разве не странно, да? – Альварес вернул пробирку в холодильник. – Но вот кое-что еще: пятна крови на юбке и пятна крови на бедре – это не человеческая кровь. – Животного? Альварес пожал плечами: – Не человека. – Вы определили тип крови, которую у нее взяли? – спросил Ридер. – Нет, – ответил судмедэксперт. – Я не смог. – Прошу прощения, док. Я, может, и не самый острый инструмент в сарае, но, насколько я понимаю, это не такой уж сложный тест. Альварес улыбнулся. – Я полагаю, вы немного острее, чем говорите, рейнджер. И вы правы. Тест-то несложный, но когда кровь, которую я собрал с ее одежды и кожи, оказалась не человеческой, я решил провести тот же преципитиновый тест на крови, которую взял у нее самой. Все-таки визуальные свидетельства указывали на то, что кровь у нее на ноге и на платье должна была принадлежать ей, или по крайней мере нападавшему. Ничто в ее состоянии не наводило на мысль о том, что в ней должна быть какая-либо другая кровь, но она должна принадлежать человеку. Поэтому, когда выяснилось, что это не так, мне стало любопытно. Антисыворотка, которая хранится у нас здесь на складе, вводится лабораторному животному с человеческими антигенами, потом животное создает антитела, и они объединяются с… – С образцом крови, – сказал Ридер. – Я знаю, как проводятся тесты, док. И? – Хорошо. Кровь, которую я извлек из трупа, также дала отрицательный результат. Ридер пристально посмотрел на доктора. – Кровь из этого тела? – проговорил он и указал большим пальцем через плечо. – Вот из этого тела? – Не человеческая, – подтвердил Альварес. Вдруг Ридер перестал ощущать холод в комнате. Он стянул перчатки и бросил их в мусорное ведро с надписью: «МЕДИЦИНСКИЕ ОТХОДЫ». Он снял пальто и перекинул его через руку. – Имеем две вещи, – продолжил Альварес, – отсутствие свертываемости и непринадлежность человеку. Не знаю, что конкретно они значат, как они связаны, но я знаю, что есть животные, чья слюна содержит антикоагулянты, которые облегчают гематофагию… – Так, док, погодите. Почему вы не допускаете, что это не был просто ошибочный тест? Альварес снял маленькие очки в проволочной оправе и положил их на соседний стол. Затем прислонился к этому столу и потер глаза. – Я провел его три раза. И каждый раз получалось одно и то же. Конечно, это возможно, да, произошла кое-какая ошибка. Антисыворотки, которые у нас здесь, не самые свежие. Мы не часто их используем. Я всю ночь не спал. Размышлял над этим. Ридеру внезапно захотелось выбраться на свет, и он взял с табурета шляпу. – Ладно. Как бы это ни было поразительно, вряд ли оно относится к моему делу. Не считая разве что бара. – Вы религиозны? – спросил Альварес. – Не особенно, нет, – ответил Ридер. – Я верю в силу науки. – Некоторые сказали бы, и mia buelita[24] в их числе, что у нас тут случилось чудо. Вот у нас несчастная мертвая девушка, вся всмятку, сердце, легкие и мозг повреждены безвозвратно, от нее осталась просто оболочка, которая раньше была жива, но теперь нет, и все же кровь в ее венах до сих пор движется, как по собственной воле. Будто она хотела жить сама. Как это возможно? Моя бабушка сказала бы, что это моя работа, как человека науки, – объяснить это чудо, найти в нем Божий замысел, может, даже направленный на благо всего человечества. Ридер посмотрел на мертвую девушку и покачал головой. – Не хочу обидеть вас или вашу бабушку, док, но мне это никаким чудом не кажется. – Нет, – сказал Альварес. – Нет, не кажется. Правда в том, сэр, что я не обладаю какой-то великой верой, и я, конечно, не серолог[25], но я, как и вы, разбираюсь в этом достаточно, чтобы понимать: в естественных обстоятельствах кровь себя так не ведет. – Или, – сказал Ридер, – дело просто в неправильном тесте. Альварес опустил глаза на водосток в центре бетонного пола. Затем, через мгновение, кивнул и вытер очки подолом лабораторного халата. – А каких животных используют, чтобы сделать эту антисыворотку? – спросил Ридер. Альварес снова надел очки, заправив за уши проволочные дужки, и ответил: – Кроликов. Альварес привел Ридера в свой кабинет, откуда Ридер позвонил в штаб и попросил Мэри, диспетчера, передать Сесилу, что след, по которому он здесь шел, выглядит еще холоднее, но все же придется задержаться еще на денек. – Я поговорю с родителями, – сказал он. – Просто чтобы точно убедиться. – Он на секунду прислушался, после чего ответил: – Да. – И повесил трубку. Альварес сидел у себя за столом и кипятил на горячей плите воду в лабораторном стакане. Ридер осмотрелся вокруг. Это был кабинет человека, которому не нравилась его работа. Металлический стол, картотечный шкаф, пишущая машинка, пустой лоток для бумаг, полный почтовый ящик. Ридер подумал о собственном кабинете и о том, как мало в нем от его личности. Кирпичи с раствором, карты и лампы. Вешалка для шляпы и ремня. Календарь на стене. И папки. Многочисленные стопки папок. – Вам бы пойти домой, – сказал он доктору. – Отдохнуть немного. – Мне нужно провести еще пару тестов, – сказал Альварес. – До полного вскрытия. – Он взял стакан черной силиконовой перчаткой и налил кипяток в керамическую кружку. Затем взял пакетик «Эрл Грея» из банки на столе и бросил в кружку. – Где ее родители живут? – спросил Ридер. – В маленьком городке часах в полутора на запад отсюда. Сьело-Рохо. – Когда похороны? – Послезавтра. Вскрытие сегодня проведу, скорее всего. Если вы не попросите отложить. – Нет, я уже закончил. Как, вы говорите, назывался тот городок? – Сьело-Рохо. – Прекрасно, – сказал Ридер. – Еще раз спасибо, док. И поспите все-таки. Он вышел из кабинета и посмотрел в сторону смотровой. Вдоль длинного тусклого коридора он увидел, что двойные двери были открыты, а стальной стол, где до этого лежал труп девушки, пустовал. Осталось только покрывало – оно валялось скомканное на полу.