– При случае. – А мой совет? Кафферти бросил взгляд на открытый ноутбук, стоявший на рабочем столе. – Не волнуйся, линза заклеена изолентой. – Осторожности много не бывает. И запомни: единственная возможность уберечь телефон от взлома – это не делать его главным средством связи. Кстати, о телефоне: еще немного – и они отследят этот номер. – Кто – они? – Если я начну, то на весь день заведусь. Береги себя, Моррис. Мы с тобой оба не молодеем. Разговор прервался. Номер, естественно, не определился. Кафферти потребовалось пять звонков, чтобы донести до Мэлони: надо поговорить. Интересно, изменился ли Мэлони или он все тот же могучий, с бычьей шеей мужик, какого Кафферти видел на той встрече. Манера держаться у него была довольно жизнерадостная – настоящий ирландец, – но глаза оставались угрюмыми как могила. Поиски в интернете не принесли Кафферти ни одной фотографии, сделанной больше пяти лет назад. На той встрече в гостинице их было всего двое, парочка “коллег” Мэлони ждали за дверью, так же как человек самого Кафферти. С другой стороны, человек Кафферти был полицейским, который так распоряжался своим свободным временем, и это несколько уравнивало шансы. Кофе, вода, печенье и пирожные, неспешный разговор о вражде между Брэндом и Нессом и о том, как выбор стороны может привести к “затруднениям”. Может, Мэлони и Кафферти лучше объявить какое-никакое перемирие и сосредоточиться не на конкуренции, а на совместных проектах? – Например? – спросил тогда Мэлони. – В Абердине есть одна организация, которую вот-вот отправят на покой… И Мэлони улыбнулся, давая понять: он заранее знал, что их разговор вырулит на эту тему. Из затеи мало что вышло. В Абердине оказалось слишком шумно, Мэлони не понравилось, что на поляне Кафферти кто-то продал скверный товар; последнее означало пристальное внимание полиции. Кафферти протестовал, говорил, что наркотики пришли не через его парней, но ирландец на его речи не купился. Кафферти должен принять на себя ответственность. Иначе ему придется признать, что в сфере, которую он, как предполагалось, полностью контролирует, у него появился конкурент. Но на протяжении всех этих лет они с Мэлони все-таки и заключали сделки, и обменивались информацией, однако оба оставались настороженными, не доверяя друг другу до конца. В одном Кафферти был уверен: если бы Мэлони учуял в частном сыщике угрозу, он не стал бы смотреть на него сквозь пальцы. А Блум, без сомнения, уже начинал представлять угрозу. По информации, которую Кафферти собрал в тот год, Блума где-то держали – наверное, на какой-нибудь хате в Ирландии, там после беспорядков шестидесятых годов осталось много подходящих мест. Его отпустили бы, если бы Джеки Несс понял намек. Но Блума не отпустили. И разобраться в произошедшем без новой личной встречи с Мэлони теперь не представлялось возможным. 19 – Я сумела ужать дело до тридцати листов А4, – сказала констебль Кристин Эссон, когда Кларк вошла в отдел уголовного розыска на Гэйфилд-сквер. – Если тебе нужно больше, я наскребу в хранилище. Не хочешь рассказать, почему оно вдруг тебя озаботило? В маленьком кабинете поместились всего четыре стола, причем один из них постоянно пустовал. Дверь открывалась в святая святых еще меньших размеров. В святилище обитал старший инспектор Джеймс Пейдж. Шивон глянула на дверь и вопросительно посмотрела на Эссон. – Он на совещании в Большом доме. – В котором? – Который в Феттсе. – Я думала, мы его больше так не называем. – Шивон взяла со стола коричневый конверт и достала из него распечатку. – Где Ронни? – Позвонил, сказал, что заболел. – Ты одна на хозяйстве? – И до сих пор как-то выживаю. Шивон Кларк села за свой стол, отодвинула целую гору сообщений и папки, стопка которых закрывала компьютер до половины. – Это что, всего за три дня? – возмутилась она. – Вот что бывает, если тебя нет на месте и некому вовремя спускать воду. – Какое чудесное сравнение! Спасибо, Кристин. – Рекламные агенты из Антикоррупции больше не являлись по твою душу? – Ну как сказать… – В смысле? Шивон Кларк взглянула на коллегу: – Давай я пока просто почитаю. Потом поболтаем, ладно? Эссон скорчила рожу и вернулась к работе. Эллиса Мейкла, семнадцати лет, признали виновным в убийстве подружки. Девушку звали Кристен Холлидей, они были парой еще со школы. В шестнадцать лет Эллис бросил школу – без работы, без особых перспектив. Кристен продолжала учиться. Они постепенно стали отдаляться друг от друга. Начались громкие ссоры, подогреваемые дешевым спиртным, а также наркотиками, какие только удавалось достать. Кристен пропала в среду, во второй половине дня. Поздно вечером ее родители явились домой к Эллису (парень жил с матерью и дядей). Кристен не отвечала на звонки. “Эллис, ты ее не видел?” В ответ тот помотал головой, явно недовольный тем, что его оторвали от компьютерной игры. Мать с дядей пили. Дядя хотел было созвать поисковую партию, отец Кристен сказал, что он к этому не призывает. Атмосфера накалилась. Мать Кристен собралась звонить в полицию. Но Кристен отсутствовала всего несколько часов, и все решили, что полиция не примет заявление. Родители начали обзванивать друзей девочки. Кто-то из ребят сказал, что Кристен собиралась на поле для гольфа, где ее ждал Эллис. Эллиса снова спросили, не виделся ли он с Кристен. Мать девочки рванулась к нему, ее удержала мать Эллиса, которую удержал отец Кристен, что заставило дядю вмешаться в потасовку. Тут же сбежались встревоженные шумом соседи. Затем все поостыли; появилась очередная бутылка водки. Родители продолжали звонить приятелям дочери, стучаться в двери. Лишь на рассвете тело нашел какой-то собачник. Кристен лежала в банкере[14] на площадке для гольфа, небрежно забросанная песком; причиной смерти стала одна-единственная ножевая рана на шее. Орудие убийства полицейская поисковая бригада нашла спустя шестнадцать часов на участке рафа[15], на отрезке от банкера до шоссе. Самый обычный кухонный нож с лезвием шириной в четыре дюйма, не особенно острый. Рана была глубокой – чтобы нанести ее, требовалось усилие, требовалась ярость. Отпечатки на рукоятке ножа совпадали с отпечатками Эллиса Мейкла. Последнее текстовое сообщение на телефоне Кристен было от Эллиса, парень предлагал встретиться на поле для гольфа. Первые допросы велись очень осторожно – Кларк это знала, потому что сама присутствовала на трех. Она занималась делом Эллиса. Она, Эссон и Ронни Огилви. У криминалистической лаборатории сомнений не было: на ноже кровь Кристен и отпечатки Мейкла. Единственное, чего не смогли установить точно, – это откуда взялся нож. Дядя Даллас твердо стоял на том, что на кухне в Реселриге ничего не пропало. С чего такая уверенность? С того, что он жил в этом доме, в доме своего брата Чарльза Мейкла, в доме, где проживали Эллис и его мать, Шона. Сам же Чарльз поселился с дочерью Билли в квартире на Козвэйсайд. Расставание прошло мирно? Да, по большей части. Никто не заговаривал о разводе. Супруги спросили детей, кто с кем хочет остаться, и дети сами приняли решение. После этого дядя Даллас начал захаживать к Шоне и иногда оставался ночевать. Спал он, видимо, на диване – Билли не пожелала пускать его в свою комнату, даже опустевшую. Может, между Шоной и ее деверем имела место какая-то сомнительная игра? Констебль Ронни Огилви как-то заговорил об этом с дядей Далласом, и присутствующим при этом разговоре чуть не пришлось, так сказать, приготовить фазеры[16]. У Далласа Мейкла после службы в армии и краткого “путешествия” в Афганистан диагностировали посттравматическое расстройство. От него чуть искры не сыпались. – Вы пытались организовать поиски? – спросила его Кларк. – Исчезла подружка Эллиса. Естественно, пытался. – Вам не показалось странным, что сам Эллис довольно безмятежен? – В армии я усвоил, что стресс может выглядеть очень по-разному. – Дядя Даллас провел татуированной рукой по шее. Интересно, не подсказка ли это, подумала Шивон, но ответа у нее не было. В прокуратуре не усмотрели в деле Эллиса ничего странного. Происхождение ножа значения не имело. Отсутствие крови на одежде и обуви Эллиса Мейкла означало, что он просто избавился от того, в чем ходил на поле. “Одеждой он распорядился лучше, чем ножом”, – заметила Кларк на совещании, причем ее слова были встречены молчанием. Суд. Вердикт “виновен”. Не в непредумышленном убийстве, а в тяжком, хотя защита упирала на первое: любовь – род безумия, безрассудный поступок в порыве гнева. И никаких камер для несовершеннолетних, Эллиса Мейкла отправили прямиком в эдинбургскую тюрьму ее величества, в Сотон, расположенную неподалеку от стадиона “Хартс”, куда отец каждые две недели водил его на футбол, – эта традиция сохранилась и после расставания с женой. Конец судебного заседания, Шона Мейкл в слезах. Даллас, в черном кожаном жилете, обнимает ее, словно хочет защитить, в то время как муж утешает онемевшую от потрясения дочь. В тот вечер Шивон Кларк поставила выпивку всей следовательской группе. Старший инспектор Пейдж добавил в общий котел пятьдесят фунтов, чтобы коллеги купили поесть, но они удовлетворились несколькими начос – и заказали еще по стаканчику. А чего еще от них ждали? Чтобы они сидели молча, размышляя о семьях Холлидей и Мейклов? Назавтра следователей ждала очередная гора дел. Эллиса Мейкла и других персонажей этой драмы можно было подшить к делу и забыть. Сейчас, сидя за рабочим столом в кабинете на Гэйфилд-сквер, Кларк задумалась. Нельзя впускать уголовные дела к себе в душу. Да, надо смотреть на каждого как на человеческое существо, но необходимо обозначить границу, а не возвращаться то и дело к человеческим страданиям и реакциям. Кларк видела, как коллеги иногда роняли слезу, да и с ней такое случалось; видела, как они бывают разочарованы, когда работа не приносит результата. Но надо двигаться дальше. Надо. Однако родственники погибших и осужденных двигаются дальше не всегда. Среди страниц дела остались копии фотографий, и Шивон стала рассматривать их. Эллис и Кристен вместе, сняты на телефон на какой-то вечеринке. Кристен за рождественским ужином, в кругу семьи. Лица родителей девочки Шивон помнила, но имена забыла. Тихий, убитый горем Даллас Мейкл, который за дверью зала суда обошел их по дуге. Еще фотографии: банкер; труп in situ; брошенный нож; тесная комната Эллиса, стены увешаны постерами компьютерных игр; его одежда. Крови нет. На допросах Эллис редко открывал рот – просто сказал “да”, когда его спросили, совершил он это преступление или нет. Не сказал почему, не стал отвечать на другие вопросы. Кристин Эссон разговорила было его, заведя беседу о шотландском футболе, однако потом попыталась сменить тему – и натолкнулась на стену молчания. Шивон оторвалась от папки и подняла глаза. Перед ней стояла Кристин: руки сложены на груди, на лице вызов. – Говори, – потребовала она. – Меня достает дядя Эллиса. – Каким образом? – Телефонными звонками, например. – Что говорит? – Ничего. Каждый раз, когда я отвечаю, там вешают трубку. – Ты уверена, что это он? – Почти. Он работает в баре “Маккензи”, а бар – через дорогу от телефонных будок, откуда мне звонят. – Кларк пожала плечами. – А еще возле моего дома стояла машина. И на двери дома кое-что нацарапали. – Марка машины? Регистрационные номера?