– Я все равно вырвусь и найду ее, – продолжал издеваться инкуб, напирая и заставляя Варю отходить все дальше. – Да сдался ты ей! – парировала бывшая ведьма. – Она давно уже не одна, и он сильный колдун, да еще и богатый. А ты никто, у тебя кроме пары шмоток ничего нет, и из квартиры даже выйти не можешь. Варя, пятясь, дошла до трюмо, где стояли духи и флаконы с косметикой, схватила баллон с лаком для волос и, резко выставив руку вперед, пустила Антону в злющие синие глаза длинную струю лака с блестками. Инкуб взревел от боли, хватаясь за лицо, и Варя смогла оттолкнуть его и побежала к двери. Трясущимися руками она кое-как отперла долго не поддающийся замок и, выскакивая за дверь, успела увидеть, как по коридору, мотаясь от стенки к стенке, Антон несется за ней почти вслепую, на ощупь, держась за глаза. Она хлопнула дверью у него перед носом и услышала, как, схватившись за ручку, он застонал от новой порции боли. – Сука! – услышала она и разрыдалась, съехав спиной по двери на пол. Выбежала в тамбур Варя в домашних тапках и старых джинсах, в кармане которых имела привычку таскать мобильный. Кое-как с третьего раза попав по кнопкам телефона, она нашла в справочнике Оксану и, судорожно всхлипывая, нажала на дозвон. * * * Вернулась домой она поздно, но зато довольная и спокойная как удав. Отперла дверь, забрав дубликат ключей у соседей, и смело вошла в квартиру. На шум в коридор тут же вышел Антон. Его глаза были красными от спрея, веки опухли. – Страна непуганых идиотов, – грубо поприветствовал он Варю. – Думаешь, что-то изменилось? – Я в этом уверена, – сухо ответила она, скидывая балетки, которые одолжила у Оксаны. Антон настороженно сделал шаг вперед, потянул зачем-то носом, и вдруг плечи его опустились, словно на него взвалили тяжкую ношу. Он понурился. – Ни на что не способна без колдовства, да и то чужого. Даже мужика удержать, – мрачно констатировал он. – Защитилась, значит. И на что ты надеешься? – Пока я не получу свое столько, сколько мне хочется, ты так и будешь торчать здесь, – отрезала Варя и ушла на кухню. – Да пошла ты! – крикнул Антон ей вслед и отправился в комнату смотреть телевизор. Нелепая и даже комичная выходила ситуация, думал Антон. Когда-то он сам пленил женщину, удерживал ее и принуждал к близости, а теперь будто оказался на ее месте. Дикость какая-то. Что это? Кара? Но тогда он запер Нину, потому что не мог простить ту легкость, с которой она решила, что может распоряжаться чужой судьбой: хочу – создам человека, надоел – убью. Он, конечно, вел себя по-скотски, но не сделай он так, его бы сразу ликвидировали, а тогда ему почему-то очень хотелось здесь задержаться. В этом мире, в этой жизни, в этом теле. Все-таки это хоть как-то могло оправдать его поступки, надеялся он. А что происходит сейчас? Озабоченная тетка вытаскивает его, можно сказать, с того света насильно: для себя любимой, для удовлетворения похоти, для мифического и надуманного исправления ошибок прошлого, успокоения угрызений совести из-за того, что участвовала в его убийстве. И почему-то считает, что это правильно и что он должен быть ей еще и благодарен! А там, в общем-то, было совсем неплохо. Нина помогла ему спастись из заточения, и он наконец оказался дома и сюда возвращаться больше не хотел. Нина навсегда осталась в его памяти: последнее, что он видел перед своей временной, но очень мучительной смертью, длившейся, пока пожар не разрушил заклятье, были наполненные невыносимой болью глаза любимой, которая смотрела, как он умирал, и не могла спасти. Уходя, он оставил ей памятку о себе и дал ей свое прощение, зная, что и она простила его и пошла по жизни дальше. Пошла с тем, кто в самом начале спутал карты его судьбы, выдернув сюда для манипуляций и своих личных целей. Но Нина нашла с ним счастье, и Тошем отпустил ее и не следил за ней, вернувшись к себе. Только потом наблюдал за ними в тонких мирах, слитыми воедино и не подпускающими к себе никого, а затем увидел, как погасло ее эфирное тело. Он хотел бы ей помочь, но это было не в его власти, ведь он просто инкуб, мастер любовных дел, и ему не по плечу тягаться с силами, которые смогли разорвать астральную нить. И вот опять страшная мощь, которой невозможно противиться, потянула его сюда. И опять все по второму кругу, и уже кто-то другой желает использовать его, только для еще более личных интересов. Антон сразу узнал ее: она стояла в том чудовищном кругу и смотрела сверху вниз, наблюдая за его агонией. А теперь… Эх, плохо получалось у него притворяться, слишком рано он поддался порыву, сняв маску тупого равнодушия. Надо было убедить эту женщину, что он верен ей, и, может быть, сняла бы тогда заклятие, выпустила в свет, чтобы похвастаться красивым трофеем, а дальше его бы и след простыл. Но он откуда-то знал, что Нина снова тут и что она в опасности. Не выдержал. Что, если Нину можно вернуть? Лишь в этом случае он готов был опять влачить убогое человеческое существование. Когда-то давно он жаждал жить и любить. Сейчас он хотел домой: вернуться и заниматься тем, что ему предначертано, и была лишь одна причина задержаться. Когда огонь освободил его, он еще мечтал явиться к Нине в своей настоящей ипостаси, но рядом с ней уже не было места. Вдруг есть сейчас? Надо было выбираться, только вот как? Адская боль не давала двигаться за пределы квартиры, сразу уходили силы. Что там плела эта белобрысая ведьма? За порог без ног, за дверцу без сердца? Кажется, дела плохи. * * * Окси подъехала к дому Варвары, оставив машину подальше, чтобы та не бросалась в глаза, если Варе приспичит внезапно появиться, и подошла к подъезду. В беседе, которыми они теперь периодически обменивались, Оксана выяснила, что Вари не будет дома до вечера. Недавно она вымолила поставить на нее защиту от нападения, после того, как неожиданно взбунтовался оживший инкуб. Позвонила вся в истерике, заставила за ней заехать и вышла из дома зареванная, в домашних тапках. Варя еще пыталась предъявить претензии Оксане, что та не догадалась поставить защиту сразу, но эти попытки возмущенная ведьма сразу же пресекла. – В следующий раз пиши подробное техзадание, – огрызнулась она. – Ты мне за это не платила. Варя сразу стихла и поджала хвост, а теперь постоянно делилась происходящим с ней, как будто Окси это было интересно. Тоже мне, подружка нашлась. Варю ситуация совсем не радовала, однако брату с сестрой все это было как раз на руку. Антон бастовал и с тех пор, как раскрыл карты, в постель с Варварой больше не ложился. Он продолжал торчать перед телевизором, смотрел все подряд, много читал. Телефон с интернетом Варя, разумеется, ему не предоставила. Периодически он отпускал едкие оскорбительные замечания в адрес своей «похитительницы», и она каждый раз жаловалась Оксане и умоляла сделать приворот, но это было уже чересчур. К тому же Оксана понятия не имела, как приворожить инкуба, пусть и в человеческом обличье. Наконец, выбрав подходящий момент, чтобы Варвары не было дома, Окси поехала к ней. Сейчас она, перекинув через одно плечо объемистый рюкзак и воровато оглядываясь, вошла в подъезд и поднялась на нужный этаж. Выйдя из лифта, закрыла глаза и «прислушалась», проверяя, точно ли Вари нет, ведь у нее могли измениться планы. Присутствие дома хозяйки она не обнаружила, но там явно происходило что-то не то. Почти бегом Оксана добежала до квартиры, дверь которой была распахнута настежь. В проеме на пороге ничком лежал Антон: голова, руки, торс – в общем коридоре, ноги – в квартире. Он не шевелился, и Оксана, кое-как ухватившись за щиколотки, еле втянула его внутрь. Заперев дверь, она принялась хлопать инкуба по щекам, и наконец ей в лицо уставились два мутных глаза с красными прожилками, которые пару мгновений непонимающе смотрели на нее и тут же закатились, после чего Антон снова отключился. Ведьма еле нащупала нитевидный пульс. Лицо Тоши было бледное, как у мертвеца, а руки ледяные. В панике, что брат ее убьет за то, что она не продумала все до конца и упустила это создание, она обхватила его тело, прижалась к нему и долго сидела в обнимку, согревая своим теплом и, уж как умела, передавая понемножечку свою энергию. Задержись она еще немного с приездом, и было бы уже поздно. Через какое-то время Антон зашевелился и отстранился с недовольным мычанием. – О господи, еще одна, – пробубнил он, с отвращением высвобождаясь из объятий ведьмы. – Нет, не еще, – прошептала Оксана. – Я тебя вытащу. – Куда теперь? – Оксана непонимающе смотрела на него, и он ехидно пояснил: – Ты ж уже вытащила однажды. Сюда, в этот дивный мир. – Из квартиры вытащу. – Ты меня в нее только что втащила! Он препирался с ней, как пьяный, и Оксана, уже не слушая, вынула из рюкзака необходимые предметы и принялась за обряд с обратным действием. Инкуб, сгорбившись на полу, ошалелым взглядом следил за ее манипуляциями, но не делал попытки ни уйти, ни помешать. Кажется, он еще не до конца отошел от обморока. – Свободен, поднимайся, – похлопала Окси его по плечу, когда закончила. – Пойдем скорее, я боюсь, что она вернется. – Ты же ведьма! – лениво возразил Антон, очень медленно, с трудом вставая с пола. – Чего ж тебе бояться? – Я ведьма, а она просто физически сильная баба, – огрызнулась Оксана. – Пойдем! Антон оперся на ее плечо, давя всей тяжестью, и, как напившегося в хлам, она кое-как вывела его из дома и загрузила на заднее сиденье своей машины. – Надо же, было не больно, – ухмыльнулся он, мутным взором косясь через боковое стекло на двор. – И куда мы? – Пока ко мне, потом решим. – Начинается, – процедил Антон. – Там запрешь? – Да нужен ты мне, – отмахнулась Оксана, поворачивая ключ зажигания и пристегиваясь. – Не собираюсь я тебя запирать. Пойдешь, куда тебя душа позовет. После этих слов Антон посерьезнел и замолк, и машина потихоньку отъехала от Вариного дома. Глава 25. Слишком много для одного дня Нина Настал день второй встречи с психологом, на которой мы должны были попробовать гипноз. Я еле дождалась нашего сеанса, ругая себя за то, что сама же и отсрочила встречу. Эрик Романович предлагал прийти уже через день, но я попросила перерыв побольше. На самом деле мне просто хотелось отправиться на сеанс, когда Макс свалит в свою очередную командировку, чтобы, если вдруг хоть какие-то воспоминания вернутся, не притворяться при нем. Убеждаясь с каждым разом, что мы слишком разные, я подозревала, что он не поймет мою затею с психологом. Нам же вроде и так хорошо, он же обещал помнить за нас двоих! Конечно, я собиралась ему потом признаться, но только после того, как разложила бы по полочкам в голове. Я летела на встречу как на крыльях, убеждая себя в том, что мечтаю раз и навсегда разобраться с проблемой, а не просто хочу видеть Эрика Романовича, ловить на себе странный внимательный взгляд его необыкновенных глаз и долго думать потом, что бы это значило. Все эти дни, что тянулись в ожидании, я невольно старалась избегать Макса, прячась в своем зеленом укрытии, вспоминала моменты, которые показались мне необычными или значимыми. Я закрывала глаза и видела просторный, но вместе с тем уютный кабинет психолога. Казалось, я даже чувствовала запах книг, занимавших всю стену, и еле уловимый аромат духов Эрика, от которого словно мерцающая нить тянулась в прошлое. Какая-то связь, о которой я не помню, но которая точно существовала. Я слышала бой настенных часов, и нить как будто становилась ярче, и я пыталась ее схватить, вытянуть за нее все, что хранилось где-то глубоко в памяти, но она тут же рвалась, а мимолетное озарение тускнело и исчезало. Но почему-то самым важным звеном казались именно эти часы. Они били в какой-то судьбоносный миг, и мне бы только вспомнить, что это значит, и клубок распутается. Так начинало казаться, когда я сильно углублялась в размышления, но потом передо мной открывалась не очень приятная правда: все эти мысли выглядели не вполне здоровыми. Я снова и снова позволяла воображению разгуляться и придумывала то, чего не было на самом деле. Каждый раз, опомнившись, я выбиралась из своих зарослей, чтобы близкое присутствие Макса не давало мне снова погрузиться в фантазии, отдающие бредом. Но общение с ним быстро меня утомляло, и я снова уходила в себя. Он злился, я это чувствовала, но у него намечалась какая-то горящая поездка, которую он не мог ни отменить, ни перенести. Его напряжение ощущалось буквально физически, и я уже не могла дождаться, когда же наконец он отчалит. Я все чаще задумывалась, зачем живу с ним, если чувствую, что не получается? Все это лишь дань прошлому? Но я же даже не помню этого прошлого. Или я ощущаю себя должником перед человеком, который дождался меня, не забыл, поддерживал и помогал освоиться заново в этом мире? Наверное, во всем виновато чувство вины. Надо же, какой каламбур! И удивительно, что мне хватило одного психологического сеанса, чтобы начать немножко разбираться в себе и своих чувствах. – Не передумали насчет гипноза? – поинтересовался Эрик, когда я перешагнула порог. – Нет, конечно. Я очень на него надеюсь. Эрик Романович проводил меня в кабинет и предложил расположиться на диване. Психолог был в приподнятом настроении: кажется, он был уверен, что гипноз сработает. Я полулегла, удобно облокотившись на спинку дивана, и наблюдала, как его статная фигура перемещается по кабинету. Эрик сдвинул шторы на окнах, наполнив комнату полумраком, и включил торшер с теплым желтым светом, слабо лившимся из-под абажура, затем подкатил поближе клиентское кресло и уселся так, чтобы смотреть сверху вниз. – Вы готовы, Нина? – мягко спросил он, и я, улыбнувшись, кивнула в ответ. – Что-нибудь хотите перед сеансом мне рассказать? Может быть, что-то вспомнили за эти дни или просто думали о чем-то? Я задумалась. – Ну, я размышляла о том, что какие-то эпизоды мне показались знакомыми. Например, часы в кабинете и, возможно, запахи. Но я не уверена, на самом деле ли я помню или мне кажется, что я помню, потому что я знаю, что тут уже была. – Да, понимаю, – сказал Эрик. – Почему именно часы, как вы думаете? – Понятия не имею. – Я удрученно развела руками. – Кажется, что с ними что-то очень важное связано, но дальше в голове пусто. А может, вы знаете? Психолог слегка улыбнулся и неопределенно пожал плечами. Я так и не поняла, что это значило. – Что-то еще? Я покрутила головой. – Вроде ничего. – Тогда начнем. Сейчас я буду вводить вас в состояние транса. Чтобы у нас все получилось, вы должны доверять мне. Я совершенно не волновалась перед сеансом, мне было очень интересно, и не только потому, что я надеялась вспомнить хоть что-то. Мне было любопытно испытать сам процесс и хотелось, чтобы Эрик усыпил меня. Что-то тревожно-волнительное было в том, что я окажусь рядом с ним спящей, отдавая себя и свое подсознание полностью в его распоряжение. – Я вам доверяю, – спокойно ответила я. – Полностью. Даже не знаю, почему. Ведь я не помню наше общение, но доверяю и верю, что вы мне поможете. Эрик в ответ ободряюще улыбнулся и, взяв в руку серебристый маятник в виде конуса, поднял его, качая из стороны в сторону. – Внимательно следите за движениями конуса, – негромко сказал он, и я зацепилась за маятник взглядом. – Начинайте медленно считать от ста в обратном порядке. Я начала считать. Очень долго ничего не происходило. Между нами качался на цепочке маятник, я называла числа, послушно водила туда-сюда взглядом и как будто параллельным зрением видела прозрачные голубые глаза, словно обведенные сурьмой. Мне стало казаться, что в транс вводит не ритмичное движение маятника и монотонный счет, а пронзительный взгляд Эрика. В его глазах словно бурлил поток лазурной воды, а может, энергии, постепенно меняющей цвет с голубого на оранжевый, переливаясь множеством оттенков: сначала бирюзовый, потом цвет морской волны, салатовый, желтый… Перед глазами вдруг встал золотой закат над бескрайним снежным простором, и я откуда-то знала, что под покровом снега находится озеро. Оранжевое солнце быстро катилось вниз, и фиолетовые тени наползали на белоснежную гладь со всех сторон, снег стал синим, а потом стал светлеть, и вдруг я снова увидела взгляд небесно-голубого цвета, устремленный на меня. Перед глазами у меня мерцал блестящий маятник, но он изменился, став похож на крошечную серебряную сову с глазами-искрами. Я поморгала и снова увидела конус, который за цепочку держал в руке психолог. Я не помнила, удалось ли мне досчитать до нуля. Слегка нахмурившись, Эрик Романович отложил маятник, и я спросила: – Что, гипноз не действует? Я надеялась, что сейчас услышу что-то вроде: «Как же, не действует! Прошло уже два с половиной часа! Мы с вами очень продвинулись!» Такие истории я видела в кино, и вполне вероятно, что они не выдуманные, а взятые из настоящей жизни. Но психолог покачал головой. – Все нормально, Нина, не переживайте. Так бывает, что получается не сразу, – тихо сказал он и, продолжая глядеть мне в глаза немигающим взглядом, заговорил монотонно вполголоса, произнося одну за другой несколько фраз с неправильным, странным порядком слов и повторяя их снова и снова по кругу. Мне напомнило это скороговорки, которыми цыганки заговаривают зубы прохожим с целью заморочить и затуманить мозг. Я как-то столкнулась с одной такой, давным-давно. Она схватила меня за руку и принялась за свои присказки, а я даже не вырывалась, потому что мне было до ужаса интересно. Я слушала и поражалась, как интересно она выстраивает свои фразы, как быстро и тихо произносит слова, все трогая и трогая мою ладонь, по которой она якобы гадала. Я наблюдала за ней, а она в какой-то момент вдруг замолкла и долго смотрела мне в глаза, а потом отпустила руку, нахмурилась и, покачав головой, ушла, ничего больше не сказав. Я тогда еще с гордостью подумала: «Наверное, это потому, что у меня цыганская кровь, она это почувствовала и не стала приставать». Там из этой крови-то, правда, осталась у меня только что капля, все уже мешано-перемешано, но полностью ж ее не выведешь. Я задумалась об истории с цыганкой, а потом поняла, что Эрик Романович уже замолчал. Наверное, он пытался применить другой способ гипноза, но и это не вышло. Бодрый настрой мой куда-то делся, надежда была еще жива, но близка к агонии. Второй сеанс с Эриком Романовичем не принес результатов. Похоже, я отношусь к той категории людей, которая вообще не поддается гипнозу. Кажется, психолога это тоже расстроило, и, как бы он ни пытался сохранять самообладание, я чувствовала, что он сильно разочарован. Можно было подумать, что для него это личное. То ли потому, что обещал помочь и не смог. То ли по другой причине, но мне не хотелось гадать и фантазировать себе лишнего. У меня воображение-то богатое, напридумываю с три короба, размечтаюсь, а потом буду переживать. Мне даже стало страшно, вдруг я там в этом забытьи прячу что-то настолько ужасное, что ничего не помогает и даже моя психика борется с тем, чтобы меня не ввели в транс и не заставили вытащить это воспоминание. Не зря же подруги мне что-то недоговаривают. Да и Эрик Романович чересчур напрягся, хотя и говорил, что ничего страшного и что мы не должны сдаваться.