Колдун с инкубом молча взяли астральное тело за почти неосязаемые руки и, не прощаясь с Викой, сразу вернулись к месту ритуала. Нина, или ее тень, – сейчас это было не понятно, потому что она молчала и словно дышала страхом, переполнявшим ее, – повисла в воздухе над своей физической оболочкой и как будто не узнавала себя. Но потихоньку ее прозрачность уменьшалась: она становилась похожа на Нину. – Вы ее нашли! – обрадовалась Вадома. Михаил и Оксана уже не читали заклинание, просто ждали возле спящих результата. Между зеркалами продолжал плавиться воздух, соединение не рвалось, все было на своих местах. – Она очень напугана, я даже боюсь представить, что с ней происходило, – сказал Эрик. – Пора приступать, кажется, у нас все должно получиться. Твой выход, – обратился он к Тошему. – Подожди, я хочу с ней поговорить, – произнес инкуб, приближаясь к Нине. Несмотря на то, что сейчас его образ был далек от красоты лежавшего в шезлонге между зеркалами мужчины, Нина, кажется, его узнала. Он легко коснулся ее невесомых рук, и они заговорили мысленно, только друг с другом, чтобы никто не слышал. Эрик с Вадомой не встревали и лишь встревоженно наблюдали за погруженными в красноречивое молчание эфирным телом Нины и сущностью. Что-то такое сказал ей инкуб, после чего Нина, кажется, попыталась его остановить, но он, уже крепко удерживая ее одной рукой, вторую руку потянул к спящей внизу Нине. Серая прозрачная конечность неестественно вытянулась, входя девушке в солнечное сплетение. Одновременно фигура инкуба стала постепенно просачиваться в астральное тело Нины. – Не мешай! – передала Эрику мысленный посыл Вадома, догадываясь, что сейчас происходит самое важное. А Тошем обернулся к колдуну, пытаясь удержать подобие человеческого лица. – И все-таки ты не победил, – сказал он недоумевающему Эрику. – А я не проиграл. А может, даже выиграл. Я теперь с ней навсегда и даже еще ближе, чем ты. Потому что теперь я – ее часть. И все ее мысли, все ее чувства достанутся мне. Я буду жить в ней. А ты сделай ее счастливой. Не забывай, я теперь все увижу. С этими словами его прозрачное серое тело стало все сильнее вытягиваться, одновременно скручиваясь вокруг своей оси, и в какой-то момент он стал словно длинная, чуть светящаяся нить, которая, свиваясь в пружину, медленно потянула астральное тело Нины к ее физическому телу. А Эрик с Вадомой почувствовали очень сильный дискомфорт: их тоже со страшной силой что-то влекло назад, в собственные материальные оболочки. Превозмогая мучения и досмотрев до момента, как Нина стала цельной и открыла глаза, Эрик перестал сопротивляться, покинул астральный мир и тоже очнулся. * * * Гульнара дремала, прикорнув прямо в одежде возле дочери, когда ее привел в себя душераздирающий женский крик, протяжный, переполненный нечеловеческой болью. Перепугавшись, она ринулась вниз по лестнице. Прибежав на место обряда, она увидела обезумевшую Оксану, бьющуюся будто в припадке. Михаил с трудом удерживал ее, обхватив сзади и прижимая к телу ее локти. Она извивалась и дергалась в его руках, пытаясь вырваться, и кричала что-то бессвязно, заливаясь слезами. Ничего не понимая, Гульнара подошла ближе и увидела, как зашевелились, медленно возвращаясь, Эрик с Вадомой. На одном из шезлонгов уже сидела Нина, расширившимися от ужаса и паники глазами взирая на выдирающуюся из хватки Михаила рыжеволосую ведьму. Пока пробудившиеся приходили в себя, Гуля вдруг быстро сообразила, сбегала на кухню за водой и, вернувшись, плеснула из кружки Оксане в лицо. Та, внезапно замолчав, принялась отфыркиваться и озираться по сторонам, а затем ее глаза, наполненные безумной тоской, вдруг скосились на шезлонг Антона, и Гульнара, проследив за ее взглядом, раскрыла от изумления рот. Шезлонг был пуст. Точнее, не совсем пуст. Кресло было засыпано какой-то черной пылью, очертаниями напоминавшей человеческий силуэт. – Вы знали! Вы все знали! Вы позволили ему умереть, вы убили его! – закричала Оксана, принявшись вырываться по новой, и Михаил чуть не выпустил ее. Тут уже подскочил Эрик, помогая ему удержать ведьму. Она царапалась и билась в их крепких объятиях с такой силой, что почти вырвалась, и тогда Эрик, изо всех сил сжимая в кулаке оба ее запястья, приложил руку ей ко лбу и быстро что-то зашептал, сверля взглядом, будто выжигая им заклятие прямо на лице. Голубые глаза взбесившейся ведьмы закатились, и она обмякла в объятиях Михаила, но Эрик еще какое-то время продолжал держать ладонь на ее лице, пока не убедился, что она точно отключилась. Только потом Эрик перевел взгляд на присутствующих и понял, что Антона среди них нет. Они с Михаилом перенесли безжизненное тело Оксаны на диван, и Эрик с сумрачным видом подошел к месту Антона, удивленно разглядывая пыль. Вот о чем были последние слова инкуба. Значит, только так он мог связать Нину с ее эфирным телом. Будучи порождением потустороннего мира, он смог стать ее астральной нитью, но закончил при этом свое земное существование. Он пожертвовал собой, чтобы вернуть память о себе единственной женщине, которую любил. Бесчувственный демон, кому судьба даровала способность любить и быть любимым, но так и не позволила испытать это счастье до конца. Эрик приблизился к Нине, в растерянности сидящей на шезлонге. Из-за выходки Оксаны он упустил шанс поймать тот самый момент пробуждения и возвращения любимой, увидеть в глазах ее прозрение и узнавание. Колдун подошел к девушке и ласково взял ее руки в свои. – Милая, ну как? – заглядывая в жгучие карие глаза, спросил Эрик. – У меня страшно болит голова, – тусклым голосом ответила Нина. – Я ничего не понимаю. У нас получилось? – Получилось, – с теплотой в голосе ответил он и ободряюще улыбнулся. – По крайней мере, астральное тело к тебе вернулось. А память, да бог с ней, если она не вернется, это не так уж важно. Главное, что теперь мы никогда друг друга не потеряем, ни тут, ни здесь. – А где Антон? – с удивлением спросила Нина, оглядывая комнату, где все присутствующие стояли с вытянутыми лицами и лишь Оксана без сознания лежала на диване. – Ты не помнишь, что там случилось? – уточнил Эрик. – Что он тебе говорил? – Как только я начинаю об этом думать, голова начинает раскалываться и глаза застилает красной пеленой, – страдальчески произнесла Нина. – И сил у меня нет, мне нужно отдохнуть. Так где Антон? Эрик обернулся на остальных. Вадома с мужем и Гуля сгрудились около кресел и удрученно молчали. – Антона больше нет, – наконец ответил Эрик. – То есть его нет здесь, среди нас. Но он стал твоей астральной нитью. Я так понимаю, это был лучший выход, здесь его ничего не держало. – Я думала, что его Оксана держала, – пробормотала Нина, со стоном слезая с кресла. Ее качнуло, и Эрик придержал ее под руки. – Боже, это она так кричала? Эрик отвел Нину в дальнюю комнату на первом этаже, тихую и сумрачную. Там уютно потрескивали поленья в небольшом камине и слабо пахло сандалом. Он помог ей раздеться, уложил на широкую мягкую кровать и бережно укрыл одеялом. – Отдохни и поспи, я сниму боль, – тихо сказал он, наклоняясь и прижимаясь губами к ее горячему лбу. Раскалывающая голову мигрень потихоньку стала отступать, веки девушки отяжелели, и она быстро заснула спокойным сном. Эрик, подоткнув одеяло ей под ноги, еле слышно вышел из комнаты, обернувшись еще раз на пороге на спящую любимую: вернувшуюся, цельную. Ему был дан наказ сделать ее счастливой. Эрик усмехнулся. Уж что-что, а тут он постарается. Глава 39. Когда ты вернешься, все будет иначе… Нина Утром меня разбудил мягкий солнечный луч. Слегка поблекший, тусклый луч от осеннего солнышка: не слепящий, не греющий. Но он светил мне в лицо, и я проснулась. Хотя мне показалось, что проснулась я от тишины. Тишина выглядела абсолютной, вездесущей, вакуумной. Я приоткрыла глаза, даже не защищая их от света, и обнаружила себя лежащей в одиночестве на широкой кровати в незнакомой комнате с темными бревенчатыми стенами. Мне было мягко и уютно лежать, и здесь вкусно пахло древесиной и совсем немного – костром. Я поерзала в постели, занимая еще более удобное положение на пышной перине, и снова закрыла глаза. Вставать не хотелось. К тому же я не представляла, что должна делать, потому что не знала, кто я и где. Я только понимала, что очень хорошо себя чувствую и все. Не возникало даже желания броситься куда-то, чтобы узнать, в чем дело и что случилось. Я лежала и наслаждалась покоем и тишиной, вдыхала насыщенный запах камина и дерева, нежилась в постели. Воспоминания принялись возвращаться крошечными порциями. Они просачивались в голову понемногу, по чайной капле, одновременно со звуками, которые я вдруг стала различать. Однако в доме все равно было довольно тихо. Просто где-то вдруг скрипнула половица, из-за стены еле доносились приглушенные голоса. За окнами совсем тихо раздавалось редкое птичье пиликанье. Мне было очень спокойно и не хотелось никого видеть. Только бы никто сейчас не вошел. Я лежала и потихонечку вспоминала. Передо мной стояла непростая задача: не сойти с ума от информации, которая вливалась в меня словно с разных сторон, отдельными потоками, каждый из которых нес совершенно особый смысл. Я вспоминала вчерашний день и дни, которые ему предшествовали. Обычные, рутинные, если можно вообще отнести к рутине события, которыми была насыщена моя жизнь. Попутно вдруг просыпались в памяти какие-то давние события из забытого мною прошлого, начиная с первого урока по колдовству. С другой стороны ко мне рвались воспоминания из фантастического мира, похожие на экстатический бред: мне казалось, что я была настоящей энергией и существовала одновременно в едином и в двух лицах. Вместе с тем мне чудилось, что меня, напуганную до полусмерти и обессиленную, мотает в черной пустоте среди чудовищ, которых сложно воспринять человеческим мозгом. Все эти воспоминания пока существовали обособленно друг от друга, словно я побывала в нескольких ролях. А теперь мне необходимо объединить эти роли в какую-то одну, вобрав в нее все, что только возможно. Я почувствовала легкую головную боль. Кажется, вчера у меня тоже сильно болела голова. А она прошла, когда… Я вспомнила Эрика, который вчера уложил меня здесь спать и ушел. Он был в нескольких потоках памяти, но не во всех, а мне так хотелось найти во всем этом сумбуре единый знаменатель. Голова поплыла, и я постаралась расслабиться, не цепляясь ни за одно из воспоминаний, и незаметно снова заснула. * * * Во второй раз я проснулась уже оттого, что Эрик тихонько присел на краешек кровати и я почувствовала его присутствие. Он ласково и грустно смотрел на меня, а я пока не знала, что сказать. Несколько событийных линий никак не хотели сливаться в одну общую, да и непонятно было, возможно ли такое? Как можно склеить кадры из разных фильмов? Смешать разные роли, с разными характерами и судьбами? Интересно, такие же ощущения испытывают те, у кого раздвоение личности? Воспоминаний и впечатлений становилось все больше, они делались ярче и четче, снова начиналась мигрень. Я тоскливо взглянула на Эрика, склонившегося надо мной. – Что происходит, Нин? – участливо спросил он. – Ты не можешь вспомнить? – Ох, – простонала я, приподнимаясь на постели и облокачиваясь на подушки, – тут все сложнее. Я вспоминаю сразу все, и от этого мне кажется, что я схожу с ума. Все накладывается друг на друга. Сначала порциями было, а теперь все быстрее и быстрее. – Ты помнишь два года до комы? – оживился он, несмотря на мои сетования. – Я не только два года до комы помню, я и кому помню. – Ты помнишь нас вместе в тонких мирах? – Его жесткие губы растянулись в улыбке, вдруг ставшей такой знакомой, родной. О боже, я вспомнила его в прошлом! Мои новые, недавно зародившиеся чувства к нему словно раскрылись, насыщаясь прежними, неугасающими, заполнявшими всю мою душу. Вот как оно было! У меня аж дух захватило от восторга. Перед глазами пронеслось все, что он мне рассказывал о нас, и хоть я и представляла это в красках, сейчас эти краски расцвели новыми оттенками. Воспоминания хлынули, как лавина с горы, накрывая меня с головой. И да, я помнила то, что было во время самой комы. Я еще не разобралась с этими ощущениями, потому что они были нечеловеческими и казались сном. Но так представлялось только в первый момент, пока я не вспомнила, что умела выходить из тела. С каждой крупицей воспоминания словно возвращалась часть меня. Это была не чужая память, а моя, и через какие-то мгновения разрозненные кадры склеивались в логичную и последовательную картину. Потихоньку складывался пазл. Я вспомнила то судьбоносное решение, которое приняла и после которого наша жизнь должна была закончиться в постели из лепестков роз. И момент, когда я произносила последние слова слияния, и гнев Эрика, и его потрясение моим предательством. Но мы соединились навсегда в тонком мире, и все его чувства прошли сквозь меня, а мои через него. Там я посмотрела на происходящее другими глазами, с другой позиции, точнее, сразу с нескольких, и чем больше я узнавала, тем сильнее деформировалось мое мировоззрение. Я принимала точку зрения Эрика, попутно убеждая его в своей: мы менялись, меняя друг друга. Я вспомнила Антона, свою любовь к нему и его первую смерть, которая поразила меня до глубины души, захлестнув безудержной ненавистью к тем, кто его погубил. Сейчас я не могла испытывать в той же мере всю ярость и злобу, потому что снова увидела его живым, материальным, и не могла прочувствовать той потери. Ее уже не было, она затерлась новыми событиями. Но только он опять ушел. Перед глазами встали события минувшей ночи. Держа меня за руки в астральном мире, Антон сказал, что делает это, чтобы вернуться в мою память. Он не погибал, но перерождался, чтобы стать моей астральной нитью, соединив эфирное тело с материальным. Сделать меня единой. Цельной. Он больше не будет инкубом. Я умоляла Антона остановиться, потому что для меня это все равно значило потерять его. Но для него важнее было остаться одним из лучших моих воспоминаний, чем ходить по земле обычным человеком, о котором я знаю из рассказов и сплетен. Он хотел, чтобы я помнила, как любила его. Он в чем-то был прав, но только я не успела с ним попрощаться. Я снова не попрощалась! Когда его убивали у меня на глазах, его оторвали от меня так внезапно, и я не была к этому готова, хотя к смерти любимого подготовиться невозможно. Это произошло прямо посередине нашей счастливой жизни, словно один шаг мы сделали вместе, а следующий я уже делала одна. И это всегда меня очень мучило. Потом, в своей другой жизни, он представлялся мне чужим, и теперь, когда я его вспомнила, снова не смогла попрощаться! Меня раздирали противоречивые чувства: я помнила свою любовь к нему и ненависть к убийцам, и я помнила его уже живым, но незнакомым мне. И – меня словно водой ледяной окатило! – я увидела как наяву двух ведьм, Марину и Ладу, мнимых моих подруг, исполненных дружелюбия и улыбок. Они как ни в чем не бывало навещали меня в больнице, приходили в гости, сидели со мной в кафе. И они же когда-то стояли в том страшном кругу, внутри которого сжимался от ужаса и боли Антон, мой возлюбленный. Они уничтожили его, потом отняли у меня магическую силу, а затем, воспользовавшись моей потерей памяти, притворились добрыми друзьями и подсунули меня под фальшивого бойфренда, чтобы разлучить со второй моей любовью, Эриком, с которым у нас была связь самая крепкая, которую можно было только вообразить. Все это мне рассказала Гульнара, но слышать со стороны – это одно, а пережить наяву – совсем иное. Тогда казалось, что все те истории происходили не со мной, я просто примеряла их к себе, не погружаясь. А теперь я снова все ощутила, и тем ужаснее было осознание, что я проводила с ними время, а они после всего, что сотворили с моей жизнью, глядели искренне мне в глаза и лгали, лгали. Кажется, теперь я ненавидела их еще сильнее. Забавно, но к Максиму мое отношение не изменилось. Я даже не чувствовала какой-то сильной неприязни. Почему-то при мыслях о нем меня охватывало странное оцепенение и равнодушие и представлялось все как в серой дымке, обрывочно, нечетко. Словно я пытаюсь вспомнить сон и за какие-то моменты могу даже уцепиться и разглядеть их, но я знаю, что все это было не взаправду, и поэтому мне все равно. Нет эмоций, только легкое удивление, мол, приснится ж такое! Вряд ли кому-то хотелось бы знать, что он оставил в душе такой вот бесформенный след, почти ничего не значащий, не вызывающий ни печали, ни радости. Я почувствовала движение рядом, и до меня дошло, что в комнате до сих пор находится Эрик. Я же настолько погрузилась в воспоминания, что забыла о его присутствии. Он, оказывается, пересел в кресло у окна и из него внимательно наблюдал за мной, не мешая, однако, мне вытаскивать прошлое из глубин памяти. – Эрик? Прости, я задумалась, наверное, чересчур сильно, – пробормотала я. – Столько всего перед глазами мелькает, не знаю, как все это собрать в единое целое. – Да что ты, Нин. – Он снова пересел на кровать и взял мои руки в свои. – Я хотел уйти, чтобы не мешать, но побоялся, что стукну чем-нибудь, скрипну нечаянно и это отвлечет, выдернет из важного процесса. И тем более не стал тебя дергать. Это же ужасно, когда человек пытается сосредоточиться на чем-то и вспомнить, а его ежеминутно спрашивают: «Ну что? Ну как? Ты вспомнил? Получается?» Я решил подождать и не сбивать тебя. – Спасибо, – сказала я, наслаждаясь прикосновением его сухих теплых ладоней, из которых сразу же полились слабые электрические токи мне под кожу. Как же это было приятно. Несравнимо с тем, что ощущали мы, находясь в эфирных телах и обмениваясь чистой энергией, но тем не менее все равно потрясающе. Я заулыбалась от мысли, что могу теперь перебирать мысленно все наши чудесные моменты, не фантазируя и не додумывая, а черпая из памяти. Боже мой, у нас, оказывается, было целых две первых ночи! И каждая была замечательной и полной открытий, и обе их я теперь помню. А ведь есть что-то необычайно прекрасное в том, чтобы забыть, а потом все заново вспомнить. Одна из ночей была совсем недавно: когда он продемонстрировал «маленькое чудо», а затем помог мне сделать это самостоятельно. А вторая была у меня дома. Давно. После тяжелой и странной поездки в загородный дом тех самых ведьм, где я вернула свой талисман. Потом мы приехали ко мне, и Эрик не рискнул оставить меня одну, а может быть, намеренно прикрылся заботой, желая остаться. Я вдруг вспомнила свою квартиру и новую маленькую комнату, которую бездушно перекроили мои мнимые подруги. Я чуть не задохнулась от внезапно нахлынувшей душевной боли. Я любила ту уютную магическую комнату, с таким удовольствием обставляя ее и наполняя чудесными эзотерическими штучками. Даже это они отняли у меня, ворвавшись без приглашения в мое жилище, перестроив все на новый лад. Для чего? Чтобы разлучить с любимым? – Нина, что с тобой? – раздался взволнованный голос Эрика, и я почувствовала, что сижу, впившись ногтями в его ладони, а он не отнимает их, терпит, и только по лицу его легкой тенью пробегает боль. – Прости! – Я отдернула руки. – Может, мне лучше сейчас побыть одной? Кажется, я не в норме. – Именно поэтому тебе и нельзя быть одной, – уверенно ответил Эрик, пододвигая меня и забираясь ко мне под одеяло. – Что тебя так взволновало? – Ведьмы, – ответила я, потеснившись и прижавшись к нему, и на его вопросительный взгляд пояснила: – Я уже очень много всего вспомнила, и, к моему удивлению, эти воспоминания начинают органично сплетаться между собой. Знаешь, как будто входят в нужные пазы, как в конструкторе. Подходящие детали сами друг друга находят, соединяются и срастаются. И картина становится ясней. Но почти все, что бы я ни вспомнила, выводит меня на воспоминание о бывших подругах. Они словно вездесущие. Они рылись в моей квартире, искажая мою память о любимой комнате. Они подсунули мне Макса, они запутали меня в своей лжи. И они убили Антона. Убили! Эрик нахмурился. – Что ты думаешь с ними сделать? – спросил он, словно я уже выбирала для них казнь. Я пожала плечами – Не знаю. Чем больше я о них думаю, тем сильнее они кажутся мне ущербными, обделенными чем-то, что доступно мне. Я знаю, что они так и не нашли счастья. Разве только Гуля. Я задумалась о Гульнаре, которая тоже находилась в злосчастном кругу в то полнолуние, но с тех пор все, что она делала, было направлено не на вред, а на пользу. Это ей тогда я отправила предсмертную записку. Ей и Марине! Все той же Марине! – Гуля нам очень помогает. Но одно твое слово... – мрачно сказал Эрик. – Нет, что ты! Я даже не думала. Она мне сразу понравилась. Ну, при втором знакомстве. И я вспомнила нашу встречу с ней. Да, определенно, она мне нравится. А этих даже касаться не хочу. Лучше, если они просто окажутся где-то очень далеко, чтобы никогда больше не повстречаться на моем пути, иначе тогда я уже разберусь с ними сама, по вдохновению. Сымпровизирую что-нибудь. – В нашем новом мире им точно не место, – заметил Эрик. – Но его благоустройство предлагаю сейчас не обсуждать, тебе нужно окрепнуть и прийти в себя. – Вот уж точно, – согласилась я. Мне становилось с каждой минутой спокойнее. Все воспоминания занимали свои места в моей памяти, расставляясь в нужном порядке. И только время, проведенное оторванной от физического тела, меня пугало настолько, что я боялась даже думать о нем. Это был период, когда я существовала одновременно в двух местах и в двух ипостасях, и о нем у меня были совершенно разные воспоминания. Вот эти два пазла отчаянно не хотели соединяться, хотя были последними и портили всю картину. Эти два кадра невозможно было наложить друг на друга, потому что они были разного размера и из разного материала. Их события протекали параллельно друг другу, никак не соприкасаясь. И помнить их одновременно я никак не могла. Кроме того, все, что я увидела, будучи одиноким оторванным эфирным телом, мне хотелось забыть. За исключением, может быть, того, что в том состоянии родилась у меня идея, как поступить с человечеством, на которое так безжалостно нацелился Эрик. Из тонких миров мы наблюдали за жизнью на земле, и Эрик склонил меня к своему мнению. Я поддержала его идеи и поняла их смысл, однако были у меня на этот счет и свои соображения, которые я не успела донести до него, так как меня оторвали. Разделили и с Эриком, и с физическим телом. Мы лежали рядышком, прижавшись друг к другу, и мне было так хорошо. Это состояние полного равновесия, абсолютного баланса. Вот как должно быть. Да, душу царапали мысли об Антоне, но я знала, что он не погиб и не мучается, как в прошлый раз, и он не просто рядом со мной, а где-то внутри. Он часть меня. Вернул мне память и общее прошлое с Эриком, а сам остался, безмолвный, рядом. – Слушай, а сколько времени? – вдруг спросила я. – Я долго проспала? А где все, еще спят?