Это место было у черта на куличках, рядом с большим заводом, выпускавшим жидкость для прочистки канализации. В какой-то момент я свернул направо; Молли залаяла, как сумасшедшая – и успокоилась только после того, как я развернулся. Увидев в конце квартала высокий, старый викторианский дом, я понял, что собака привела меня точно по адресу. – Черт! Я произнес это вслух – и притом громко. Что-то щелкнуло в голове, да так, что все тело содрогнулось. Я знал, чей это дом. В голове возникла картинка с вечеринки: рядом с «ямайцем» Робертом, спиной ко мне, стоит огромный рыжеволосый парень. Большой Джим Салливан. Это его дом. Большой Джим был на год старше меня, на шесть дюймов выше и в два раза тяжелее. Он стал знаменит после одной попытки угона, которая закончилась тем, что Джим вырвал из рук преступника пистолет (ободрав указательный палец угонщика), а затем избил беднягу его же оружием. Позднее Джим навестил того парня в больнице и в течение нескольких часов читал ему Библию. А однажды Джим победил в драке Зака Голдстейна, перебросив его через перила лестницы. Одна мысль о Салливане приводила меня в ужас; захотелось выкинуть собаку из машины и умчаться прочь. Дело в том, что у Большого Джима была сестра. Мы звали ее «Огурец», а ее настоящее имя я забыл. Девочка, младше меня на два года, училась со мной в спецшколе. Все думали, что «Огурец» – это намек на какие-то сексуальные изыски, но на самом деле это сокращение от «Морской огурец». У этих существ есть забавный защитный механизм: при встрече с хищником они извергают из себя кишки, рассчитывая отвлечь внимание врага. Это правда, можете мне поверить, ведь прозвище придумал я. Понимаете, сестру Джима часто тошнило – то есть, очень часто. Она извергала содержимое своего желудка не менее двух раз в неделю. Почему с ней это происходило, я не знаю. Вообще, проблем у нее хватало, но прозвище по крайней мере у нее было классное. Когда меня исключили из обычной школы и отправили в заведение для детей с психическими отклонениями, Джим узнал, что прозвище его сестре придумал я. До конца учебного года я жил в постоянном страхе – боялся, что громила подстережет меня на стоянке и порвет в клочья. Весь ужас заключался в том, что, истекая кровью и выплевывая выбитые зубы, я бы понимал, что получил по заслугам. Значит, Большой Джим был на той вечеринке. С Робертом? Что бы это значило? И почему там оказалась его собака? Он что, берет ее с собой на все вечеринки? Может, он ослеп, и Молли служит ему поводырем? Может, у нее день рождения? Я чувствовал себя полным идиотом: вместо того, чтобы спокойно оставить псину на поле, я катаю ее по городу. Я лихорадочно попытался понять, что мне со всем этим делать – с Робертом, «соевым соусом» и сверхъестественно умной собакой. Постой. Рядом с домом нет машины. Ну и что? Наверное, Джим крепко выпил и сейчас отсыпается у подружки. Бред. Большой Джим не пьет, и, кроме того, он бы не оставил сестру всю ночь сидеть дома в одиночестве. Я вылез из машины и жестом велел собаке идти за мной. Она не сдвинулась с места. Я вспомнил, как подзывают собак, окликнул ее и похлопал себя по бедру. Безрезультатно. Так продолжалось несколько минут: собака обнюхивала Джона, а в мою сторону даже не смотрела. Наконец мне стало ясно, что я могу хлопать хоть до посинения, но это ничего не изменит. Я нагнулся и потянул за ошейник. Собака попятилась, зарычала и посмотрела на меня с отвращением. Мне и в голову не приходило, что собаки могут испытывать подобные чувства. – Вылезай, черт побери! Ты сама заставила меня сюда приехать! Джон, лежавший на неудобном сиденье, сгорбленный и перекрученный, словно манекен для краш-тестов, даже не шевельнулся, и это напугало меня больше всего. Похоже, он не спал, а потерял сознание. Я грубо схватил Молли за ошейник. Следующие десять минут я пропущу и скажу лишь, что в конце концов я отнес Молли к дому на руках. Я собирался подойти к черному ходу, привязать собаку у двери и незаметно улизнуть, однако стоило мне проскочить мимо парадного входа, как дверь открылась – не во всю ширь, а лишь на дюйм, насколько позволяла цепочка. Я вздрогнул, словно меня застали на месте преступления, обернулся и увидел бледное, веснушчатое лицо сестры Джима. Похоже, девушка совершенно не понимала, что происходит. Меня она не узнала – или сделала вид, что не узнает. Эй! Мы с тобой не учились в одной спецшколе?! Я уперся подбородком в спину Молли. – Э-э, привет. Я, э-э, нашел вашу собаку. Дверь закрылась. Я растерянно стоял, борясь с желанием бросить псину и удрать. Через минуту послышался голос Огурца: – Джим! Пришел парень, который украл Молли! Я посадил собаку на землю и крепко ухватил за ошейник. Дверь снова открылась, и я внутренне сжался, ожидая, что в проеме покажется медно-рыжая голова Джима. Но это снова оказалась его сестра. – Он сейчас придет, так что отдавай собаку. Или оставь ее себе, если хочешь. – Что? – Можешь оставить Молли себе. Собака стоит сто двадцать пять долларов, но она подержанная, и поэтому достается тебе бесплатно. – Не нужна мне… Она ваша, да? – Это собака Джима, только он ее не любит. Он сейчас придет. – С ней что-то не так? Огурец быстро взглянула на меня, на собаку и снова на меня. Что-то промелькнуло в глазах девушки… Страх? Она боится эту собаку? Не ты одна, детка. – Нет, – сказала Огурец, глядя в землю. – Тогда почему вы заплатили за нее сто двадцать пять долларов? – Ты когда-нибудь видел щенка золотистого ретривера? – Твоего брата нет дома? Она не ответила. – Машины его не видно – у него ведь какой-то здоровый внедорожник? – У нас дома есть ружье, – заявила Огурец, внимательно посмотрев на меня. – Ну так что, берешь собаку или нет? – Я… что? Нет. А где Большой Джим? – Кто? – Джим, твой брат. – Вышел. Вернется с минуты на минуту. – Да не собираюсь я нападать на тебя! Вчера он был на вечеринке, так? Длинная пауза. – Возможно. О черт, ты только посмотри на нее. Ни жива ни мертва от страха. – За городом? У озера? – Ты знаешь, где он? – выпалила она. – Нет. Огурец смахнула слезу. – На вечеринке была Молли. Он взял ее с собой? – Нет. Она убежала еще до того. Значит, собака побежала за ним? То есть на вечеринке она искала Джима? Кто знает. – По-моему, Джим умер, – сказала Огурец. Я лишился дара речи. – Что? Нет. Нет-нет, не… Девушка разрыдалась. – Он не берет трубку, – выдавила из себя Огурец. – Наверное, его убил тот черный. – Она посмотрела мне в глаза. – Ты там был? Мне показалось, что это не вопрос, а обвинение. Она спрашивала не о том, присутствовал ли я на вечеринке; нет, ей хотелось узнать, был ли я на месте смерти Джима. Разговор начал выходить из-под контроля. – Нет, нет. Постой… черный парень? Роберт? С дредами? Откуда ты его знаешь? Огурец вытерла лицо рубашкой. – Звонили из полиции. – Насчет Джима?