Мертвым повезло, они еще легко отделались. М-да, совсем не похоже на мысли нормального полицейского. За стеной раздавались крики, звуки контролируемой паники, затем послышалась сирена. Скорая. Пискнул мобильник. В любой другой день я бы просто его отключил, но сейчас это показалось не лучшим решением. Я посмотрел на офицера Лидди, стоявшего в центре комнаты, указал на свой карман, словно спрашивая разрешения. Коп ничего не ответил, и поэтому я принял звонок. – Да. – Дейв? Это Джон. – Что? Ты… Жив? – …где, в «скорой»? – И да, и нет. Ты все еще в полицейском участке? – Да. Нас обоих… – Я уже умер? Долгая пауза. – Ну, копы говорят, что да. – Я взглянул на белого полицейского, который не проявлял к нашему разговору ни малейшего интереса. – Некогда объяснять. Уходи оттуда. – Но… но тогда меня объявят в розыск, – зашептал я, отворачиваясь от копа. – Они знают, где… – Встань. Подойди к двери. Выйди из комнаты. Затем на улицу. Видишь здоровенного белого копа? Ни в коем случае не смотри на него в зеркало. – А? Я бросил взгляд через плечо на полицейского. Что-то было… не так. – Уходи. Немедленно. Я попытался «прочитать» копа и понял, в чем дело. Извлечь информацию из детектива, похожего на Дж. Гордона Лидди, не удавалось даже с помощью «соевого соуса». Я повернул голову на несколько градусов вправо… Не смотри в зеркало, не смотри в зеркало… …и посмотрел на прозрачное с одной стороны зеркало – в точку, находившуюся напротив полицейского. Дейв, в зеркале отражались только ты и Морган. Даже после того, как подошел белый коп. В зеркале я увидел себя с мобильником в руке. И больше никого. Я повернулся к полицейскому. – Не понимаю. – Дейв, он не настоящий – по крайней мере, в привычном смысле слова. – Коп идет ко мне! – Беги, Дейв. Иногда ты будешь видеть что-то подобное, так что не пугайся. Полицейский схватил меня за лицо; пальцы, твердые, словно железные прутья, воткнулись в мои щеки, и мне показалось, что зубы сейчас раскрошатся. Коп вдавил меня в стену. Я попытался оторвать его руку, но с таким же успехом я мог бы отламывать конечности у бронзовой статуи. Я врезал ему по носу мобильником; усы копа дернулись, словно это сильно его позабавило. Усы все дергались и дергались и, наконец, выгнулись вверх и начали отделяться от лица, словно накладные. Затем они оторвались совсем, и под ними обнаружилась полоска розовой, изрезанной кожи. Половинки усов задвигались, словно крылья летучей мыши – нет, честно! – перелетели ко мне на лоб, устроились над правой бровью и впились в кожу. Я отмахнулся от них левой рукой, затем из всех сил засадил полицейскому коленом в живот, точно под ребра. Бедро пронзила боль, как будто я упал на кучу бетонных блоков, но удар заставил копа отшатнуться. Усы вцепились мне в ухо: боль была такая, словно кто-то делал мне пять пирсингов одновременно. Я снова отмахнулся от усов и внезапно обнаружил, что полицейский отступил и упал на одно колено. Рука продолжала цепляться за мое лицо… Вы только посмотрите, рука… оторвалась. Вместо плеча у копа зияла кровавая дыра. Оторванная рука – которая теперь казалась совершенно бескостной – обвилась вокруг моей шеи в два оборота, словно мясной шарф. Я забился, пытаясь стряхнуть ее. Змея-рука, мускулистая, жилистая, медленно сжалась, перекрывая трахею. Перед глазами заплясали цветные пятна: недостаток кислорода вызвал в мозгу серию коротких замыканий. Я мигнул и увидел, что пол стал гораздо ближе, чем раньше: я стоял на коленях. Усы закружили вокруг головы, жаля в щеки и лоб, потом нацелились на глаз, потянули за веко. Я не мог отогнать эту тварь: руки не слушались. Мясной шарф еще сильнее сдавил горло, и комната потемнела. Я опустился на четвереньки, внезапно захотелось лечь и заснуть. Краем глаза я заметил какое-то движение. Полицейский встал и пошел ко мне. Черт! Я неуклюже пополз по направлению к двери. Гордон дотянулся до меня второй рукой, пальцы ухватили мою рубашку. Я бросился к двери, боднул ее, попытался нащупать ручку. Я задыхался; казалось, голова моя сейчас лопнет, словно воздушный шарик. Только бы дверь была открыта, только бы она была открыта… Ручка повернулась. Я ударил в дверь головой, вывалился из комнаты… * * * …И все было кончено. Толстые кольца руки-змеи исчезли, пропали и летающие усы. По коридору промчались четверо парней с носилками. Я засунул в рот палец, затем вытащил: палец был в крови. Я посмотрел на мобильник, несколько секунд назад послуживший мне оружием, – корпус в трещинах, микрофон вдребезги, – и обругал себя за то, что уничтожил единственный, пусть и безумный канал связи с Джоном. Мимо бежали люди; хотелось пробиться сквозь толпу и узнать, что стало с моим другом, но тут я вспомнил его инструкции и, воспользовавшись всеобщим замешательством, спокойно вышел из здания полицейского участка на улицу. Сердце ухало в груди. Что теперь? Толстяк в лоснящемся деловом костюме прошел мимо, даже не взглянув в мою сторону. Вдруг, не прикладывая ни малейших усилий, я понял, что через две недели толстяк умрет от сердечного приступа, пытаясь ручкой швабры согнать с дерева кошку. По улице проехал новенький «транс-ам», и по осанке водителя я понял, что машина украдена, а ее владелец мертв. Ремень вентилятора порвется через 26 931 милю. Черт, нужно фокусироваться на чем-то одном, иначе мозг расплавится и вытечет через уши, словно клубничный джем. Ладно. Я сделал глубокий вдох. Теперь что? Моя машина осталась в двух милях от участка, рядом с «Уолли». И даже если одно из трех городских такси случайно находится где-то рядом, денег у меня все равно нет. Тут, к моему удивлению, зазвонил мобильник. Прижав сломанный аппарат к уху, я подумал о том, что должен сказать «спасибо» инженерам «Моторолы». – Алло? – Дейв? Это я. Джон. – Где ты сейчас, Дейв? – Рядом с полицейским участком, иду по улице. А ты где? В раю? – Если догадаешься, дай мне знать. А пока продолжай идти. Двигай к парку. Не нервничай. Ты нервничаешь? – Не знаю. Удивительно, что телефон еще работает. – Долго он не протянет. На углу должен стоять продавец хот-догов. Видишь его? Я сделал еще десяток шагов и почувствовал запах хот-догов раньше, чем увидел того, кто ими торгует. У тележки, облепленной наклейками с лозунгами правых, под желто-оранжевым зонтиком стоял болезненно худой старик, с виду лет ста шестидесяти – достопримечательность нашего города. – Ага. – Купи у него сосиску.