Он кивнул: — Ты совершенно права. Ты права, и ты умна. Я рассмеялась. — Как насчет тебя? Кто твои родители? Бен шумно выдохнул, но продолжал смотреть на дорогу. Его голос звучал мрачно. — Мой отец умер три года назад. — Боже мой. Мне жаль… — Спасибо. — Бен коротко взглянул на меня и снова сосредоточился на дороге. — Он умер от рака, борьба была долгой, и мы все знали, что конец неминуем. Мы были к этому готовы. — Даже не знаю, хорошо это или плохо. Бен коротко выдохнул. — Я тоже не знаю. В любом случае мама хорошо справляется. Настолько хорошо, насколько может справляться человек, потерявший того, кого любит, понимаешь? — Даже представить не могу. — И я не могу. Я потерял отца и знаю, насколько это тяжело, но и вообразить не могу, каково это — потерять лучшего друга, родственную душу. Я беспокоюсь за нее, хотя она убеждает меня, что с ней все в порядке. — Уверена, что ты ничем не можешь помочь, остается только волноваться за нее. Братья или сестры у тебя есть? — спросила я. Бен покачал головой. — А у тебя? — Нет… — Я редко встречала семьи, где был только один ребенок. Приятно было услышать, что Бен был таким. Когда я говорила другим людям, что я единственный ребенок в семье, то чувствовала, что меня или жалеют, или считают весьма капризной особой, хотя я никогда такой не была. — Замечательно! Два единственных ребенка! Я знал, что ты мне понравишься. — Он неловко шлепнул своей пятерней по моей руке, держа руль другой рукой. — Не пора ли хотя бы намекнуть, куда мы направляемся? — спросила я, когда Бен свернул с одного скоростного шоссе на другое. — Кухня там мексиканская. — И это было все, что мне удалось от него добиться. Сыграв два раза в «Двадцать вопросов» и один раз в «Я шпион», мы наконец добрались до места. Перед нами стояла лачуга. В прямом смысле этого слова. Она называлась «Кактус-тако». Я восторга не испытала, а Бен прямо-таки просиял. — Доехали! — сообщил он, отстегнул ремень безопасности и открыл дверцу. Я собрала свои вещи. Бен обошел машину и открыл мне дверь. — Что ж, спасибо! — поблагодарила я, перекрывая сигнал его машины, напоминавший, что дверцу надо закрыть. — Пожалуйста. Я выбралась из машины и встала рядом с ним. — Это и есть твое замечательное место, да? — уточнила я. Бен закрыл дверцу, и сигнал стих. — Я знаю, что выглядит оно не очень. Но ты сказала, что готова к приключениям, а здесь подают лучшие тако, которые мне когда-либо доводилось пробовать. Тебе нравится орчата? — Что такое орчата? — Рисовое молоко с корицей. Просто доверься мне. Ты должна это попробовать. Пока мы шли к стойке с тако, Бен положил руку мне на поясницу, мягко направляя меня. От этого неожиданно успокаивающего и такого естественного жеста мне захотелось повернуться к нему лицом. Захотелось прикоснуться к нему всем телом. Вместо этого я остановилась и уставилась в меню. — Если ты не против, я сделаю заказ для тебя. — Рука Бена переместилась с поясницы на мое плечо. — Я уважаю твое право сделать заказ самостоятельно, просто я бывал здесь множество раз и пробовал все, что есть в меню. — Хорошо, — согласилась я. — Что ты предпочитаешь — курицу, стейк или свинину? — Никакой свинины. — Никакой свинины? — недоверчиво переспросил Бен. — Шучу. Я тоже не люблю свинину. Итак! — Он потер руки. — Perdon? — обратился он через окошко к мужчине за стойкой. — Queria cuatro tacos tinga de pollo y cuatro tacos carne asada, por favor? Queso extra en todos. Ah, y dos horchatas, por favor[3]. Мужчина показал ему размер орчаты с таким видом, как будто спрашивал: «Вы уверены, что хотите две порции?» Бен кивнул. Не знаю, что именно делало Бена таким неотразимым в ту минуту. Не знаю, было ли это из-за того, что он казался таким знающим в том, что мне было неведомо (испанский), или из-за того, что мужчина, говоривший на иностранном языке, был изначально привлекательным для меня (потому что и это было правдой). Не знаю. Знаю только, что я стояла там, не понимая, что говорят вокруг меня, и думала, что Бен Росс — самый сексуальный мужчина из тех, кого мне доводилось встречать. Он был настолько уверен в себе, уверен в том, что все сложится хорошо. Вот что это было. Это была уверенность. Он обращался по-испански к мужчине за стойкой с тако, и ему не приходило в голову, что он может выглядеть полным идиотом. Именно поэтому он и не выглядел полным идиотом. — Вау, — оценила я, когда он протянул мне орчату. — Впечатляет. — Клянусь, я знаю, что тебе посоветовать, — произнес Бен, разворачивая соломинку и опуская ее в мой напиток. — Но я бы солгал, если бы сказал, что не надеялся произвести на тебя впечатление. — Что ж, пока все хорошо. — Я отпила глоток. Напиток был сладким, холодным, сливочным, но при этом его легко было пить большими глотками. — Вау, это просто замечательно. Бен улыбнулся и отпил из своего стакана. — Я справляюсь? — спросил он. — Ты отлично справляешься, — ответила я. Честно говоря, я была под впечатлением. Я уже давно ни в кого не влюблялась, поэтому уже забыла, насколько возбуждает это чувство и окрашивает в радужные тона все вокруг. Когда наши тако были готовы, Бен забрал их из окошка упакованными в картон в красно-белую клетку. Он сумел унести их все, удерживая в руках. В «Кактус-тако» было негде сесть, поэтому Бен предложил посидеть на капоте его машины. — Этими тако я перепачкаю тебе всю машину и обязательно пролью pico de gallo[4]. — Этой «Хонде» десять лет. Ничего с ней не случится. — Отлично. Но я же должна была тебя предупредить о том, что я могу быть неаккуратной. — И ты часто забываешь ключи. — Ну, я вообще часто все забываю. — Пока меня все устраивает. Мы уселись на капот его машины и говорили о нашей работе, о том, как нам нравится жить в Лос-Анджелесе. И, разумеется, я закапала жиром бампер «Хонды». Но Бен только улыбнулся. Ана позвонила, когда я предпринимала слабые попытки отчистить пятно с машины, и я перевела ее на голосовую почту. Когда мы доели тако, мы еще долго болтали с Беном. Наконец он спросил меня, хочу ли я десерт. — Ты еще что-то задумал? — поинтересовалась я. — Нет, теперь выбирай сама. — О! — Я была в замешательстве. — А ты готов еще к одному приключению? — Абсолютно! — ответил Бен, спрыгивая с капота и протягивая мне руку. — Куда едем? — Восточный Лос-Анджелес? — предложила я. Хотя я не знала, где мы находились, но предполагала, что мы примерно в часе езды от моего дома, а Восточный Лос-Анджелес был в тридцати минутах езды от моего дома. — Пусть будет Восточный Лос-Анджелес, моя прекрасная леди. Бен помог мне слезть с машины и открыл дверцу. — Какой джентльмен, — оценила я, усаживаясь на сиденье. — Подожди, — попросил он, обхватил меня за талию и привлек к себе. — Это нормально? Мое лицо оказалось рядом с его лицом. Я чувствовала его дыхание. От Бена пахло кинзой и репчатым луком. И еще сладостью. Мое сердце забилось быстрее. — Да, — ответила я, — это нормально. — Я хочу поцеловать тебя, — сказал он. — Но хочу убедиться, что ты не испытаешь неловкости перед продавцом тако. Я улыбнулась Бену и посмотрела через его плечо. Мужчина за стойкой глазел на нас. Мне и в самом деле было немного неловко. Но это делало ситуацию возбуждающей, а не разрушало ее. — Целуй, — велела я. Когда он целовал меня, прижимая к автомобилю, мое тело подалось ему навстречу. Руки нашли удобное место в ямках ключиц, а пальцы скользили по коротким волосам на затылке. Его волосы были мягкими и шелковистыми. Я почувствовала, как его грудь и торс сильнее прижимают меня к машине. Бен оторвался от меня, и я робко посмотрела на продавца тако. Он по-прежнему смотрел на нас. Бен перехватил мой взгляд и тоже повернулся. Мужчина за стойкой отвернулся, и Бен заговорщически рассмеялся.