— Ты когда-нибудь слышал о том, как Обреченные превращаются в деревья? Знаю, звучит как сказка. Но организация «Живая урна» дает возможность поместить прах человека в биоразлагаемый контейнер, внутрь которого кладут древесное семечко. Оно вбирает в себя питательные вещества из праха или типа того. Я сначала думал, это фантастика. Но нет. Наука. — И, может быть, тогда мой прах не будет развеян по земле, на которую гадят собаки, а я продолжу жить в виде дерева? — Да. И другие подростки будут вырезать в твоей коре сердечки, а ты сможешь производить кислород. Людям нравится дышать, — говорит Матео. Начинает моросить; я встаю с качелей, и за спиной лязгают цепи. — Пойдем куда-нибудь, где посуше, чудо в перьях. Вернуться в обличии дерева было бы прикольно, тогда я как будто снова провел бы детство в парке Алтеа. Но вслух я об этом не говорю, потому что, блин, нельзя расхаживать по городу, рассказывать кому ни попадя, что ты хочешь быть деревом, и ожидать, что тебя воспримут всерьез. ДЭМЬЕН РИВАС 14:22 Дэмьену Ривасу не позвонили из Отдела Смерти, потому что сегодня он не умрет, и он думает об этом с досадой, ведь жизнь, которой он живет в последнее время, совсем его не радует. Дэмьен всегда был любителем острых ощущений. Он забирался на новые американские горки каждое лето, стоило только дорасти до нужной отметки. Крал конфеты в магазине или деньги из отцовского кошелька. Дрался с теми, кто был здоровее, как Давид на фоне Голиафа. Возглавлял уличные банды. Играть в дартс с самим собой — занятие не то чтобы захватывающее. Разговаривать с Пеком по телефону — тем более. — Звонят копам только трусливые сучки, — говорит Дэмьен громко, чтобы Пеку было слышно его по громкой связи. — А звонить за кого-то еще вообще было против всех моих правил. — Знаю. Ты любишь, только когда копов вызывают из-за тебя, — отвечает Пек. Дэмьен кивает, как будто Пек его видит. — Нужно было самим с ним разобраться. — Ты прав, — соглашается Пек. — Копы так этого Руфуса и не поймали. Наверное, забили на него, потому что он Обреченный. — Давай-ка свершим правосудие сами, — предлагает Дэмьен. По его венам разливаются возбуждение и решительность. Все лето он прожил далеко от опасного края и вот теперь становится все ближе и ближе к нему, своему самому любимому месту на земле. Вместо мишени он представляет лицо Руфуса. Он бросает дротик и попадает в яблочко: острие вонзается Руфусу ровно между глаз. МАТЕО 14:34 Снова идет дождь, теперь еще сильнее, чем тогда, на кладбище. Я чувствую себя птичкой, найденной в детстве, той, по которой барабанил дождь. Птичкой, покинувшей гнездо, когда она еще не была к этому готова. — Нужно куда-нибудь зайти, — говорю я. — Боишься простудиться? — Боюсь попасть в ряды тех статистических единиц, кого убивает молнией. — Мы прячемся под навесом зоомагазина, и щеночки на витрине отвлекают нас от размышлений о дальнейших планах. — У меня идея. Тебе как исследователю окружающего мира может понравиться. Как насчет покататься на поезде туда-сюда? Я так много чего не успел посмотреть в собственном городе… Вдруг нам попадется что-то прикольное? Впрочем, забудь, это тупость. — Ничего не тупость. Я прекрасно понимаю, о чем ты! — Руфус направляется к ближайшей станции метро. — И вообще у нас огромный город. Можно прожить в нем всю жизнь и ни разу не пройти по некоторым улицам или районам. Мне однажды приснилось, как я отправился в какое-то жесткое велопутешествие и шины моего велика были выкрашены светящейся в темноте краской, так что я решил раскрасить город так, чтобы к полуночи все его улицы засветились. Я улыбаюсь. — И как, получилось? — В этом сне выражение «гонка со временем» приобретает буквальное значение. — Не-а, кажется, в тот сон вклинился какой-то эротический сюжет или типа того, и я проснулся, — говорит Руфус. Наверное, он уже не девственник, но я не спрашиваю, не мое это дело. Мы снова едем в южную часть Манхэттена. Кто знает, как далеко нам удастся заехать. Может быть, мы доедем поездом метро до конечной, пересядем на автобус и на нем доберемся до какой-нибудь еще более дальней остановки. А может быть, вообще очутимся в другом штате, скажем в Нью-Джерси. Вот и поезд, двери открываются, мы запрыгиваем в него с платформы и находим пустую скамейку в углу. — Давай сыграем в игру, — говорит Руфус. — Только не в «Гладиатора». Руфус мотает головой. — Нет. Это игра под названием «Попутчик», мы играли в нее с Оливией. Нужно придумывать истории о соседе-пассажире, кто он такой и куда едет. — Он пододвигается ближе и прижимается ко мне, после чего незаметно указывает на женщину в голубой униформе медсестры под курткой и с пакетом в руках. — Она едет домой поспать пару часов, а потом врубить погромче какую-нибудь попсу и начать готовиться к первому выходному за девять дней. Она еще не знает, что ее любимый бар закрыли на ремонт. — Фигово, — говорю я. Руфус поворачивается ко мне и жестом меня подгоняет, мол, продолжай, твоя очередь. — Ой. Тогда она вернется домой и на каком-нибудь кабельном канале наткнется на свой любимый фильм, а во время рекламы будет отвечать на электронные письма от друзей. — Он улыбается. — Что? — Вообще-то все начиналось довольно авантюрно. — Вообще-то она легла спать. — Чтобы запастись энергией и тусить всю ночь! — Я подумал, ей захочется узнать, как там ее друзья. Наверное, она не успевает отвечать на эсэмэски и телефонные звонки, потому что обычно слишком занята, спасая жизни и принимая роды. Поверь мне, это ей тоже нужно. — Я киваю в сторону девушки с огромными, как кулаки, наушниками, крашеной платиновой блондинки. Она рисует что-то разноцветное голубым стилусом на экране планшета. — Она получила планшет на день рождения неделю назад и на самом деле изначально хотела играть на нем в игры и болтать с друзьями по видеосвязи, но потом обнаружила приложение для дизайнеров и стала от скуки с ним экспериментировать. А теперь на него подсела. — Мне нравится, — говорит Руфус. Поезд останавливается, и девушка принимается засовывать все свои пожитки в яркую сумку-шопер. Она выбегает из вагона ровно за мгновение до того, как закрывается дверь, точно в каком-нибудь экшене. — А сейчас она пойдет домой, где опоздает на видеочат с друзьями, потому что слишком увлечена своим новым рисунком. Мы продолжаем играть в «Попутчика». Руфус указывает на девушку с чемоданом. Ему кажется, что она сбежала из дома, но я его поправляю: на самом деле она как раз возвращается домой после серьезной ссоры с сестрой, чтобы наладить с ней отношения. Ну, то есть любому человеку с глазами понятно, что именно так все и есть. Еще один пассажир, мокрый насквозь мужчина, не смог починить машину и был вынужден оставить на обочине свой пикап — нет, погоди, свой «мерседес», поправляет меня Руфус, потому что поездка на метро для такого богача — дело весьма унизительное. Несколько студентов Нью-Йоркского университета запрыгивают в вагон с зонтами в руках — наверное, сегодня началась ориентационная неделя. У них впереди вся жизнь, и мы в скоростном режиме предсказываем, кем они станут в будущем: вот судья по семейным делам, в роду у которой сплошь художники; вот комик, которая будет выступать в Лос-Анджелесе, где все полюбят ее шутки про пробки на дорогах; вот импресарио, которая в первые несколько лет не будет особенно успешна, но все-таки дождется своего звездного часа; вот сценарист детского ТВ-шоу о монстрах-спортсменах; вот инструктор по скайдайвингу, и это забавно, потому что усы у него подкручены вверх, так что при каждом прыжке они, наверное, улыбаются против ветра. Интересно, если бы еще кто-нибудь в вагоне играл в «Попутчика», что бы они предсказали нам с Руфусом? Руфус хлопает меня по плечу и, когда двери открываются, указывает на выход. — Слушай, а это разве не та станция, на которой мы спонтанно купили абонементы в зал? — М? — Да, точно! Ты тогда хотел накачаться после того, как какой-то придурок толкнул тебя на концерте Bleachers, помнишь? — говорит Руфус, когда двери закрываются. Я никогда не был на концерте Bleachers, но сразу понял правила игры. — Ты перепутал, Руфус. Тот чувак толкнул меня на концерте группы Fun. А это станция, где мы с тобой набили тату. — Точно. И татуировщик, Баркли… — Бейкер, — исправляю я. — Помнишь? Татуировщик Бейкер, который бросил учебу в меде. — Точня-ак. Мы застали его в хорошем настроении, и он предложил нам акцию «1+1». Я набил на предплечье велосипедную шину, — он хлопает себя по руке, — а ты?.. — А я — самца морского конька. Руфус так растерян, что кажется, будто он сейчас попросит тайм-аут, чтобы понять, в одну и ту же игру мы играем или нет. — Э-э… Напомни-ка мне, почему ты выбрал именно его? — Мой папа очень любит самцов морских коньков. Он вырастил меня один, ты же помнишь? Поверить не могу, что ты забыл значение татуировки у меня на плече. Нет, на запястье. На запястье, точно. Так круче. — Поверить не могу, что ты забыл, где у тебя татуировка. Когда мы подъезжаем к следующей станции, Руфус перебрасывает нас в будущее: — А вот здесь я обычно выхожу, когда иду на работу. По крайней мере, если я в офисе, а не где-нибудь на курорте, куда меня то и дело отправляют за репортажем. Самое удивительное, что я работаю в здании, которое спроектировал и построил ты. — Да, Руфус, какое удивление! Я опускаю взгляд на то место, где должна быть набита моя татуировка с морским коньком. В будущем Руфус — тревел-блогер, а я архитектор. У нас есть татуировки, которые мы набили вместе. Мы ходим на такое количество концертов, что Руфус не может удержать их все в голове. Я почти жалею, что у нас так разыгралась фантазия, потому что поддельные воспоминания о нашей дружбе восхитительны. Только представьте, каково это: пережить то, чего с вами никогда не происходило. — Мы должны оставить тут свой след, — говорю я и встаю. — Идем мочиться на пожарные гидранты? Я кладу на сиденье купленную вслепую книжку. — Не знаю, кто ее найдет. Но разве не прикольно знать, что она точно кому-то достанется, если мы ее здесь оставим? — Еще как. Это место настоящего счастливчика, — говорит Руфус и встает. Поезд останавливается и открывает двери. Должно быть в жизни что-то еще кроме будущего, которое мы рисуем в своем воображении. Не могу я просто мечтать о будущем. Я должен рискнуть и создать его. — Я очень хочу кое-что сделать, — говорю я. — Выходим, — отвечает Руфус с улыбкой. Мы покидаем вагон, проскочив в закрывающиеся двери и едва не столкнувшись с двумя девушками, и идем прочь из метро.