Они причалили к маленькому островку, где еще детьми играли и устраивали пикники. – И сам не знаю, что лучше – я или Элен, – неуверенно произнес Эдвард, когда они растянулись на траве, потягивая через соломинку лимонад, которым снабдила их Белла. – Здесь я не берусь судить. Но что касается вас с Беллой и Клэр, тут конечно… и потом, лучше уж сумасшедший я, чем нормальный Филип. – Не представляю, как он вообще мог это сделать, поэтому лучше сосредоточься на нас четверых. – В конце концов, мы его практически не знали, хотя он и наш кузен. И познакомились с ним, только когда он приехал из Америки. Не вижу причины, почему я должен особо переживать, если он окажется негодяем. – Никто тебя не заставляет, милый. У тебя просто бзик на этот счет. Эдвард подул в соломинку, и в бутылке что-то зловеще ухнуло. – Пета, а тебе нравится Филип? – Да, очень даже. Я его просто обожаю. Хотя когда он появился, я была от него не в восторге. – Мне тогда было лет двенадцать. – Он был какой-то особенный и без комплексов. Хотя он, наверно, чувствовал себя неловко, потому что дед, как всегда, возбудился, стал суетиться и хотел завещать поместье ему как единственному наследнику мужского пола, который может продолжить род. – Но для тебя-то какой облом! – Да я особо не переживала. Как тебе удается производить такие звуки? Эдвард объяснил механику явления, и какое-то время окрестности оглашали мрачные стоны. – Я, правда, никогда не верила, что дед лишит меня наследства ради Филипа, – сменила тактику Пета, опасаясь показаться неискренней. – Но зачем было обнадеживать Филипа? Ведь он тоже живой человек. Эдвард сел и стал бросать камешки в реку, чтобы услышать, как они булькают. При третьем броске он вдруг застыл с поднятой рукой, словно пораженный какой-то мыслью. – Господи, Пета, а вдруг Филип это вовсе не Филип? – Что ты имеешь в виду? – Боже мой, это просто потрясающе: допустим Филип – это какой-то человек, который был знаком с настоящим Филипом в Америке. Тот мог умереть или что-нибудь в этом роде, и фальшивый Филип завладел его дневником и узнал про его детство, про деда и про нас, а потом приехал сюда и выдал себя за настоящего Филипа. И стал рассказывать всякие истории, о которых могли знать только мы и наш Филип. Когда тетя Энн отправилась в Америку? – Они уехали, когда Филипу было лет пять-шесть. – Ну, вот. А за это время Филип мог очень сильно измениться. И самозванцу даже необязательно многое помнить. Что взять с маленького несмышленыша! – А мы еще удивлялись, как странно ведет себя Филип, возвратившись домой, – медленно произнесла Пета. – Я знаю. Что же тут удивительного. И он, наверное, здорово обработал деда, чтобы тот изменил завещание в его пользу. – Боже мой, Эдвард! – Ужасно, правда? Поедем домой и расскажем об этом всем. – Нет, нет, не делай глупостей, мы не должны об этом говорить ни одной живой душе – будем просто следить за ним, как сумасшедшие, и собирать доказательства. Тем не менее Пета немедленно вскочила и прыгнула в лодку. Против течения идти было гораздо труднее, и по мере продвижения Эдвард все больше терял свою бодрую уверенность. – Честно говоря, я не вижу здесь особой разницы. У Филипа нет причин убивать деда, неважно, настоящий он или нет. – Дед мог внезапно разоблачить его! – предположила Пета. – Черт, а ведь правда! – С другой стороны, у Филипа просто не было такой возможности, кем бы он там ни был. В тот вечер он и близко не подходил к павильону, а на следующее утро одевался у себя в комнате, когда прибежала Клэр и сказала, что дед умер. – Она сказала, ей показалось, что он умер. Они уставились друг на друга с противоположных концов лодки. – Но… он был мертв уже вечером, – заметила Пета. – Он всю ночь просидел за столом. – Если только он не встал с постели и не ждал, когда ему принесут завтрак. Возможно, он просто сидел неподвижно, и Клэр решила, что он умер, а на самом деле он был жив. – Или у него был совсем крохотный сердечный приступ. – А Филип ворвался в комнату и, когда Клэр отвернулась, быстренько вкатил ему лошадиную дозу адренола, от которой дед и отдал концы. В общем-то, эта отрава была только у Филипа. И он так усиленно о ней упоминал, словно старался отвести от себя любые подозрения! И потом Филип отлично знал, как обстоит дело с дорожками, потому что провожал Стивена до ворот. Шест, которым энергично работал Эдвард, чтобы поскорее сообщить семье свои волнующие догадки, в конце концов увяз в илистом дне. Он рывком попытался его вытащить и, пошатнувшись, с трудом удержал равновесие. Пета ринулась к нему, инстинктивно желая помочь. – Но, Эдвард… Эдвард, осторожнее, дорогой! Но тогда получается, что Филип никак не мог убить деда. К утру тот уже несколько часов был мертв. Филип же сказал об этом Клэр. «Он мертв уже несколько часов» – это ведь его слова… – Но это ведь Филип сказал! – воскликнул Эдвард и, окончательно потеряв равновесие, рухнул в воду, подняв фонтан брызг. Пока родственники пытались успокоить свои расстроенные нервы, споря и обвиняя друг друга, бесконечно пререкаясь и перебегая из одного стана в другой со смешанным чувством раздражения, растерянности и стыда, инспектор Кокрилл рыскал по дому и саду, проявляя недюжинную бдительность. Временами он задавал какой-нибудь въедливый вопрос или стоял под дверью, бесцеремонно подслушивая, или злорадно подливал масло в огонь, неожиданно встревая в чужие разговоры. И все время подгонял своих людей, чтобы те шустрее искали завещание. – Оно где-то здесь. Целое или в виде обрывков, но оно находится в пределах поместья. Оно сгорело? Да, его могли сжечь, но я в этом сомневаюсь. Убийца наверняка его припрятал на случай, если оно вдруг понадобится, такова уж человеческая натура. Подписанное или нет, оно продолжает существовать, и я бы не возражал, чтобы вы перекопали весь участок, – делайте что хотите, но его нужно найти. – Кто-то носит его с собой, – доверительно сообщил сержант Трут своим подчиненным. – Эта бумага нигде не закопана и не спрятана. Просто ее все время носят туда-сюда. Миссис Бро с презрительной улыбкой наблюдала за поисками. – Они даже не знают, чего искать, – сказала она Белле, проходившей мимо ее домика. – Они ищут завещание, – сухо ответила та. Она полностью разочаровалась в миссис Бро и только ждала удобного случая, чтобы избавиться от нее каким-нибудь приличным образом. – Завещание? А какое завещание? Их ведь два, ваша светлость. Неважно, где там новое завещание. А вот где старое, хотела бы я знать! – У мистера Гарда в конторе, разумеется, – ответила Белла, с трудом удерживаясь от замечания, что это не служанкиного ума дело. – Там же про брошку для Рози написано, – сказала миссис Бро, словно прочитав ее мысли. – Я уверена, что брошка упоминается в обоих завещаниях. Миссис Бро, вы достаточно давно меня знаете и можете не сомневаться, что ваша Рози в любом случае получит брошку, раз сэр Ричард этого хотел. – Да, ваша светлость, – смиренно ответила миссис Бро. – И вежливо осведомилась: – Если новое завещание не найдут, тогда, видать, и старое сгодится? – Вероятно, это будет решаться в суде, – объяснила Белла, с неудовольствием вспомнив, что их будущее зависит от показаний миссис Бро. – Понятно, – пробурчала та и сразу же спросила: – Я так понимаю, ваша светлость, что вы со всем семейством придете завтра на допрос про моего Бро? Белла не была знакома с процедурой, но раз от нее того ожидали, с глуповатой сердечностью ответила, что, конечно, они придут. – Опять одна болтовня будет, – неприязненно проговорила миссис Бро. – Интересно, кого на этот раз приплетут. Как пить дать, Черепаху. – И поделом ей за то, что наговорила всяких гадостей про мистера Эдварда, – чуть улыбнувшись, ответила Белла. Для старых слуг чудачества Эдварда не были секретом. – На этот раз у них не выйдет повесить это на мистера Эдварда, – торжествующе произнесла миссис Бро. На мистера Эдварда ей было наплевать, но дух противоречия заставлял ее выступать против «них». – Бро женщина убила, ваша светлость, это ясно как день. Ни один мужчина не додумался бы до такого фокуса. – Какого фокуса? – удивленно спросила Белла. – Да с пылью фокуса. Белла посмотрела на соседний павильон. Маленькая симпатичная толстушка в сером летнем трауре резко контрастировала с высокой костлявой женщиной в бескомпромиссном черном облачении. У миссис Бро очередная жуткая версия? – Вы хотите сказать, что знаете, как убийца прошел через коридор? – нервно спросила она. – Хочу, – заявила миссис Бро, складывая руки на животе. – Полицейские проверяли, можно ли было кого-то внести в дом – видно, думали, что Бро сам внес убийцу, вот я и подумала, что это женщина. Белла с ужасом представила, как Бро игриво вносит в роковой дом «невесту», и его тонкие ноги подгибаются под тяжестью увесистой Петы, полной Элен или даже стройной и маленькой Клэр. – Но, миссис Бро, я просто не могу себе представить, с какой целью он мог это сделать. – Я тоже не могу, – холодно ответила миссис Бро. – Нет-нет, ваша светлость, пришел-то он туда один, тут и говорить нечего. Говорят, перед рассветом завыла сирена, только я ее не слышала. Но Бро, наверное, проснулся, надел халат и тапочки и зачем-то пошел в павильон. Зачем, не знаю, хотя могу догадаться. Он снял полицейскую пломбу, аккуратно, чтобы потом поставить ее обратно – руки-то у него были золотые, а вот про следы на пыльном полу не подумал. А эта злодейка вошла вслед за ним. Не знаю, что там у них произошло, ваша светлость, и о чем они там говорили, но она ткнула Бро этим мерзким шприцем, и он умер в мучениях, бедняга. Миссис Бро отвернулась и стала смотреть на кусты рододендронов, растущих вдоль подъездной дороги. – Какое горе для вас, – сказала Белла, еще раз рискнув проявить доброту. – Я его не слишком-то любила, – отрезала миссис Бро. – Жить-то с ним было не сахар – неграмотный всезнайка, характер отвратный, да еще ловкач в придачу. Но он был моим мужем, и я с ним тридцать лет прожила. И такой смерти даже собаке не пожелала бы. Белла промолчала.