Исполнительница главной роли развернулась и уплыла в арку, а там забарабанила по двери, ведущей в заднюю комнату. Дверь с той стороны отперла удивленная мисс Сволок, которая ничего не знала о том, что происходило в зале. Изабель протиснулась мимо нее и пошла к гардеробным. – Обязательно повесим занавес поперек арки, – сказал мистер Порт. – Иначе зрители будут видеть все, что происходит в задней комнате. Перпетуя предположила, что занавес помешает рыцарям проехать на сцену. – Из бус, – лаконично пояснил мистер Порт. Лошади терпеливо стояли на месте, пока всадники обсуждали, как Эрлу дотянуться до переключателя. Унаследованный от родительницы художественный вкус Мамыдорогой оказался неожиданно кстати. – Что, если мы с мистером Андерсоном заставим наших лошадей поставить передние ноги на стены у подножия башни? Так он легко достанет до переключателя, а для зрителей это создаст впечатление двух вздыбившихся коней по обе стороны арки, как лев и единорог на королевском знамени… – Голос юноши неуверенно затих. – А еще это создаст впечатление, что Красный Рыцарь медленно, но верно сползает к хвосту своей лошади, – заметил Эрл. – Держитесь за древко штандарта, – нетерпеливо посоветовал Брайан Бриан: он не мог представить себе человека, который не усидел бы две минуты в седле, даже если оно не абсолютно горизонтально! Мистер Порт жаждал вернуть себе расположение Изабель. – Великолепно! Получится изумительная живая картина! А в нужный момент мистер Андерсон на секунду отпустит древко штандарта и повернет переключатель. Ваша рука в любом случае окажется рядом, мистер Андерсон, зрители даже не заметят, как вы едва заметно подадитесь вперед. Мистер Порт хлопнул в ладоши, давая знать, что актеры свободны. Приплясывая от нетерпения, он позволил представить себя инспектору Кокриллу и, произнеся несколько приличествующих случаю банальностей, побежал за сцену. – По-видимому, никогда не слышал обо мне, – с легким сожалением произнес Коки. – Конечно, Коки, ты привык, что за твоей спиной Закон, и в Кенте тебя боятся, и все вроде как вертится вокруг твоей персоны… – Считаешь, я ничего не добьюсь, будучи просто своей персоной? – угрюмо спросил Коки. Эрл уже многие годы не видел Перпетую такой оживленной. В ней словно проглянули черты ее прежней ребячливости. За сценой девушка с гордостью представила им пожилого коротышку и превозносила до небес его влияние и достижения – дома, в Кенте, где его по-настоящему ценили. Рыцари в разноцветных плащах прискакали со сцены, и теперь кто с большей, кто с меньшей грацией слезали с лошадей; некоторые верхом добирались до задней двери, затем к конюшне и там спешивались при содействии приставленного к лошадям грума. Сменив доспехи на гражданскую одежду, все двинулись в паб неподалеку от Элизиум-холла. Эрл непринужденно помахал знакомой барменше; Двойной Брайан вошел в траурно-черной шляпе, какие в Англии носят лишь иностранцы и бизнесмены, и с чересчур длинным макинтошем, по случаю безоблачного неба перекинутым через руку. Сьюзан Сволок с неженской решительностью заказала всем пиво. Джордж приплелся в хвосте компании, убежденный, что она, компания, наверняка считает его лишним, и все же не осмеливаясь вежливо попрощаться. Сладкий Папочка Порт сел в углу с Изабель, которая принялась обращать в капитал свои душевные раны. Она милостиво разрешила представить себе инспектора Кокрилла, но сразу же вернулась за столик и возобновила поток жалоб, преследующий определенные цели. Кокрилл решил, что пора уходить. – Жду тебя у двери, Пеппи. Когда они сели рядом на втором этаже автобуса, он взял ее тонкую руку в свою. – Нет никаких данных, по которым я мог бы предположить, кто из этих людей подложил тебе записку. Ты говорила, что те бумажки валялись повсюду, и к ним имели доступ восемь человек – вы трое, получившие их, Дважды Брайан или как бишь его, мисс Сволок, мистер Порт, юный Джордж, не помню фамилии, и его мама, которой, впрочем, сегодня не было. Я склонен думать, что все это просто гадкая глупая шутка. Он сунул руку в карман за табаком, желая свернуть очередную сигарету. В кармане лежало что-то, чего не было там час назад. Разворачивая маленький клочок бумаги, инспектор невозмутимо проговорил: – Что ж, это исключает нашу маму и сводит число подозреваемых до семи. С одной стороны листка – та же путаница линий и человечков, а с другой – те же неровные буквы, нацарапанные карандашом. Послание на этот раз оказалось довольно длинным: «ИНСПЕКТОР КОКРИЛЛ, ВЫ ДУМАЕТЕ, ЭТО ПРОСТО ШУТКА, НЕ ТАК ЛИ? НО ПОДОЖДИТЕ ДО ВЕЧЕРА ОТКРЫТИЯ ВЫСТАВКИ. ИЗАБЕЛЬ, ПЕРПЕТУЯ, АНДЕРСОН – КТО ИЗ НИХ УМРЕТ ПЕРВЫМ?» Глава 4 Дни до открытия выставки были ужасны. Как пережить эти долгие часы, исполненные сомнений и цепенящего страха? Изабель, хотя сначала отнеслась к записке легко, теперь испугалась; они все испугались, услышав о четвертом послании, обнаруженном в кармане инспектора Кокрилла. Кокрилл отнесся к ситуации совершенно серьезно. Вероятность, что это розыгрыш, еще существовала, однако что-то подсказывало: дружеские шутки не звучат так мрачно и угрожающе. С другой стороны, среди людей, имевших возможность подбросить записки, многие подходили на роль автора такого рода шуток. Немного смущаясь, инспектор все же отнес листок в Скотленд-Ярд. Графологи выдвинули множество предположений, но не сказали ничего определенного. Кокрилл оставил записку у них и вернулся на свою конференцию, время от времени выходя из зала, чтобы позвонить Перпетуе – той Перпетуе, которая теперь пробудилась от холодного безразличия к новому осознанию жизни… или, скорее, осознанию угрозы смерти. Они ждали назначенного дня. Медленно проползли четверг и пятница, а потом и долгий уик-энд; затем вдруг пролетели на крыльях понедельник и половина вторника, пришел вечер вторника, и замаячил «тот день». Изабель Дрю съежилась в постели и отдалась тошнотворному страху. Вдруг это не шутка? Допустим, один из них зол на меня за что-то в прошлом (как много жестоких, недобрых, давно позабытых поступков могла совершить Изабель!); допустим, злоумышленник действительно задумал меня убить. Через пару часов пробьет полночь. Ей было ужасно одиноко. Она потянулась к телефону, чтобы позвонить Эрлу и попросить его приехать. Попьют чаю и хотя бы поговорят об общей беде. Но Эрл довел до того, что у него отключили телефон, глупый дурак. И Изабель позвонила Перпетуе. – Привет, Пеппи. – Привет, – ответил тихий голос Перпетуи. – Я подумала, что приговоренным к убийству неплохо было бы поболтать и немного утешить друг друга. «День Д» уже завтра. Хотела позвонить Эрлу, но его чертов телефон, конечно, отключен. Как ты? Боишься? – Еще бы, – сказала Перпетуя. – Никак не могу заснуть, все мысли об одном. Послушай, я… ну я не совсем понимаю, что делать с выставкой… То есть, я ведь не обязана туда идти, правда? Я там не работаю, а просто немного помогаю мисс Сволок… – По-моему, ты совсем чокнулась, раз даже думаешь об этом. Зачем тебе туда идти? Мы-то обязаны быть на представлении, а ты можешь остаться дома, в безопасности. В конце концов, если что-то произойдет, то произойдет именно там. – А вдруг… ну вдруг убийца все продумал и намерен подождать, пока вы там все соберетесь, а затем придет и нападет на меня, пока я дома одна? – Полная ерунда! – строго сказала Изабель. Тем не менее, поразмыслив немного, пришла к выводу, что ее шансы – три к одному, если Перпетуя придет в Элизиум, а иначе опасности подвергается лишь она сама на пару с Эрлом. Поэтому Изабель резко перенаправила свой дар красноречия, чтобы убедить Пеппи прийти на выставку. – Сволок рассчитывает на твою помощь за кулисами, а как раз завтра, на первом спектакле, у нее будет столько забот… – Ладно, приду, – сказала Перпетуя. – В любом случае, мне кажется, держаться в стороне было бы низко. Но ведь ужасно страшно, правда, Изабель? Я имею в виду, люди на самом деле такое делают, о них постоянно пишут в газетах… К завтрашней ночи не станут ли они трое «людьми из газет»? Перпетуе уже приходилось попадать в газеты («ЕГО ВОЗЛЮБЛЕННАЯ БЫЛА НЕВЕРНА! МОЛОДОЙ СОЛДАТ СОВЕРШАЕТ САМОУБИЙСТВО!»). – Конечно, может быть, все это – глупый розыгрыш, но если… если… – Прекрасное ты утешение, ничего не скажешь, – сердито заметила Изабель. – С тем же успехом я могла бы позвонить Сладкому Папочке: он, по крайней мере, обо мне беспокоится. Кстати, я, пожалуй, и позвоню ему. Пусть заберет меня завтра на машине. Она бросила трубку. Глупая дурочка! Трусит и думает только о себе. «Друзья!.. Когда у человека возникают неприятности, у него нет друзей». А Сладкий Папочка… что ж, ему-то придется быть ей другом. Неприятный вид отношений, но все же… Сладкий Папочка пришел в неописуемый восторг от столь явного знака благорасположения. Конечно же, он заедет за ней на машине! Они могут остановиться где-нибудь по дороге и выпить: в половине шестого бары будут открыты. Хотя нет: ему, наверное, следует быть в Элизиуме по крайней мере за час до начала спектакля. Тогда чашечка чая, если Изабель не против приехать в Элизиум-холл пораньше?.. А вдруг записки им подбрасывает именно Эдгар Порт? Вдруг все это время его влюбленность была притворством, трюком, чтобы заставить ему доверять?.. Если подумать, эта влюбленность никогда не выглядела очень убедительной, даже в самые первые дни, даже до того… до того, как он стал бояться, что она обо всем доложит миссис Порт, и начал делать «подарки», которые умилостивили бы ее достаточно, чтобы она пообещала ни о чем не говорить его жене. Даже в самом начале его влюбленность выглядела неубедительно: какая-то глупая безумная страсть и сознательное потакание этой своей страсти, словно его целью было сделать ручного зверька из себя, а не из нее. Что, если все это притворство, чтобы завоевать ее доверие? Предположим, сперва чувство было искренним – а потом маленькие подарки стали для него слишком тяжелым бременем, и в минуту «просветления» он подумал, что она все же вряд ли захочет общаться с его женой… В конце концов Изабель резко сказала: нет, не надо за ней заезжать, она приедет сама, к шести. Резко бросила трубку и, свернувшись калачиком в постели, лежала без сна, пока летели безжалостные часы нескончаемой ночи. В их компании семь человек. Она, Перпетуя и Эрл получили записки, которые могли подкинуть лишь четверо – и Эдгар Порт в их числе. Прошла ночь, протащилось утро, наступило пять часов вечера. Не в силах избавиться от липкого страха, Изабель машинально оделась: плотно облегающий атласный лиф, розовые трусики, шелковое платье с цветочным узором, нежно ласкающее нежные же округлости, причесала медовые волосы, затем широко распахнула глаза, чтобы нанести тушь на ресницы, намазала помадой пухлые губы… Одна, одна, одна… Как ужасно она одинока, имея стольких друзей… В Элизиум-холле кое-где еще раздавался торопливый стук молотков, но в остальном приготовления были завершены. Все кругом заливал свет, из громкоговорителей гремела музыка, ряды домиков, квартир и ванных комнат сверкали эмалью и начищенным хромом. Девицы, нанятые демонстрировать товары, повторяли зазубренные тексты; владельцы и управляющие компаний-участниц выставки ретировались в глубь своих павильонов. «Примерьте нашу сетку для волос…», «Курица сюда кладется сырой…». Цветочные часы показывали слегка неправильное время, в фальшивых садах, которых не было здесь еще пару дней назад, журчали искусственные водопады. У турникетов толпились посетители. Изабель, прибывшая на такси в самую последнюю из возможных минут, чтобы не проводить лишнее время на опасной территории, показала маленький красный пропуск с надписью «Демонстратор», и ей позволили пробиться вперед. Она торопливо шагала по длинным проходам между холодильниками «Холодис», печами «Охжара» и потрясающе комфортными сиденьями для унитазов. Джентльмены в павильоне «Теплоперин» пытались заигрывать с ней, когда она проходила мимо; огненно-рыжий парень при посудных шкафчиках «Небей» спросил, не выпьет ли она с ним вечерком… Она отрицательно мотала головой и неслась, как вспугнутый охотником кролик, прямиком в убежище своей полутемной маленькой гардеробной за сценой. Да только почему туда? Будет ли там безопаснее? Может, там она попадет прямо в лапы убийцы?.. И все же подобно дикому зверю, инстинктивно ищущему укрытия в темноте, она пробежала мимо темных стойл, где лениво переминались с копыта на копыто цирковые пони, и кинулась в грим-уборную. Скорее бы уже началось представление! Она поднимется в башню и там, на виду у всех, никто не сможет причинить ей вреда. За дверью раздавался голос мисс Сволок, командующей рыцарями: – Давайте скорее, начинаем через десять минут… Отлично, мистер Бриан, вы уже готовы… Мистер Эксмут – превосходно! Да, мистер Порт? Кажется, все идет как надо. Только… вы не видели мистера Андерсона? Все уже здесь, кроме него. По-видимому, Эрла посетила та же идея: чем меньше времени он проведет на опасной территории, тем лучше. Осознание того, что страшно не одной Изабель, и успокаивало, и в то же время тревожило: значит, он тоже пришел к выводу, что это не шутка. По двери грим-уборной мягко постучали. Голос Сладкого Папочки тихо позвал: – Ты здесь, моя дорогая? Она молниеносно пересекла комнату и заперлась на крючок. Лучше ни с кем не встречаться. Лучше оставаться одной, пока не потребуется пробежать через комнату и быстро взобраться по лестнице в неприступную башню. Там, на виду у пяти тысяч человек, она будет в безопасности. Конечно, лестницу могли подпилить, а шаткую платформу могли сделать еще более шаткой – но это опасности, к которым можно подготовиться, это опасности, которые можно заметить и учесть. Изабель сняла цветастое шелковое платье, надела длинный серебряный наряд и пристроила на голову высокую остроконечную шляпку с двумя фальшивыми косами и шифоновой вуалью, пришитой к кончику тульи. Пока она одевалась, пришли мимолетные мысли о Перпетуе и Эрле, которым тоже угрожали. Тихая рассеянная Перпетуя, на чьем безжизненном лице в эти дни появилось новое выражение (страха), и хвастливый старина Эрл, с которым она знакома… сколько, лет двадцать? – и знает, что за всем этим позерством прячется довольно простой и не очень счастливый человек. Однако осталось всего десять минут, а его до сих пор нет. У Изабель внезапно сжалось сердце: а вдруг он вообще не придет в Элизиум-холл! И что, если Пеппи тоже останется дома? Приехать сюда сегодня было безумием! Почему ей не пришло в голову просто послать к черту весь этот спектакль? Что значит дурацкое представление по сравнению с угрозой для жизни? А если Эрла и Перпетуи здесь нет, она станет единственной мишенью. «ИЗАБЕЛЬ, ПЕРПЕТУЯ, АНДЕРСОН – КТО ИЗ НИХ УМРЕТ ПЕРВЫМ?» По счастью, послышался успокаивающий голос Перпетуи: – Не волнуйтесь, мисс Сволок, Эрл уже здесь, надевает доспехи. Изабель резко открыла дверь и быстро вышла в заднюю комнату. Когда она пробиралась сквозь толпу рыцарей, подбежала Перпетуя. – Здравствуй, Изабель… Я подумала, ты хотела бы знать: со мной здесь инспектор Кокрилл. Он в первом ряду. – Девушка перевела дыхание, немного запыхавшись. – Его пришлось уговаривать, поэтому я опоздала. – Она бросила взгляд через плечо. – Пойду помогу бедной Сволок. И убежала. Рыцари протискивались в большую комнату, споря о своих позициях в цепочке. Брайан спокойно сидел на белом коне, ожидая, когда придет пора возглавить путь через арку. Изабель поспешила пробраться сквозь толчею, с опаской озираясь по сторонам и высматривая малейшие признаки опасности от любой из одетых в доспехи фигур. Глупая жестяная броня, шлемы, бархатные плащи… совершенно невозможно понять, кто из них кто, а сейчас вполне подходящий момент для нападения!.. Протолкавшись наконец, она вошла в тихую темную башню и остановилась, положив руку на вздымающуюся грудь – что на сей раз не имело ничего общего с кокетством. Глядя вверх на лестницу и уже стоя одной ногой на нижней ступеньке, Изабель внезапно застыла. На середине лестницы что-то блеснуло – как показалось ее возбужденному воображению, блеснуло зловеще и грозно. Кокрилл, предоставленный сам себе, занял выгодное положение перед сценой и с нетерпением ждал начала веселья. Англичане и их рыцарские спектакли! Эти представления никому не доставляли удовольствия, и никто не имел понятия, что они должны символизировать, однако британский национальный характер требовал ставить их и смотреть. Причем от каждого, кто занимал какое-то положение в обществе, ожидали присутствия. В Северном Кенте Коки прилежно посещал все местные представления, смотрел их, стоя в толпе и вытягивая шею, и совершенно не понимал сути происходящего на сцене. Приехать в Лондон, где он столь очевидно никакого положения не занимал, и все же смотреть этот спектакль казалось ему в высшей степени унизительным. Он сосредоточил все внимание на сворачивании очередной аккуратной сигареты и быстро поднял голову, когда рев фанфар привлек внимание толпы к безлюдной сцене. Среди папоротников и гортензий, густо украшавших край сцены, вспыхнули лампочки, озарив зубчатые стены и арку под башней. «Гобелен» мистера Порта, повешенный поперек арки, скрывал от глаз толпу рыцарей, собравшихся в задней комнате. Разговоры стихли до мерного гула: на сцене явно что-то намечалось, и что бы там ни намечалось, можно было не платить!.. Море пестрых клякс как по волшебству превратилось в море розовых лиц, обращенных к башне. Вновь грянули фанфары, огни рампы омыли сцену сиянием – довольно тусклым, – под звуки воинственной музыки занавес из бус был отброшен, и рыцари «Англии – дома и красы» верхом выехали на сцену. Впереди величаво ступал белый жеребец; серебристые доспехи сияли, белое знамя реяло на высоко поднятом серебряном древке, длинный плащ ниспадал на лошадиный круп глянцевыми бархатными складками. Белый жеребец медленно приблизился к центру сцены. Сквозь забрало Кокрилл видел голубые глаза всадника, смотревшие прямо на него, пока жеребец резко не свернул направо. Десять черных лошадей расходились вправо и влево, чтобы встретиться у подножия башни и занять свои места для «открытого каре» с Белым Рыцарем в центре – по схеме, которую несколько недель назад Чарити распланировала на бумажках с маленькими человечками. Бархатные плащи колыхались, крохотные шпоры позвякивали, рыцари горделиво сидели в седлах, их правые руки в кольчужных перчатках стискивали древки знамен (что помогало им держаться ровнее), их левые руки сжимали декоративные уздечки. Рыцари морально готовились к «большой цепи», ведь в «большой цепи» лошадей пускали в весьма опасный галоп! Навстречу друг другу, разворот, смена позиций с партнерами – и, наконец, сначала медленно, но постепенно набирая скорость, «большая цепь» пришла в движение – всадники скакали по кругу, сходились и расходились, и все это сопровождалось веселым перезвоном, скрипом седел, взмахами плащей и грохотом копыт по полу. Зрители восторженно аплодировали. Музыка вновь сменилась: зазвучали предупреждающие нотки. Лошади перешли на шаг, и рыцари заняли конечные позиции в немой картине, символизирующей дань уважения бог знает чему: восемь всадников – полукругом вдоль края сцены, глядя в зрительный зал; синий плащ слева от башни, красный – справа, передние ноги лошадей поставлены на деревянные блоки, и белый жеребец – задом к зрителям, головой к арке. Белый плащ его седока мягкими бархатными складками спускался по крупу и достигал середины помахивающего хвоста. Переключатель повернули, толстый луч света пополз к окну башни. И медленно, тошнотворно медленно тело Изабель перевалилось через низкие перила балкона и с ужасным глухим звуком упало на пол у подножия башни. Глава 5 Среди ледяной тишины, которая последовала за ударом, раздался одинокий женский вопль, который пронзил барабанные перепонки, как свисток паровоза. В бесконечно долгую секунду, пока инспектор Кокрилл стоял, парализованный изумлением и ужасом, вся сцена словно сжалась до игрушечных размеров: на маленькой ярко освещенной площадке с бумажной зубчатой стеной и миниатюрной башней замерли оловянные солдатики на оловянных лошадках, и по обе стороны башни – два вздыбленных коня. Потом тишина вдруг разбилась. Игрушки оказались заводные: круглые раскрашенные головы седоков повернулись на шарнирах и снова замерли. Белый жеребец беспокойно перебирал ногами, однако стоял на месте, чтобы не наступить на тело, лежавшее у задних копыт. Внезапно он закусил удила, бросился сквозь занавес из бус и исчез из виду. Красный рыцарь заставил свою лошадь опустить копыта с деревянного куба в основании башни, порывисто спрыгнул с седла и опустился возле тела на колени. Длинный красный бархатный плащ лег на пол за его спиной, скрыв серебряное платье от взгляда инспектора Кокрилла, который уже начал пробивать себе путь сквозь хлынувшую к сцене толпу. – Пропустите! Я инспектор полиции! Дорогу! Цепляясь за цветы, увивавшие край сцены, Кокрилл полез наверх. В это мгновение Красный Рыцарь медленно выпрямился, шатаясь, постоял секунду, глядя на тело, а затем неверными шагами кинулся в арку. Кокрилл окликнул его, но рыцарь, видимо, не услышал. Его рука в кольчужной перчатке, связанной из серебряной пряжи, прижималась к верхней части шлема, подобно тому, как человек, испытывающий муку, прикладывает руку ко лбу. К тому времени, как Кокрилл взобрался на сцену, Красный Рыцарь уже скрылся из виду, и на сцену из арки выбежали Брайан Бриан и мисс Сволок. Брайан снял шлем и теперь держал его в руке.