Блядь. Это то, что Харпер имеет против моей сестры? Или… Изабелла рассказала ей добровольно? — Ты понимаешь, о чём я говорю: Изабелла Кармайкл на самом деле Изабелла Рид, верно? Я имею в виду, так и должно быть, учитывая, что твоя мать-шлюха бросилась на шею богатому мужчине и в то же время согревала постель бедняка? Мои руки сжимаются в кулаки на юбке, и мне требуется всё, что у меня есть, чтобы снова не дать пощёчину этой соплячке. Её серьёзно нужно поставить на место, то есть вернуть на землю ко всем остальным из нас. — Не смей больше называть мою мать шлюхой, — говорю я, и в моём голосе звучит лёд, его осколки, кажется, режут. — Называю вещи своими именами, — произносит Харпер, пожимая своими худыми плечами и ухмыляясь. — Тебе повезло, что твой сказочный принц прискакал на своём белом коне, чтобы спасти тебя и твоего скоро скончавшегося папочку, иначе я бы купила этот дом и снесла его у тебя на глазах. — Она ухмыляется и продолжает говорить, как будто совершенно не замечает вспыхивающего гнева внутри меня. Тристан внимательно наблюдает за нами, как будто сдерживается, ему любопытно посмотреть, что я могу сделать. — Я упоминала, что я уже получила трейлерный парк, где стоит этот твой дурацкий вагон? Это так. — Она делает шаг ко мне, когда мои глаза расширяются, и протягивает руку, чтобы убрать какую-то воображаемую пылинку с моей униформы. — Разве твои новые бойфренды тебе не сказали? Мой отец знал человека, которому он принадлежал, поэтому он купил его, даже не поступив на рынок. Твои игрушки-мальчики пытались выиграть его для тебя на собрании клуба, но проиграли. Точно так же, как они потеряли и ещё много других вещей на той неделе. Они говорили об этом? Что-нибудь из этого? — Мне всё равно, что произошло на собрании Клуба — отвечаю я, протягивая трясущуюся руку, чтобы стянуть гигантскую повязку со своего бедра. Виден символ бесконечности с косой чертой, проходящей через него, и несколько девушек ахают. Вот тогда-то меня и осенило. Может быть, Изабелла… пытается попасть в Клуб Бесконечности? Я снова смотрю мимо Харпер, но моя младшая сестра не смотрит на меня. Младшая сестра, которую я всегда хотела, о которой мечтала, о которой просила годами… А она даже не смотрит на меня. — Нахуй ваш Клуб, — говорю я Харпер, повышая голос, чтобы каждый студент в этом зале мог меня услышать. Не то чтобы это уже имело значение: в академии нет ни одного человека, который не знал бы о Клубе, включая персонал. Теперь я это знаю. — Мои друзья рассказывают мне всё, что мне нужно знать. — Конечно же, — говорит Харпер, оглядываясь на Тристана. — Я уверена, что у мистера Вандербильта, который находится здесь, было много чем поделиться. — Тебе лучше держать свою силиконовую ловушку закрытой, пока я не закрыл её окончательно, — рычит Тристан, и в его голосе звучит такая мрачность, что я вздрагиваю. Его голос звучит ужасно, настоящий кладезь враждебности и тщательно подавляемой ярости. Это похоже на то, что весь этот дикий гнев и ненависть внутри него были отточены до острия тонкого алмаза. Острый, небьющийся. — Он тебе сказал? — начинает Харпер, отступая в море девушек, когда Тристан делает шаг вперёд. Он очень похож на человека, которому доставило бы удовольствие ударить её. Вместо этого он поправляет серебряные запонки с эмблемой Бёрберри на запястьях. — Он рассказал тебе, — повторяет Харпер, явно наслаждаясь собой, когда смотрит в мою сторону, — что Лиззи заключила пари со своими родителями? Теперь она свободна от своих обязательств по помолвке. Тристан… и Лиззи, брак заключённый на небесах. Она может позволить ему вести тот образ жизни, к которому он так привык. Ты сможешь это сделать, Работяжка? — спрашивает она, глядя мне прямо в лицо, и её губы изгибаются в дьявольской улыбке. Неудивительно, что Миранда раньше называла идолов дьяволами, а Внутренний Круг — демонами; им это подходит. — Если вы с Тристаном уедете в закат вместе, сможете ли вы обеспечить ему тот уровень жизни, к которому он привык? — Харпер, — говорит Тристан, протягивая руку. Бекки и Илеана ведут себя так, будто думают, что он собирается ударить её, а другие девочки толпятся вокруг, как будто готовы выбить дерьмо из нас обоих, здесь и сейчас. Я не сомневаюсь в их способностях; однажды я уже была жертвой этого. — Перестань быть такой ревнивой. — Он накручивает пряди её рыжих волос на пальцы, а она наблюдает за ним, прищурившись. Очевидно, она ожидает увидеть ножницы. И это справедливо. — Вот в чём дело: сейчас ты меня основательно разозлила. Я имею в виду, я думал, ты делала это раньше, но слава богу. — Он дёргает её за волосы и тянет вперёд, а она с хмурым видом отвешивает ему пощёчину. — Теперь ты действительно раззадорила меня, — он прищуривает на ней свои серые, — как лезвие, пристальные глаза. — Я бы предпочёл стать благотворительностью… Я лучше буду бездомным грёбаным пьяницей, чем женатым на зависимой шлюхе со слишком большим количеством пластических операций. — Нужно самому быть таким, чтобы узнать другого — огрызается Харпер в ответ, делая вид, что её совершенно не беспокоят слова Тристана. Наблюдать за тем, как они обмениваются ударами, больно, как будто через весь зал швыряют два комплекта ножей. Я не могу этого вынести. — Со сколькими девушками ты переспал в течение первого года? Две дюжины? Три дюжины? Ещё больше? Тристан стискивает зубы и открывает рот, но я уже встаю между ними двумя. — Никаких издевательств, — говорю я ему, глядя в глаза, — даже по отношению к ней. — Не будь смешной, — огрызается он, но я говорю серьёзно. Я намерена быть здесь королевой, стать даже выше короля. Я приняла решение. Парни, возможно, и являются движущей силой моего восхождения к социальной власти в академии, но они слишком жестоки, чтобы править самостоятельно. — Даже по отношению к ней. Пошли. — Я иду по коридору, останавливаясь только раз, чтобы оглянуться и посмотреть на Изабеллу. — И, если тебе так хочется стать участницей в этом Клубе, знаешь ли, есть и другие спонсоры. — Я разворачиваюсь и ухожу, и, как ни удивительно… Тристан следует за мной. — Вы пожалеете, что встретили меня — каждый из вас, — кричит Харпер у нас за спиной, но я с ней закончила. — Ты, блядь, прольёшь за это кровь! Мы с Тристаном идём по коридору, но, когда я тянусь к его руке, он отстраняется. Его лицо напряжённое и тёмное, как будто на него набежали грозовые тучи. Он не смотрит на меня. — Ты злишься, потому что я помешала тебе отомстить? — спрашиваю я, но он лишь мельком бросает взгляд в мою сторону. Одетый в форму своего четвёртого курса, он чертовски пугающий, я признаю это. Вдвойне, когда мы выходим на улицу и он прижимает меня к стене. — Что ты думаешь о том, что она сказала про Лиззи? — я моргаю в ответ, вдыхая его запах корицы и мяты, моё сердце подпрыгивает в груди, как у ребёнка во взрывающемся замке. Я смотрю в сторону, на ожидающие машины, которые отвезут нас на футбольное поле. — Я думаю… то, что сделала Лиззи, чтобы освободиться от нежелательной помолвки и взять под контроль свою собственную судьбу, достойно восхищения. — Верно. — Тристан стискивает зубы и отталкивается от стены, скрещивая руки на груди и повелевая мной так, что мне хочется поёжиться. Что ж, я думаю, это правда, но я знаю, что в значительной степени сама себя обманываю. Сейчас мне хочется извиниться и уйти к себе в общежитие, чтобы я могла взбить что-нибудь мягкое и пушистое — предпочтительно ту новую розовую пуховую подушку с мехом и надписью «Принцесса», которую Виндзор подарил мне на день рождения (кстати, я её ненавижу, и я почти уверена, что он знал, что так и будет). — Ты думаешь, это достойно восхищения, как упорно Лиззи Уолтон борется за то, чтобы быть со мной? — Требуется мужество, чтобы бороться за свою любовь, особенно перед лицом противника, — продолжаю я, и Тристан издаёт этот сдавленный звук, который каким-то образом всё ещё умудряется звучать аристократично и элегантно. Что я знаю? Может быть, то, что он родился в таком длинном и выдающемся роду, действительно делает его кровь голубой? Если бы я издала такой звук, то была бы похожа на кашляющего осла. — Бороться за свою любовь… хм-м? — его голос затихает, и он хмурится, отворачиваясь и ругаясь себе под нос. Я делаю шаг вперёд, протягиваю руку, а затем опускаю её рядом с собой. Я хочу сказать ему… что я ревную, как безумная, что мне не нравится знать, что Лиззи так упорно боролась, чтобы преодолеть возражения своих родителей, потому что это означает, что теперь у неё есть шанс победить. «Образ жизни, к которому он привык…» Я вздрагиваю, наблюдая, как Тристан останавливается рядом с одним из ожидающих лимузинов и оборачивается, чтобы посмотреть на меня. Он скрещивает руки на груди и вопросительно приподнимает обе тёмные брови. Я начинаю двигаться вперёд, но медленно, по мере того как меня осеняет эта мысль. Даже если мы с Тристаном оба поступим в Борнстед (мы поступим, учитывая, что один из нас будет произносить прощальную речь, а другой — приветственную — лучше бы мне стать первой) и будем вкалывать не покладая рук, получим хорошие дипломы и ещё лучшую работу, вполне вероятно, что он никогда больше не будет вести образ жизни Вандербильтов. Лучшее, на что он действительно мог надеяться — это принадлежность к верхушке среднего класса. Что, если это то, что разрушит нас? Что, если я его сдерживаю? А-а-а, вот и оно. Ты позволяешь Харпер победить, позволяешь ей добраться до тебя. Это именно тот ядовитый дротик, который она собиралась метнуть. Выдыхая и расправляя плечи, я направляюсь к лимузину и забираюсь внутрь. Когда Тристан садится позади меня, я забираюсь прямо к нему на колени, беру его лицо в ладони и целую. Ощущение соприкосновения наших губ острое, почти болезненное, как будто он режет меня ножом и заставляет истекать кровью, но сразу после этого исцеляет. Боль, удовольствие. Резкость, успокоение. Дихотомия. Рот Тристана Вандербильта, как и татуировки Зейда Кайзера, является предупреждением. Я горяч и не обуздан, и отчаянно нуждаюсь в твоих прикосновениях… но держись от меня подальше, или ты попробуешь мой яд. Со стоном я отстраняюсь от него, и Тристан смотрит на меня так, словно я, возможно, самое непонятное существо, с которым он когда-либо сталкивался за всю свою жизнь. — Я ненавижу футбольные матчи, — говорит он мне, но всё равно позволяет мне вытащить его из машины, оставляя меня только тогда, когда я благополучно оказываюсь рядом с тренером Ханной. Глава 11 В столовой довольно тихо, и у нас нет никаких разборок за высоким столом, как в прошлом году. Оказывается, Харпер обрела для себя новую нишу на заднем дворе. Меня это устраивает. Я бы предпочла не спорить из-за курицы кордон блю с чесночным пюре и запечёнными цуккини, большое вам спасибо. Я ковыряюсь в своей тарелке и думаю об Изабелле, действительно ли она моя родная сестра, как утверждает Харпер, и не замешана ли она уже в этом дерьме Клуба Бесконечности. Я спрашивала парней, но все они клянутся, что понятия не имеют, что если её спонсирует одна из Гарпий, то они об этом не знают. — Я ничего не слышала, — говорит Лиззи, передавая свою тарелку официанту, когда он подходит. Я отправляю его и со своей тоже, хотя съела совсем немного. Я слишком рассеянна, а все мальчики (плюс Миранда) сейчас заняты, так что… здесь только я и она. Сказать, что это чертовски неловко, было бы преуменьшением. Мы вернулись в академию уже несколько недель назад, и на самом деле мы с Лиззи общаемся только в группе. Я думаю, трудно быть друзьями, когда вы оба охотитесь за одним и тем же парнем. Это почему-то печалит меня, как будто сила девушки должна простираться дальше этого. Девичий кодекс предписывал бы Лиззи вообще не приставать к Тристану, верно? Не после того, как вы с ним начали встречаться. Но я не могу сердиться на неё за её чувства, поэтому поднимаю глаза и пытаюсь заставить себя улыбнуться. — Если бы я только могла как-нибудь застать Изабеллу наедине… — я замолкаю и прикусываю нижнюю губу. — Дело в том, что она всегда окружена Гарпиями или другими придурками из Компании. — Скрытый во мне ген старшей сестры пробуждается к жизни, и я так отчаянно хочу предостеречь Изабеллу от этих парней. Ни один из них ей не подходит. С другой стороны, ты встречаешься с пятью самыми большими засранцами в академии, так как же ты можешь по-настоящему об этом говорить? Встречаюсь с пятью парнями. Я… интересный образец для подражания, конечно. Я имею в виду, не то чтобы в этом было что-то плохое, мы все уже рассматриваемая как взрослые люди, но я не могу отделаться от мысли, что парни тоже встречаются с несколькими девушками. Я бы возненавидела это. Меня бы это не устроило. Я… я большая, ужасная лицемерка. Закрыв лицо руками, я опираюсь локтями на стол и вздыхаю. — Ты сердишься на меня? — спрашивает Лиззи через несколько мгновений, и я поднимаю взгляд, встречаясь с её янтарными глазами. Она была рядом со мной в лодже, когда я нуждалась в ней; всё это время она помогала мне защищаться от Клуба. Как я могу на самом деле злиться? — Я имею в виду, Тристан и всё остальное. Конечно, она должна была бы добавить это. Когда она произносит его имя, я… — Ты не можешь выбирать, кого полюбить, — отвечаю я, складывая руки на коленях. Лиззи кивает, но не выглядит убеждённой. — Нет, не можешь, правда ведь? — её голос становится мягким, и она закрывает глаза, как будто борется с какой-то внутренней болью. Я наблюдаю за ней мгновение, пока она снова не открывает глаза и не смотрит на меня. — Ты знаешь, почему отец Тристана так сильно ненавидит меня? При этих словах я немного приободряюсь. — На самом деле, нет. — Я делаю паузу, беру свой чай со льдом и держу его между ладонями, ожидая, пока она уточнит. — Один из крупнейших заёмщиков Вандербильтов… это моя семья. Они должны нам почти миллиард долларов. — У меня отвисает челюсть, а Лиззи пожимает плечами. — Мои родители не хотят, чтобы я была с ним, потому что они не хотят, чтобы его семья получала выгоду от наших денег. Ну и я думаю, они чувствовали бы себя странно, преследуя члена семьи из-за непогашенного долга. В этом-то всё и дело; всё сводится к деньгам. Но в конце концов, в конце концов, я уговорила их сделать ставку, которую могла бы выиграть. — Она улыбается, но я предполагаю, что она не собирается рассказывать мне, что это было за пари. Дело в том, что, судя по тому, что я узнала о Клубе Бесконечности, всё дело в создании макро- и микроуровня, в сжатии большого, необъятного мира денег и политики, религии и экономики и в том, чтобы заставить его работать в меньших масштабах. В Клубе выигрываются и проигрываются состояния. Жизни разрушаются. Союзники выковываются. Это палка о двух концах. И, честно говоря, это пугает меня до чёртиков. Я пешка в гораздо более крупной игре. Гораздо, гораздо более масштабной игре. — Мои родители проиграли, поэтому им пришлось выслушать, как я защищаю Тристана. Они должны были принять его во внимание. У него хорошая родословная, так что… — она пожимает плечами, но я уже догадалась обо всём этом, основываясь на том, что рассказала мне Харпер. Мне больше не нужно знать. — В принципе, у нас были бы хорошенькие малыши. — Она краснеет и заправляет прядь волос за ухо, прежде чем посмотреть на меня из-под длинных ресниц. — Я ненавижу совать нос не в своё дело, но у вас с Тристаном…? Мои щёки вспыхивают, и мой рот открывается, но не выходит ни звука. Я поджимаю губы и качаю головой. — Пока нет. — Почему-то это звучит так, будто я сделала ударение на слове «пока», даже если я этого не хотела. — Понятно, — говорит Лиззи, а затем встаёт, подтягивая свою плиссированную чёрную юбку к бёдрам. — Тогда, может, нам пойти поискать Тристана? Я почти уверена, что он в физической лаборатории, работает над каким-то проектом. — Я киваю и выхожу вслед за ней, хотя это звучит не лучшим образом для проведения дня.