Декабрь в академии Бёрберри — это всегда весело. В студенческой гостиной стоит гигантская рождественская ёлка, но у меня никогда по-настоящему не было возможности оценить её по достоинству, учитывая мои предыдущие обстоятельства. Здесь тихо и уединённо, а студенческий совет — большинство из которых я никогда не встречала — на самом деле управляет крошечным кафе, где студенты могут купить кофе или круассаны. Оно как бы… на полпути между столовой и библиотекой, но без особого присмотра сотрудников. По сути, это идеальное место для прыжка. Начиная со второго курса, я готовлю своё дело против Харпер. Я не беспокоюсь о ней. Однако с некоторыми другими я борюсь. Они все заслуживают того, чтобы получить своё, но я не хочу нарушать свои правила, что бы ни говорил Зак. — Мне здесь нравится, — говорю я, садясь рядом с Тристаном на один из кожаных диванов в студенческой гостиной. — В последний раз, когда была здесь, я проводила Винду экскурсию по школе. — Моё лицо горит, и я изо всех сил стараюсь не думать о том, сколько сена я засунула себе в анальную щель. Или как я сдалась и на цыпочках прокралась в спальню Винда позже той ночью. Он провёл почти два часа со своим ртом между моих бёдер. — Я тоже так думаю. Жаль, что мы потратили впустую четыре года, не используя его. — Тристан Вандербильт постукивает пальцами по подлокотнику дивана, а затем останавливается, чтобы посмотреть, как появляется Лиззи Уолтон с чашкой кофе на блюдце и белым пакетом с выпечкой в другой руке. — Извини. — Тристан встаёт, а затем кладёт что-то на стопку бумаг передо мной, большинство из которых — брошюры о стипендиях, которые я купила на академической ярмарке на прошлой неделе. Тристану… вроде как нужно запросить столько, ко скольким он сможет. — Я принесла еду для всех, но… — она замолкает и смотрит, как он уходит, прежде чем сесть на ближайший ко мне стул. Я опускаю взгляд на то, что оставил Тристан, а затем краснею на десять оттенков малинового, когда вижу, что это результаты его тестов, точно такие же, как я видела у Зака, Зейда и даже Виндзора. Он прислал мне своё электронное письмо, и так получилось, что Чарли стоял рядом со мной, когда я открыла его… Излишне говорить, что у нас был небольшой разговор о сексе «пестиках и тычинках», который закончился тем, что он подарил мне книгу, которая, похоже, вышла в 1982 году, о том, как влюблённые люди могут осчастливить друг друга своими телами… Мерзость. — Ты в порядке? — спрашивает меня Лиззи, размахивая рукой перед моим лицом. Я поднимаю глаза и заставляю себя улыбнуться, складывая страницу пополам, чтобы она этого не увидела. Если бы Тристан дал мне это тогда… Но я замечаю, что в руке у неё тоже зажат сложенный пополам листок бумаги. Нет, у меня паранойя. Мне всё это мерещится. Я… — Почему ты выбрала меня? — внезапно спрашиваю я, когда Лиззи ставит свою еду на стол и перекидывает блестящие тёмные волосы через плечо. Она замирает, как олень, попавший в свет фар. Я имею в виду, я слышала об этом от Зака, но я хочу услышать это и от неё тоже. — В смысле? — Пари, — уточняю я, как будто было что-то ещё. Моя рука подсознательно тянется вниз, чтобы положить её поверх моей вырезанной татуировки бесконечности. Я знаю, что всё это у меня в голове, но иногда мне кажется, что она обжигает. Я просто ненавижу то, как устроен мир, как сверхбогатые контролируют всё и как они правят без сострадания. Клуб — это… именно это, но в меньшем масштабе. Ничего не поменялось, ничего не изменилось. — Конечно. — Лиззи вздыхает и закрывает глаза. Её полностью чёрная униформа идеально отглажена и отполирована, совсем как у Тристана, ни единой складочки, морщинки или стежка не сбились с места. Когда она открывает свои янтарные глаза и снова смотрит на меня, я сохраняю нейтральный взгляд. — Сейчас это кажется таким глупым, но… тогда я была так зла. Новый муж твоей матери, Адам Кармайкл, он спал с моей сестрой. — Я жду, не сможет ли она немного пояснить. К счастью, тишина, наполненная лишь звоном чашек и отдалённым жужжанием кофемолки, кажется, подстёгивает её. — А потом появился ты… лёгкая мишень. Ты ходила в школу с Заком, и… честно говоря, мне было всё равно. Я ненавидела Адама, и я ненавидела Кармайклов, и я просто… — она снова замолкает и отводит взгляд в сторону прилавка с закусками. — Тогда я не думал о тебе как о реальном человеке, просто как о далёком объекте. Я думала о них всех именно так, обо всех этих Плебеях. Мой рот сжимается в тонкую линию, когда Лиззи оглядывается на меня. — И это всё? Я была сопутствующим ущербом? Больше ничего? — почему-то от этого становится ещё дерьмовее. — Ну, это, и ещё когда Зак мимоходом упомянул тебя, я… может быть, я приревновала. Он назвал тебя красивой. Я никогда раньше не слышала, чтобы он так говорил о девушке. — Мы с Лиззи смотрим друг на друга, и её лицо краснеет. Надеюсь, она понимает, как нелепо это звучит. — Мне жаль. Я не могу выразить насколько. Я буду повторять это вечно, если придётся: мне жаль. — Тебе жаль только сейчас, — говорю я ей, а потом думаю, может быть, её смущение слишком велико, или я слишком сильно на неё надавила, или что-то в этом роде, потому что тогда она становится по-настоящему чертовски раздражительной. — Послушай, ты мне отомстила. Теперь у тебя есть Тристан, а что есть у меня? — она встаёт и роняет свой пакет с выпечкой на пол, рассыпая повсюду крошки, её чёрная плиссированная юбка развевается вокруг бёдер. — У меня ничего нет. Никого. Я никому не нравлюсь в этой академии. Я пришла сюда, чтобы помочь тебе, я… — она замолкает, а затем останавливается, когда понимает, что я не планирую вовлекать её в это дело. — Знаешь, ты была у меня в списке, чтобы отомстить. — Я встаю и собираю свои вещи в охапку, крепко сжимая в пальцах сумку с книгами, когда оглядываюсь и встречаюсь взглядом с Лиззи. — Но у тебя было так разбито сердце, когда ты узнала про помолвку Тристана и Харпер, что я больше не могла этого делать. Вот и всё. Я думала, тебе и так было достаточно больно. Но если бы захотела, я могла бы пойти гораздо дальше. Послушай, я даю тебе честный шанс на него, потому что хочу, чтобы он был тем, кто примет решение, но то, что ты сделала со мной, было неправильно. Я надеюсь, ты действительно осознаёшь это. Я срываюсь с места, а затем останавливаюсь, услышав звон разбитого стекла, оглядываюсь через плечо и вижу, что Лиззи уронила на пол свою кофейную чашку с блюдцем. Она буквально задыхается от разочарования, но у меня нет времени разбираться с этим. С ней происходит что-то ещё, что-то, что не имеет ко мне никакого отношения. Позже в тот же день, когда я выхожу из столовой вместе с Мирандой, Харпер в ярости несётся по коридору. Она останавливается рядом со мной, стиснув зубы, и тычет меня пальцем в грудь. — Я выжидаю своего часа, но, когда я наконец разберусь с тобой, Рид, ты, блядь, покойница. Ты меня слышишь? Она отталкивает меня, и Миранда бросается к ней, но я удерживаю её, дожидаясь, пока Харпер скроется за углом, прежде чем отпустить. Я собираюсь отправиться на поиски Винда, когда он находит меня, как делает всегда. Он бросает что-то в меня, и я ловлю это, довольно быстро понимая, что это совсем не то, за что я хочу держаться. Это мокрый, промокший насквозь лифчик. Определённо, не мой. Чей-то ещё. — Фу. — Я роняю его, и Винд ловит его быстрыми пальцами, бросая в ближайший мусорный бак, прежде чем мисс Фелтон и миссис Коллинз выходят из-за угла с рыдающей Илеаной между ними. Она прижимает руку к груди и плачет. — Я же обещал тебе, что разберусь с ней. — Виндзор, — начинаю я с предупреждающими нотками в голосе. Он смотрит на меня в ответ с мрачным выражением лица, которое быстро превращается в голод, на который реагирует моё тело, даже если мой мозг восстаёт против этого. — Что ты сделал? — Я разместил личные сообщения Илеаны Харпер на странице Бекки в Facebook. Бекки… — он снова замолкает, когда Бекки Платтер проносится мимо нас, едва взглянув в нашу сторону. — Как я говорил, Бекки столкнула её с лестницы, и бедная Илеана приземлилась грудью вперёд. Я думаю… ты бы не сказала лопнул… — Винд щелкает пальцами и улыбается мне, в то время как Миранда изумлённо смотрит на него. — Я думаю, ты бы назвала это взрывом. Её грудной имплантат лопнул. Я знаю, что ты ненавидишь насилие, но, честно говоря, даже я не смог бы предсказать исход. — Её грудь… взорвалась? — спрашиваю я, а затем отчаянно вытираю руки о перед своей униформы. — Тогда к чему я только что прикасалась?! — Ах, это? Когда они подрались у подножия лестницы, Бекки расстегнула лифчик Илеаны и сорвала его с неё. Я просто поднял его. Влага — это просто вода из бутылки, которую Бекки выплеснула на неё первой. Как ты и сказала, пусть они повесятся на своей верёвке, верно? — он пожимает плечами. — Я сам не смог бы справиться с работой лучше. Мне почти жаль Илеану. То есть, пока я не вспоминаю, что она пыталась утопить меня, а потом заклеймить. Ну и что бы она ни сказала о Бекки, должно быть, было очень плохо, раз всё так обернулось. Тем не менее, это своего рода ужасный способ уйти. — Почему у дрянных девчонок в книгах и фильмах всегда искусственная грудь? — бормочет Миранда себе под нос, протягивая два пальца, чтобы коснуться своей головы сбоку. — Это похоже на то, что каким-то образом демонизация женщин тем, что они осмеливаются следовать патриархальным идеалам красоты и женственности, каким-то образом удовлетворяет массы? — Или же… она упала с лестницы и приземлилась на грудь после того, как Бекки прочитала, что Илеана намеренно шпионила в домашнем офисе Платтеров и слила конфиденциальные документы, касающиеся семейного бизнеса. И это тоже. — Виндзор делает паузу, выдыхает, а затем поднимает ладони к каменному потолку. — Я не из тех, кто судит о везении, но я также чувствую, что всё ещё в долгу перед тобой, Марни. Жди этого. У меня есть для тебя другие идеи. — Он быстро целует меня в щеку, затем медленно, томно целует в губы, а затем встаёт, чтобы поправить свой чёрный галстук и блейзер. Когда он уходит в этот раз, я знаю, что он замышляет что-то нехорошее. И что его не-хорошесть… на самом деле ему очень идёт. За неделю до зимних каникул я отчаянно пытаюсь совмещать учёбу, беспокойство за Чарли и последний из моих планов мести перед окончанием занятий. Кроме того, я очень стараюсь, чтобы у меня не случился сердечный приступ, потому что в моём почтовом ящике с полдюжины электронных писем, которые только и ждут, чтобы их открыли. Одно из них — из Борнстедского университета, расположенного в северном Колорадо, университете моей мечты. Всё, что я выстрадала, всё, ради чего я работала… всё сводится к этому моменту, не так ли? Этот единственный, последний момент. — Я не могу этого сделать. — Я отодвигаю планшет в сторону и закрываю лицо руками. Я вся дрожу. — Я не могу на это смотреть. Кто-нибудь другой откройте его. — Не-а, детка, — говорит Зейд, усаживая меня к себе на колени и утыкаясь лицом в местечко между моей шеей и плечом. — Ты надрывала свою задницу ради этого. Мы не можем отнять у тебя эту славу. — Ты не можешь, но я могу, — говорит Крид, беря планшет и постукивая пальцем по первому из электронных писем. — Ты говоришь «слава», но… — моё сердце замирает, когда я представляю, как читаю письма с отказом одно за другим. Я осталась в Бёрберри, несмотря на весь ужас, потому что хотела получить как можно лучшее среднее образование. Хорошая средняя школа означает хороший колледж, хороший колледж означает хорошую работу, хорошая работа означает… Я смогу позаботиться о Чарли до конца его жизни, обеспечить ему хорошую пенсию. Я всегда обещала, что куплю ему в подарок скоростной катер, когда ему исполнится шестьдесят. — Возможно, всё обернётся сердечной болью. На самом деле я говорю это лишь наполовину серьёзно, потому что, несмотря на то, что я беспокоюсь о Борнстеде — это самый престижный университет в этой половине Соединённых Штатов — я знаю, что куда-нибудь поступлю. Если мои планы сработают, я произнесу прощальную речь (извини, Тристан, но ты можешь поприветствовать меня своим поздравлением), и мне практически гарантировано место в большинстве четырёхлетних университетов. — Это от Брауна… — Крид замолкает, его голос напряжён. — Это отказ. Зейд напрягается, обнимая меня, и я чувствую, что мой обед вот-вот встанет у меня в горле. Нет. Ни за что на свете. Браун должен… это должно было быть верным решением. Я оборачиваюсь и вижу, что Крида трясёт, когда он смотрит на экран, его глаза полуприкрыты и отяжелели, но лицо такое напряжённое, что кажется, он мог бы укусить, и это было бы больно. — Этого не может быть, — шепчет он, выбирая следующее электронное письмо. — Блядь. — Мне не нужно быть экспертом в языке ленивых плохих парней, чтобы знать, что слово «блядь» примерно переводится как отказ. — Нет. Как… — Получены письма о досрочном зачислении, — мурлычет Харпер, неторопливо подходя к нам и щекоча пальцем светлые волосы Крида. Он так сильно шлёпает её по руке, что раздаётся громкий треск, из-за которого вся студенческая гостиная замолкает. Единственный шум в этой комнате — это постукивание игрушечного поезда по рельсам вокруг рождественской ёлки. — Я надеюсь, тебе понравятся твои результаты, Работяжка. Я оказала кое-какие услуги, такие же, как и твой маленький друг. Но разница между Кэбот и Дюпон в том, что деньги не всегда так притягательны, как хорошая игра в гольф со старыми друзьями. — Ты ёбаная змея, — огрызается Крид, вставая так быстро, что Айпад падает на пол. Он хватает Харпер за галстук и притягивает к себе. Это движение не стирает ухмылку с её лица, но ропот в гостиной возобновляется. — Я должен был, чёрт возьми, догадаться. Харпер отталкивает руку Крида от себя и отступает назад, позволяя своим глазам встретиться с моими. — Я слышала, у них в Круз-Бэй есть отличный государственный колледж. Я уверена, ты отлично впишешься в остальную деревенскую шваль. — Крид собирается толкнуть Харпер, но я подхожу ближе и обхватываю пальцами его руку, чтобы удержать, Зейд поддерживает нас обоих сзади. Я знаю этих парней. Они выбьют всё дерьмо из Харпер Дюпон, если им представится такая возможность, независимо от её пола. — Она того не стоит, — говорю я, пытаясь сдержать этот прилив опустошения. Я осталась в этой академии, я страдала, и ради чего? Конечно, я знаю, что за три с половиной года пребывания здесь я получила больше, чем просто хорошее образование. Миранда и Эндрю, они из тех друзей, которых можно сохранить на всю жизнь. А парни… парни… — Отпусти её. У меня на неё другие планы. — А знаешь? — спрашивает Харпер, пятясь к двери. — Я хотела бы их увидеть. Я уже начала подумывать, не потерял ли котёнок свои коготки. — Она скручивает пальцы в мою сторону и отмахивается, прежде чем скрыться в вихре кроваво-красных волос и чёрных юбок. Я медленно наклоняюсь и поднимаю Айпад с пола, сажусь на диван, положив его себе на колени. Зейд и Крид занимают места по обе стороны от меня. Благодаря невероятной эффективности «поезда сплетен Бёрберри» другие Идолы знают, что случилась беда, и через несколько минут все уже там, собрались вокруг меня. — Это все отказы? — спрашивает Виндзор, крепко сжав челюсти. — Точно? Я думал, мы работали над этим? — Так и было, — выдыхает Крид, и я понимаю, сколько усилий приходится прикладывать этим парням, чтобы сохранить мою жизнь нормальной. — Моя мама, она… Я сказал ей, как это важно. — Я попала в Борнстед, — шепчет Миранда, поднимая свой планшет, чтобы я могла видеть. — Я поднималась сюда, чтобы показать тебе. Если я поступила, то, держу пари, ты тоже поступила. Ты не думаешь, что Харпер остановила бы меня, если бы могла? — Вы все поступили? — спрашиваю я, и Крид с Зейдом обмениваются взглядами поверх меня. — Открой электронное письмо, — подбадривает Зак, в то время как Тристан скрещивает руки на груди и наблюдает за происходящим стоическим взглядом. Я облизываю нижнюю губу, а затем, просто потому, что хочу наказать себя ещё больше, просматриваю остальные три письма. Все они начинаются «Благодарим за ваше заявление, однако…» Все. Борнстед — последний, он находится в верхней части списка, эта издевательская строка текста на экране моего планшета. Я колеблюсь мгновение, а затем решаю, что если я собираюсь пройти через эту боль, то с таким же успехом могу сделать это здесь, в окружении своих друзей. Я нажимаю на электронное письмо и чуть не задыхаюсь. На глаза наворачиваются слёзы, и я стискиваю планшет, прижимая его к своей груди.