– Как всегда, около семи. – И что вы сделали? – В половине восьмого у них богослужение. Поэтому я включил свет, открыл несколько окон, чтобы немножко проветрить помещение, затем приступил к своей обычной работе – в это время года она сводится в основном к уходу за газоном. Работал граблями. Вчера убрал одну сторону – ту, что выходит на Марпль-стрит. Сегодня я пошел дальше, закончил задний фасад, обогнул здание и вышел на боковой. Вот тогда-то я и заметил девушку у стены. Они как раз все выходили из синагоги и направлялись к машинам. Подошел ближе и сразу увидел, что она мертва. Я глянул через стенку, а там мистер Мусинский – это постоянный клиент, то есть он всегда приходит по утрам молиться, – еще только садился в машину. Я его и подозвал. Он подошел, посмотрел и тут же вернулся в синагогу, чтобы позвонить в полицию. – Когда вы пришли на работу, вы заметили машину раввина? – Конечно. – Удивились? – Не особенно. Я подумал, что он приехал на службу пораньше. Потом, когда я его нигде не заметил в самой синагоге, подумал, что он у себя в кабинете. – Вы не поднялись, не проверили? – Нет, с чего бы я стал! – Ну ладно, – сказал Лэниген, вставая. Стэнли тоже встал. Начальник полиции вышел в коридор, а Стэнли пошел следом. Вдруг Лэниген обернулся и как ни в чем не бывало спросил: – Вы, конечно, сразу ее узнали? – Нет, – быстро ответил Стэнли. Лэниген пристально посмотрел на него. – Вы хотите сказать, что никогда не видели ее до этого? – Кого? эту девушку, которую… – А какую же еще?– сухо ответил Лэниген. – Ну что ж, когда я вожусь тут вокруг синагоги, я, конечно, вижу массу людей. Видел и ее. То есть, я хочу сказать, видел ее с этими двумя маленькими макаронщиками, за которыми она присматривает. – Вы с ней были знакомы? – Да я ж вам человеческим языком говорю: только видел ее изредка с детьми. – Пытались поволочиться за ней? – С какой стати? – А вот с той… – Ничего я за ней не волочился. – Так-таки ни разу не поговорили? Стэнли достал из кармана штанов грязный платок и принялся вытирать им лоб. – Что, жарко стало? – Ну вас к Богу, Хью!– взорвался Стэнли. – Вы хотите запутать меня в это дело. Конечно, я с ней разговаривал. Стоишь, бывало, во дворе, а тут эта молодая чувиха с детенышами в фарватере, те давай обрывать ветки, как же тут не поговоришь… – Я понимаю. – Но я никогда с ней не гулял или что-нибудь в этом роде. – Ни разу не показали ей это свинство в подвале? – Да вы что! Просто здоровались, изредка говорил пару слов о погоде, чаще всего, она вовсе и не отвечала. – Воображаю. Кстати, откуда вы знаете, что дети итальянцы? – Потому что не раз видел их с отцом, с этим Серафино. Его же я знал, так как однажды сделал у него какой-то ремонт дома. – Когда это было? – Когда я его видел с детьми? Последний раз два Или три дня тому назад. Он подъехал на своей машине, верх был откинут, он и спрашивает ребят – не хотят ли мороженого? Тут они все трое полезли к нему в машину, сначала няня, а потом и дети, норовя сесть у дверцы. Сели они все на переднее сиденье, девушке пришлось придвинуться к нему поближе, а он так и пожирал ее глазами. Противно было смотреть. – Противно? Может, завидно? – По крайней мере я человек холостой, а у него жена и двое детей… 10 Было суматошное утро. Хотя по четвергам миссис Серафино ложилась рано, все равно она вставала в пятницу не раньше десяти. В это утро, однако, дети ее разбудили раньше. Тщетно побарабанив в дверь Элспет, они ворвались к матери в спальню и потребовали, чтобы их одели. Миссис Серафино ужасно разозлилась на няню – как она смеет спать так поздно!– набросила на себя халат и побежала вниз, чтобы разбудить её немедленно. Она что было силы забарабанила в дверь, громко позвала ее несколько раз, но никто так и не отозвался. А вдруг ее нет в комнате!– наконец догадалась миссис Серафино. Но это могло означать только то, что она вовсе не ночевала дома. Это была неслыханная дерзость, и она решила немедленно выгнать девушку. Она уже собралась выйти во двор и заглянуть в окошко, как раздался звонок. Миссис Серафино была до такой степени уверена, что это Элспет, которая угостит ее какой-то сказкой – дескать, потеряла ключ или другое что-нибудь в этом роде, – что она во весь опор помчалась к двери и резко распахнула ее. На пороге стоял полицейский в форме. Миссис Серафино ошеломленно вытаращила на него глаза, и не заметила, что халат у нее распахнулся. Она спохватилась только тогда, когда заметила смущение на лице полицейского и, рывком запахнув халат, провела его в дом. Утро выдалось кошмарное. Один за другим являлись полицейские – в форме и без. Поминутно трещал телефон – все из полиции же. Ей велели разбудить мужа – ему нужно, мол, пойти с одним из полицейских и опознать труп. – А может, я пойду? Мужу нужно выспаться. – Он у вас и так железный, коли ему удается спать в этой кутерьме, – ответил полицейский, но затем добавил помягче: – Уж поверьте мне, лэйди, это не женское дело. Пускай лучше сходит муж. Кое-как она одела и накормила детей. Ей даже удалось перекусить и самой. Но даже во время еды, ее все время донимали расспросами. Сначала ее подвергли официальному допросу, протокол вел не тот полицейский, который ее допрашивал, а другой. Потом они долго измеряли и фотографировали комнату няни и тоже все время приставали с вопросами, да резко так, неожиданно, словно хотели уличить ее в чем-то. Наконец-то они ушли. Дети играли во дворе, а она уже собралась прилечь на часок, как снова раздался звонок. На этот раз это был Джо. – Это действительно она?– спросила миссис Серафино, тревожно вглядываясь в лицо мужа. – А то кто же? Ты думаешь, они не опознали ее сами? – Тогда зачем же они позвали тебя? – По закону так положено. Чистая формальность. – Они тебе задавали вопросы, Джо? – На то они и полицейские, чтобы задавать вопросы. – О чем же они спрашивали? – Да обо всем на свете. Были ли у нее враги? Как зовут ее хахаля? С кем она вообще дружила? Не мучило ли ее что-нибудь последнее время? Когда я ее видел в последний раз? – И что ж ты им ответил? – Что я им мог ответить? Сказал, что ни про какоу го хахаля я ничего не знаю, что дружила она, насколько мне известно, с одной лишь этой девушкой, которая работает у Хаскинсов, что вела она себя последнее время, по-моему, как всегда. – Ты им сказал, когда видел ее в последний раз? – Конечно. Вчера, около часу дня или двух. Господи, для чего тебе все это? То полиция пристает, а теперь еще и ты. Меж тем у меня еще и маковой росинки не было сегодня во рту. – Сейчас сделаю тебе кофе. С тостом? Может, яйцо, кашу? – Нет-нет, только кофе. Они мне переворотили все внутренности. Она завозилась с кофейником. Не глядя в его сторону, спросила: – Когда же все-таки ты ее видел в последний раз? В час или в два? – Сейчас вспомню, – ответил он, подняв глаза к потолку. – Я спустился на кухню этак в обед, не так ли? Вот тогда, кажется, я ее и видел… А может, и не видел… Зато точно помню, что слышал, как она кормила детей и затем укладывала их спать. Потом я поднялся, оделся, а когда снова спустился, ее уже не было. – После этого ты ее больше не видел? – Что ты хочешь сказать этим? Куда ты гнешь, черт возьми? – Ты же собирался подбросить ее в Линн… – Ну так что? – Вот я и подумала, не подобрал ли ты ее на автобусной остановке? А то, может, столкнулся с ней в самом Линне…