А затем волк поднялся на четыре лапы и завыл. Жутко, пронзительно. Свет полной луны, проглянувший сквозь брешь в облаках, осветил картину — шесть волков, ожидающих сигнала к нападению, окружившие его. Глухо зарычав, хищник заглянул в глаза своей жертве. Долго. Пристально. Так, словно пытался понять, есть ли смысл в его отчаянных словах. А затем… Взвыв, отступил. И серые спины хищников растаяли во тьме, как только луна скрылась за облаками. Вожак, оглянувшись напоследок, медленно побрёл в чащу густого соснового леса… Сначала он не поверил тому, что все это происходит наяву. Вглядывался в просветы между стволами сосен, выглядывая свою неминуемую гибель от острых клыков голодной стаи, не замечая, как коченеют все сильнее руки и ноги. Как убийственная сонливость окутывает с головы до ног, и держать глаза открытыми становится все сложнее. Попытался встать на ноги, но перед глазами потемнело вновь, ударив по затылку головокружением. Мужчина подул на потерявшие чувствительность пальцы и рассмеялся, почти признав свое поражение. Ирония судьбы затянулась. Смерть продолжила свои пляски вокруг, то и дело позволяя надежде подарить веру, но затем вновь жестоко ее отнимая. Волки ушли. Отчего-то они не тронули человека. Но он не сможет добраться до кабины вертолета — силы тают. Через сколько переохлаждение отправит его в вечный сон? Десять минут? Полчаса? Час? Нет никакой мистики в том, что хищники отступили. А он почти поверил, что вожак стаи внял его словам. Лесная дикая тварь — вняла словам. Смешно. Нет, волки решили не тратить силы. Зачем, если спустя время они получат к своему столу охлажденное мясо без каких-либо усилий? «Я должен встать. Я никогда не сдавался, — сказал он себе. Но мысли путались. Вой где-то вдалеке заставил его покачать головой. — Спасибо за то, что решили сделать мою смерть не такой ужасной. В чем-то вы лучше людей…» Порыв ветра сбил снег с сосновой лапы. Мужчина смотрел, как в застывшем воздухе кружит ледяная пыль. Повинуясь какому-то безотчетному порыву, поднял голову, глядя в небо. В пелене свинцовых тяжелых туч образовалась прореха. Яркие звезды равнодушно глядели сквозь верхушки сосен на человека, который хотел жить, но силы его стремительно таяли. Почему-то он смотрел вверх и не мог отвести взгляд от колючих холодных звезд. Но именно это не позволяло погрузиться в смертельный сон. Мороз крепчал, достигая критической отметки. Казалось, что уже не только лицо и конечности, но и сердце сжимает ледяная рука смерти. Он смотрел в далекие просторы вселенной, еще более холодной и безжизненной, чем густые заснеженные леса земли. И на пороге своего последнего, самого крепкого сна он произносил ее имя, едва шевеля заледеневшими губами. Просил быть сильной хотя бы ради того, чтобы его смерть и все то, что он с ней сделал, не были бессмысленным набором действий. Простить, если чем-то ее так сильно задел. Осознать однажды, если не получится сразу, что все, что произошло, было также и ради нее. Не отрицал, что были и иные способы подарить Милане новую жизнь — но он сам не пожелал справляться с искушением владеть ею. Хотя бы недолго. Он любил ее едва ли не с первого раза, как только увидел. Но это был не его путь — страдать в тишине, не попытавшись добиться взаимности. Любовь бывает разной. Его была вот такая, неправильная и одержимая. Единственное, что успокаивало — он всегда желал ей только добра. Можно сказать, что он так и не сознался ей. Что навсегда останется в сердце Миланы Савельевой человеком без лица. Она так и не узнает, что перед своей смертью он принял решение никогда и ничего от нее не скрывать. Тучи скрыли безмолвные звезды, и мужчина закрыл глаза. На миг ему показалось, что в чаще сверкнула алым огнём пара глаз. Не волки. Наверняка старуха с косой, которой уже самой надоели эти интервальные тренировки на морозе. Дремота окутала, успокаивая, целуя, как будто нашептывая — расслабься и не сопротивляйся. Ты уже попрощался и будешь прощен. Пора. Порыв ветра — ураганного, сильного — вновь сбил снег с верхушек сосен, кинув ему в лицо. Мужчина попытался открыть глаза, но в ушах начал нарастать звон, перерастающий в дикий рев. Ветер как будто проходил сквозь тело навылет — явно начался масштабный снежный буран. Даже если бы он попытался добраться до вертолета, его бы замело на полпути. Сон был рваным, тревожным, но каким-то желанным. Как же редко удавалось выспаться за все то время, когда он твердо выбрал свой жизненный путь и пошел покорять вершины бизнеса. Ему и сейчас казалось, что он карабкается вверх, а порывы ветра хотят сбросить вниз. Им не удается, и поэтому ветер начинает жутко выть, оглушая и запугивая… Яркий свет проник в его сон сквозь зажмуренные веки. Ослепительный, беспощадный. Во сне все воспринималось иначе. Но он еще, судя по всему, был жив, хоть и не чувствовал своей телесной оболочки. «Вот как, значит. Жизнь не проносится перед глазами. Но есть портал. Яркий свет. И шум, который не утихает и не прекращается, словно не собирается меня туда отпускать»… А затем какая-то сила оторвала его от земли, подняла в воздух. Где-то фоном звучали чьи-то тревожные крики. И еще вернулась боль. Странно — он почти поверил, что в потустороннем мире никакой боли нет. А она усиливалась под монотонный треск голосов. Как будто застывшая кровь вновь пришла в движение. Пальцы рук и ног буквально выкручивало от боли, будто кто-то невидимый задался целью их переломать. Ад? Так теперь это выглядит? Какая ирония… Ощущение полета усилилось между тем, а все ощущения постепенно таяли. Сновидения покидали, оставаясь в том мире, который он так рано покинул. Проваливаясь в бездну, он видел то, что заставило его улыбнуться сквозь стихающую боль: огромные глаза Миланы и ее робкую улыбку… …Когда он открыл глаза, ничего сверхъестественного не произошло. Ангелы либо черти не встретили его с бутылкой любимого виски. Только пикающий звук приборов сразу отправил воспоминания к моменту падения геликоптера. Попытка сжать руку в кулак вызвала неприятные болевые ощущения. Свет резал глаза, вызывая рефлекторные слезы. Он находился в просторной палате. Пальцы были зажаты тисками датчиков, из вен торчали щупальца капельниц. Аппаратура отмеряла сердечный ритм и еще какие-то неразборчивые показатели. Мужчине не понадобилось много времени, чтобы осознать, что все это значит. Он выжил. Спасательная бригада подоспела вовремя. Скорее всего, яркий свет, оглушающий рев и ощущение полета ему не приснились, это был вертолет. И рев, и свет — все объяснимо. Он поднял пальцы, выдохнув от облегчения. Пусть больно, но все на месте. На ногах тоже. В теле слабость, немного болит голова, губы пересохли и потрескались от холода, кожа на лице кажется стянутой и раздраженной. Скорее всего, обморожение. Но это больше не имеет значения: все обошлось. Видимо, аппаратура зафиксировала его пробуждение — не прошло и пяти минут, как в палате появился доктор. — Доброе утро, — у него был безупречный английский. — Поздравляю. Вы редкий счастливчик. Или служба спасения подоспела вовремя, но у вас, без преувеличений, потрясающая жажда жизни. — Спасибо. Значит, моей жизни больше ничего не угрожает? Когда я могу вернуться к своим прямым обязанностям? — он всегда умел ценить время и не собирался терять ни минуты. — Я буду настаивать на том, чтобы еще двое суток вы провели под наблюдением докторов. Нам необходимо исключить вероятность осложнений после переохлаждения. — Хорошо, я вас услышал. Но мне необходим телефон прямо сейчас. — Конечно. Здесь ваши партнеры по бизнесу. Они ожидают сутки, как вы придете в себя. Но я буду настаивать также на том, что вам необходим покой, поэтому постарайтесь решить вопросы как можно быстрее. Нам нужно провести ряд обследований и назначить дополнительное лечение, если это необходимо. Доктор вышел, разминувшись в дверях с его партнером по бизнесу Георгием. Мужчина даже не успел обрадоваться появлению друга, с которым они с истоков строили свою империю, как тот разразился упреками в своей обычной манере. — И как это понимать? Ты бессмертный, твою мать? Чем ты думал, когда летел в такую погоду? Какой идиот вообще позволил вам взлететь? — Я тоже рад тебя видеть. Что на объекте? — Карпенко прервал свой отпуск и вылетел первым рейсом. Все поломки устранены. Можешь не переживать. — Жертвы? — Пятеро. Госпитализированы. Состояние средней тяжести. Но жить будут, компенсации выплачены, вопросы с местными органами улажены. Это твое стремление самому все контролировать однажды загонит тебя в гроб. — Ну, этого может и не случится. Пилот, с которым мы летели… Только сейчас он осознал, что не помнит его имени. Может, просто не старался запомнить. И от этого стало не по себе. Георгий отвел глаза. — Его не удалось спасти. Черепно-мозговая и кровоизлияние в мозг… Там не было шансов. Мужчина на миг закрыл глаза. Новость о гибели пилота потрясла его до глубины души. Некстати вспомнил, что тот всегда хранил в портмоне фото красивой девушки — своей дочери. — Как его звали? Георгий удивился. — Антон Макарчук. Мир его праху. — Свяжись с его семьей. Выдели им такую компенсацию, чтобы они ни в чем не нуждались до конца жизни. И не смей на этом экономить. Этот человек спас мне жизнь. — Я тебя не узнаю. Бригаду тоже? — Ты издеваешься? Или ты так дешево ценишь жизнь своего друга? — Да не заводись, тебе сейчас нежелательно. Кстати, Шанталь… она тоже здесь. Ждет в коридоре. Примчалась спустя час, как тебя привезли. Упоминание о его бывшей невесте, с которой они так и не нашли общих точек соприкосновения, вызвало удивление. Ни радости, ни злости на то, что она здесь. Прошел год, как он окончательно поставил точку в этих отношениях. Но красивая мулатка, дочь строительного магната из Вашингтона, до сих пор не оставила попыток вернуть его расположение. Ситуация усложнялась еще и тем, что она являлась одной из акционеров его империи. Именно так вспыхнул их роман. Он бы и продлился, не появись в его жизни Милана Савельева. Милана. Тело окутало жаром при одном звуке его имени. Он даже не осознал, что произнес его вслух… — Телефон. Быстро. Георгий лишь покачал головой, достал свой «Верту», разблокировав код. Не обращая внимания на боль в пальцах и мешающие датчики, мужчина набрал номер. — Алена, здравствуй. — Здравствуйте! — в голосе девушки послышалась радость и восторг. — Какое счастье, что вы живы и все обошлось, мы места себе не находили… — Спасибо. Дай трубку Милане, будь добра. Молчание домработницы ему совсем не понравилось. В нем чувствовалась растерянность и испуг. — Простите, я… я не могу… — Что случилось? Она здорова? Алена, почему ты молчишь? Девушка вздохнула, явно подбирая слова. Ее голос сбился. — Она… она вернулась в Москву… На миг ему показалось, что он ослышался. — Ты в своем уме? Как она могла туда вернуться? Ты ей помогла? Без моего разрешения? — Босс, я бы никогда… Это Шанталь, она организовала вертолет… Ваши партнеры помогли ей с этим. — Когда? — кровь отлила от лица, оставляя внутри чувство пугающей пустоты. — В тот день, когда вы вылетели на объект, и пропала связь, приехала ваша невеста. А на следующий день, когда погода наладилась, она улетела. Я пыталась с вами связаться. И Шанталь — тоже… мы потом узнали, что вы попали в аварию…