— Ах, не подставлял! — Я подняла подушку, а потом опять несколько раз опустила на золотоволосую голову. — А как ты поступил? — Аленушка, — отплевавшись от перьев, но не делая попыток к сопротивлению, Кийар округлил честные глаза и пояснил, — королю было оставлено послание, он получил бы его на площади до вашей казни. — Какое послание? — требовательно спросила, для большей искренности снова чуточку придушив артефакт. — Что если казнят лучших сыщиков, будет нанесен великий урон королевству, — судорожно глотнув кислорода, ответил Кийар. — Ему ничего не оставалось, как помиловать вас, проявив королевское великодушие. — Помиловать? — Я вновь шлепнула по солнечной физиономии перьевым оружием. — И какова была вероятность помилования? Очень большая? — Абсолютная. Большинство моих предсказаний сбываются. — Большинство?! — Мое страшное орудие мести взлетело высоко и снова опустилось — и так несколько раз, пока напрочь взъерошенный артефакт не расчихался от набившегося в нос пуха. — Ты, — я обвинительно ткнула в него указательным пальцем, — ты повсюду распихал горошины со своими предсказаниями, заставил гоняться за собой по всем королевствам. Редкой беспринципности гад! — Бесподобная, у меня не было выбора. — Не было? — Я от души прижала изворотливого наглеца и надавила посильнее. — А жениться, значит, можно на той, которая железные сапоги истоптала? Подставил с расследованием, подставил с обращением, подставил с благополучным завершением дела! Сейчас придушу, а потом вынесем тебя с Фомкой и прикопаем в саду. — Мм, — выдал из-под подушки негодяй. — Что? — на миг отвела снаряд. — Мне так неудобно разговаривать. — Ай! — взвизгнула, ощутив, как резко переворачиваюсь, а через секунду уже лежала на спине. Сверху восседал воплощенный солнечный дух, который решительно отшвырнул подушку в сторону, а мои взметнувшиеся вверх руки быстро прижал к покрывалу. Тряхнув головой, чтобы убрать упавшие на глаза волнистые пряди, мужчина заявил со всей искренностью: — Я не планировал твою казнь, ненаглядная. В ответ он получил громкое: «Фыррр!» — Я вынужден был играть по правилам, отсюда и невозможность давать прямые подсказки и откровенно жульничать с предсказаниями. — Ну-ну! — Насчет дара — все правда. Лучший следопыт получает в подарок артефакт. Как бы его спихнуть? Если резко согнуть колени и попытаться повернуться на бок… — Ох! — выдохнула почти весь воздух, когда наглющий Кийар из сидячего перешел в полулежащее положение, не отпустив при этом моих рук, слегка навалился на мою грудную клетку своей и приблизил ко мне лицо. — Алена-а, — покачал головой почти мертвый артефакт, — даже не пытайся, — и тут же продолжил в привычной манере: — Изумительная, это жутко тоскливо и утомительно — находиться взаперти, оставаясь привязанным к магическому предмету. Целых сто лет служить вещью! Разве можно придумать что-нибудь хуже? — Вот не знаю. Как по мне, так тебе это лишь на пользу. Кийар усмехнулся в ответ, а у меня сердце екнуло. Вот же красивый, зараза! — Мне было дано двести лет, чтобы служить людям, сто из них я находился в плену магического шара, не имея права выбора, а потом получил возможность избавиться от проклятия. Я мог стать свободным духом, вырваться из заточения, а мог обрести еще одну слабую оболочку и вновь оказаться связанным. Что-то дельное говорит, но нить разговора стала теряться. Сложно не отвлекаться, глядя в завлекательный вырез распахнутой рубашки, чувствуя при этом тяжесть мужского тела и ощущая близость притягательных губ. В свете только что полученных пояснений освобожденное от праведного гнева воображение понесло не в ту степь. — Очень интересно, — откашлялась я, — а теперь слезь с меня, так тяжело сосредоточиться. Солнечное чудо нехотя освободил мои руки, а потом вдруг резко наклонился, подарил мимолетный поцелуй, который я и распробовать не успела, и уселся рядом на покрывале как ни в чем не бывало. Я потерла лицо и медленно выпрямилась. — А теперь поподробней, что ты там не имел права делать? — потребовала объяснений. — Через сто лет заточения я мог обрести свободу, но при условии, что меня не найдут. Поскольку победить предсказателя непросто, я обязан был играть честно, поэтому уравнял свои шансы с тем, кто отправился на мои поиски. Я выбрал лучшего следопыта, единственного, способного справиться с поставленной задачей. Ах, тысяча улик, приятно слышать! — Ты путал следы. — И давал точные подсказки. Твоей задачей было замечать нужное и делать правильные выводы. — Ты сбивал меня со следа навеянными снами. — Я не могу создавать сны, — широко улыбнулся Кийар, и слова прозвучали совершенно искренне. — Допустим, — прищурилась я (еще вытяну из него подробности!), — твои фразочки про правильные вопросы связаны с этим? — Да. — Шансы были равны? — Равны. — Где доказательства? — Я ни разу не нарушил поставленных мне условий, потому что не мог. Иначе не вырвался бы на свободу. — И что же ты предвидел в конце? Как мы с Фомкой не успеваем тебя поймать? — В случаях, подобных этому, мне недоступны абсолютные предсказания, лишь наиболее вероятные. Все зависело только от тебя, Аленушка. А ты оказалась еще более смелой, чем я предполагал. Просто вечер комплиментов. Задобрить решил. — Как ты видишь будущее? — После встречи с человеком могу проследить связанные с ним события или людей, которые встретятся на его пути. Я старался оказывать тебе помощь, неотразимая. — И заодно пакостить. На это наглец пожал плечами — мол, надо же как-то время взаперти коротать! — Вот и хорошо, что я тебя поймала. Послужишь людям, побудешь в нашей шкуре и на себе ощутишь, как это непросто. Кто бы тебя ни заточил — мудрый был человек. — Он не человек, — вздохнул Кийар, а потом широко зевнул и потянулся. — Спина затекла, — поставил меня в известность воплощенный дух, — как слаба физическая оболочка… — У тебя слаба? Да ты слабых не видел! Перевернувшись на живот, усталое солнечное чудо растянулось поперек кровати и блаженно вздохнуло. Его ноги свесились с одного края, а голова с другого. — Я прежде не ощущал усталости, а теперь она наполняет каждую мышцу. Мне не требовался сон, а сейчас без него не обойтись. Я ощущаю холод, боль, я смертен и связан массой разных слабостей вроде человеческих души, тела и мозга. Это неудобно и утомляет. — А раньше ты человеческих эмоций не ощущал? — Это было иначе. Они не связывали меня. — И после этого станешь утверждать, что как-то особенно заботился обо мне? Ты не мог чувствовать как человек. — Аленушка, — голос артефакта становился все глуше, а зевки слышались все чаще, — я выделял тебя из всех и берег до самого конца задания. Может, я не был способен ощущать человеческой привязанности в вашем понимании, но духи судят по справедливости и воздают по заслугам. — Ты так меня берег, что не забывал развлекаться за наш с Фомкой счет, а заодно и за счет всех остальных. Чего стоят маскировки и эти записи на горошинах. А что за люди выполняли твои задания? Ты раздавал задачи, например, спрятать горошину туда-то, а в обмен делал предсказание? А какие объяснения придумывал для исполнителей? Вот возьмем один случай — слуга схватил флакон с магнетической жидкостью и уронил его. Неспроста ведь уронил? Флакон чем-то смазали? Ты отправил кого-то в покои до прихода слуги, мол, пойдите, намажьте бутылочку маслом ради шутки? Ответом на мои размышления была тишина. — Эй, хватит расслабляться, я еще не все выяснила, — толкнула бывший артефакт в плечо, — ты сам кто такой? Эй! Кийар на тычок не среагировал. — Поверить не могу! Ты уже уснул? Я не давала согласия, чтобы ты здесь спал! Соскочив с кровати, схватила мужчину за щиколотки и потянула изо всех сил, стремясь стащить на пол. Не тут-то было. Тяжесть артефакта явно превышала мои физические возможности, и, даже упершись ногой, я смогла лишь чуть-чуть сдвинуть предсказателя. Теперь его ноги свисали еще больше, зато голова оказалась на покрывале, и он уткнулся в него носом. Снова вскарабкавшись на постель, я повернула голову Кийара к себе, похлопала по щеке, однако пушистые ресницы даже не дрогнули, янтарные глаза по-прежнему оставались закрытыми, а дыхание было глубоким и размеренным. Мужчина совершенно не реагировал на манипуляции. — Богатырский сон называется, — пробурчала себе под нос. — Мужик сказал, мужик сделал. Пришел спать и даже приставать не стал. Я снова всмотрелась в безукоризненные черты умиротворенного лица, которое в спокойном состоянии казалось слишком безобидным. — Просто чистый ангел с ужасным характером. Ведь спит и не боится, что я снова схожу за подушкой.