Короче, бандита по убийству оправдали, осудили только по двести двадцать второй за автомат и за боеприпасы, дали два года реально, поболе года из которых он уже отсидел. Практически сразу после вступления приговора в законную силу бандит вышел на волю по УДО, условно-досрочно. Сейчас на поверхности был сексуальный мотив, но Есефьев отрицал намерение изнасиловать мальчика. – Нет-нет, Александр Михайлович, – выспросив у Кораблёва имя-отчество, он повторял их, как заклинание. Видел в рассудительном следователе щит от оперативников. В принципе, так и задумано было. Избитая схема, давно ставшая классикой. Вопрос, почему же тогда мальчик оказался раздетым, заставил Есефьева вилять. Саша отвердел лицом, раздул ноздри, в голосе его появился металл. Этого хватило. – После… после того как он умер… я захотел потрогать его за… за попу… Детское детсадовское слово дико прозвучало из смрадных уст убийцы. Кораблёв одобряюще кивнул, боясь гримасой или резким непроизвольным движением спугнуть. – …Брюки его я кинул туда же… под плиты… Не нашли? Я далеко под плиты закинул… Я покажу… Саша сразу сделал зарубку: «С утра, не затягивая, надо ехать на «показ». С адвокатом, под видеокамеру. Пока он тёплый». – Трусы? Не знаю, где трусы… Не-ет, с собой не брал… Зачем мне? Пожалуйста, Александр Михайлович… Меня… меня уже обыскивали… Кораблёв обратил внимание, что Есефьев, невзирая на опьянение, стресс и три года отсидки, изъясняется достаточно грамотно, без матерных слов-связок, без эканья и мемеканья… – Образование, какое? Незаконченное высшее… С третьего курса педагогического ушёл… Не совсем сам… Отчислили за академическую задолженность… Саша встал, без желания закурил, потянулся. Посмотрел на часы, было пятнадцать минут четвёртого. Приоткрыл дверь и крикнул через тамбурок в сопредельный кабинет: – Владимир Борисович! Кто-нибудь подойдите! Сразу возник Сутулов. За ним в проёме, с сигареткой во рту, с поднятым воротом джинсовки, приблатнённый стоял Ковальчук. – Юра, посиди с этим, – Кораблёв рукой мотнул себе за плечо. – Н-ну, ч-что? Он? – старший подразделения по раскрытию убийств смотрел с надеждой. – Он, – кивнул Саша. – Ставьте Маштакову литр за раскрытие. – М-маштакову, – ревниво мотнул большой головой Сутулов. – Н-нас п-п…послали в лес за б-бомжами… П-послал бы нас П-птицын на «З-зою», м-мы бы т-также вышли… – Ладно, Володя, не это главное. Главное, раскрыли сразу. Приведите понятых из спецприёмника. Только трезвых и с местной пропиской. – В-валер, д-давай, – Сутулов обернулся к Петрушину. Тот в своей манере – не сразу, как бы подумав – поднялся со стула. – Без проблем. – У-утром на п-п…показ надо б-будет ехать, Александр Мих… Михалыч, – утвердительно сказал Сутулов. Дальше пошла-поехала техническая работа. Прибыл в полной экипировке адвокат Щеглов. При малиновом галстуке. Над карманом пиджака у него висел на «крокодильчике» бейдж с собственной цветной фоткой и надписью «адвокат Щеглов Рудольф Руфович». Пару минут переговорив с подозреваемым с глазу на глаз, он позвал следователя. Приступили к допросу. Протокол получился обстоятельным, на пять страниц. Саша тщательно прописывал детали. «…сняв с мёртвого мальчика брюки и трусы, трусы были в виде плавок, тёмно-синие, я присел около него и ввёл ему палец в задний проход. Одновременно я вынул свой половой член и стал онанировать. Онанировал до тех пор, пока у меня не наступило семяизвержение. Сперма пролилась на плиты. Возможно, что-то осталось у меня на трусах…» К пяти закончив допрос, Саша позвал из предбанника понятых. Мужики были похмельные, плохо проспавшиеся, заторможенные. Один приметный – щербатый, лысый, с синими перстнями на пальцах, в болоньевой курточке. Изымая у подозреваемого одежду, Саша заставил его раздеться догола. Распорядился, чтобы тот повернулся несколько раз. Акцентируя внимание понятых, что на Есефьеве нет следов пыток. Тело у убийцы было неправдоподобно белым, без мускулатуры, кожа – дрябловатой. Ягодицы краснели многими крапинами прыщей, половой член был тёмно-коричневого, почти бурого цвета, сморщенный, маленький. Этим же протоколом выемки Саша изъял ногтевые срезы подозреваемого. Ногти срезал сам, крепко сжав другой рукой его узкую кисть. Для этих целей у «эмрэошников» имелись специальные острые, типа маникюрных, ножнички. Добыча получалась скудной, потому что ногти у Есефьева были обгрызены почти до мяса. – Спокойно сиди! – рявкнул Кораблёв, когда подозреваемый заелозил от боли на стуле. Потом сделали смыв с полового члена. Дистиллированной воды не нашлось, ограничились простой из-под крана. – Как делать? Очень просто, – Петрушин сунул в руки Есефьева смоченный кусок стерильного бинта. – Залупи и оботри головку хорошенько. Потом сюда положишь, в пакет. Чего жмешься? Здесь одни мужики. Оформив протокол выемки, Кораблёв, страхуясь на случай последующего отказа убийцы от признания, прочитал его показания вслух. Чтобы сделать из понятых двух независимых свидетелей. Свидетелей в погонах было уже достаточно. Понятые тупо, сонно слушали. Потом тот, что был с наколками, напрягся. – Чего-о-о?! – голос его взвился высоко. – Это он?! Мальчика? Камнем?! Да ты чё, петух?! Он сунулся было из тамбура, где они стояли, в кабинет, но верзила Петрушин легко оттолкнул его рукой. – Отзынь. Татуированный колотился, как в припадке. – Отдайте его нам в хату! Мальчика! Камнем, блядь! Да чё вы с ним… ве-ежливо… Есефьев, полуоткрыв рот с бляшкой стоматита на губе, медленно соображал. Его опустили ещё по первой ходке, в СИЗО. Но тогда в обращении с ним соблюдались определённые правила, он был обычным рабочим пидором, не был детоубийцей и половым извращенцем. Наконец, до него дошло. В тусклых глазах его плеснулось отчаяние. – Угомоните этого законника! Чего смотрите! – крикнул Петрушину следователь. Старший опер, набычась, вышел, стукнул дверью. – Русского языка не понимаешь? – угрожающе забасил в тамбуре. Квалифицированный адвокат Щеглов, поразительно сам похожий на щегла или на скворца острым носом и деловитостью, пришёл на защиту прав клиента. – Александр Михайлович, надеюсь, вами будут приняты меры по обеспечению безопасности моего подзащитного? – Какой разговор, Рудольф Руфович? Отдельная камера… стоять, в отдельную нельзя… Посадим с несудимым ранее, со спокойным… Или с таким же по масти, с обиженным… Прощаясь со следователем за руку, адвокат извиняющимся тоном произнёс: – Александр Михайлович, на пару слов вас можно? Саша примерно догадывался, о чём пойдёт разговор из пары слов. Они вышли в коридор, где уже никого не было. Петрушин увёл понятых обратно в спецприёмник, досыпать. Слышались удалявшиеся шаги и глухой, неразборчивый бубнёж нескольких голосов. – Я хотел, пользуясь случаем, переговорить по Касьянову. В настоящее время мы возмещаем потерпевшему ущерб. Можно ли рассчитывать, что после «двести первой» вы измените ему меру пресечения на залог? Кораблёв в очередной раз закурил. Голова гудела, как с безнадёжного похмелья. Глаза слипались, чуть прикроешь, и возникали мельтешащие рябые строчки собственного почерка… Исполненные чёрным красителем… «…тогда я схватил с пола кусок бетона и ударил… и ударил… и ударил…» Саша вздрогнул. – А? Что?! Адвокат, кряхтя, согнулся, пошарил под ногами и протянул Кораблёву зажигалку. – Уронили, Александр Михайлович. – Спасибо. Давайте, Рудольф Руфович, на ходу глобальных вопросов решать не будем. Тем более вы же знаете, один я не решаю. Надо мной тоже аксакалы есть. Скажу одно, с учётом обстоятельств дела и вашего вклада в борьбу с преступностью лично я возражать не буду. Касьянов привлекался по триста восемнадцатой статье[83], за милиционера. Он был ранее несудимый и старый уже, за пятьдесят, таких обычно оставляют на подписке. Цимес[84] был в том, что милиционер, которому Касьянов по пьянке заехал по голове, вылежал с сотрясением мозга в больнице полные три недели, двадцать один день. Судебно-медицинский эксперт квалифицировал полученные им повреждения как вред здоровью средней тяжести. А посему действия Касьянова квалифицировались по второй части статьи 318 УК РФ. Начиная с лёгкого вреда здоровью, насилие уже считалось опасным для здоровья. Санкция здесь была серьезной – от пяти до десяти «лишака». Такие дела сейчас рассматривал облсуд. – Больше мне ничего не требуется, Александр Михайлович, – Щеглов благодарно тряс Сашкину руку. – С прокурором я буду отдельно разговаривать. Кораблёв открыл форточку и выщелкнул окурок. Щелчок не удался, окурок, разбрызгивая багровые искры, скакнул по подоконнику. За окном было темно, во дворе едва различались громоздкие силуэты «УАЗиков» дежурной части. Наступало утро нового рабочего дня, с ним накатывали нерешенные проблемы, умноженные за прошедшие вечер и ночь. Убийство мальчика Антона Синицына можно было считать раскрытым. В сериалах, где за сорокаминутную серию «менты» успевают раскрыть любое самое запутанное преступление, в этом месте начинают идти титры. В жизни для следователя вся тягомотина только начинается. По сути, и дело-то ещё не возбуждено, постановление надо срочно печатать, статкарточку «первой формы» заполнять, у прокурора её подписывать. Через пару-тройку часов, не отдохнув, с больной головой ехать на осмотр места происшествия с участием подозреваемого, так называемый «показ», напрягаться перед видеокамерой. Под областной суд надо назначать кучу экспертиз, характеризующий материал на злодея собирать с детского сада. С учётом характера преступления, амбулаторной психушкой не отделаешься, придётся проводить стационарную, для чего этапировать Есефьева в Кострому. А это значит, что даже в три месяца ни за что не уложишься. Это значит несколько лишних поездок в областную за продлениями сроков следствия и содержания под стражей. Потом накувыркаешься, когда в области будут утверждать обвинительное заключение. Кабинетные щелкопёры-«зональники» будут за шкирку носом в дело тыкать. Здесь не так и тут не эдак. И ещё семь потов сойдёт, когда товарищи судьи, члены областного суда, помолясь, к своему многотрудному процессу приступят. Свидетелей придётся выдергивать самому или милицию напрягать повестки им развозить. Уговаривать, чтобы люди, оставив свои проблемы, ехали за восемьдесят километров в областной центр. Приехать на место суду влом, пускай гора к Магомету пришкандыбает как хочет… При всём при этом в производстве у следователя никогда не бывает одно дело, всегда – под десяток. Приложение 1 ОСТРОГ УБИЙСТВО КУП 6359 11.09.1999 Г. В 17:45 В ДЕЖ.ЧАСТЬ УВД Г.ОСТРОГА ОБРАТИЛАСЬ ГР-КА СИНИЦЫНА НИНА КОНСТАНТИНОВНА, ПРОЖ. Г. ОСТРОГ, УЛ. З. КОСМОДЕМЬЯНСКОЙ, 7\2–51 О ТОМ, ЧТО НЕИЗВЕСТНЫЙ МУЖЧИНА УВЁЛ ЕЁ Н\Л СЫНА СИНИЦЫНА АНТОНА СЕРГЕЕВИЧА, 1990 Г.Р., ПРОЖ. С ЗАЯВИТЕЛЬНИЦЕЙ, УЧ-СЯ 3 КЛАССА СР. ШКОЛЫ 8. В ХОДЕ ОРМ В НЕДОСТРОЕННОМ КОТТЕДЖЕ НА УЛ. ТЕЛЕГИНА БЫЛ ОБНАРУЖЕН ТРУП Н\Л СИНИЦЫНА С ПРИЗНАКАМИ НАСИЛЬСТВЕННОЙ СМЕРТИ, МНОЖЕСТВЕННЫМИ УШИБЛЕННЫМИ РАНАМИ В ОБЛАСТИ ГОЛОВЫ. ИЗЪЯТО: СЛЕДЫ ОБУВИ, ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ ОРУДИЕ УБИЙСТВА – КАМЕНЬ СО СЛЕДАМИ КРОВИ. ВВЕДЁН ПЛАН «ПЕРЕХВАТ». ЗАДЕЙСТВОВАНО СОТРУДНИКОВ: ОУР – 13, УУМ – 7, ОППН – 3, БППС – 14, ОВО – 11, ГИБДД – 6. В РЕЗУЛЬТАТЕ КОМПЛЕКСА СПЛАНИРОВАННЫХ ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНЫХ МЕРОПРИЯТИЙ СОТРУДНИКАМИ ОУР ПРИ СОДЕЙСТВИИ БППС БЫЛО УСТАНОВЛЕНО, ЧТО ДАННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ СОВЕРШЕНО ЕСЕФЬЕВЫМ ИВАНОМ КИРИЛЛОВИЧЕМ, 12.03.1969 Г.Р. ПРОЖ. Г. КОВРОВ, М-Н РАССВЕТ, УЛ. ЛЕНИНГРАДСКАЯ, 7«Б»-35, НЕ РАБОТАЕТ, РАНЕЕ СУДИМ. ДОПРОШЕН, ДАЛ ПРИЗНАТЕЛЬНЫЕ ПОКАЗАНИЯ, ЗАДЕРЖАН В ПОРЯДКЕ СТ.122 УПК РСФСР. СООБЩЕНИЕ ПОСТУПИЛО: 17.45 В 17.50 ЧАС. ВЫЕХАЛА СОГ В СОСТАВЕ – НАЧ-К УВД СОМОВ Е. Н., И.О. НАЧ-КА КМ ПТИЦЫН, ОТВЕТСТВЕННЫЙ ОТ РУК-ВА НАЧ-К ОУР БОРЗОВ, ЗАМПРОКУРОРА КОВАЛЕНКО В. П., СЛЕДОВАТЕЛЬ ПРОКУРАТУРЫ КОРАБЛЁВ, ЭКО ЕЛИН, РУБОП ДАВЫДОВ, КОМАРОВ, МРО СУТУЛОВ, ПЕТРУШИН, КОВАЛЬЧУК, СОТРУДНИКИ ОУР, УУМ, СМЭ НИКУЛЬСКИЙ.