На современном этапе от мафии можно лишь отбиваться. Чтобы остаться при своих. Даже знающим систему оперативникам, пересажавшим сотни жуликов, раскрывшим множество разнокалиберных преступлений. Сверкнув напоследок очами, прокурор удалился. Величавый и на зависть статный, фактурный. Оставив после себя облако дорогого импортного парфюма. – Не противно в лакеях при хлыще этом обретаться? – тихо спросил Маштаков у Винниченко. Тот пропустил реплику мимо ушей и принялся сызнова мутузить оперативника. Закончили в седьмом часу, прокуратура практически опустела. Прислушиваясь к необычной тишине коридора, Миха подумал, что как в старые времена, в конторе остались единичные энтузиасты-трудоголики да ещё группка единомышленников во главе с секретаршей Элей, чей девиз был «Ни дня без рюмки!». Заглядывал дважды Санька Кораблёв, раз за станком, которым дела сшивают, второй раз – за какой-то канцелярской ерундой, но Винниченко, набычившись, выдворял его. Потом вообще закрыл дверь изнутри. Объяснение получилось на пяти листах убористого машинописного текста. Серые листки были издырявлены сильно бьющей электрической «Ятранью» почти насквозь. Экономный следователь печатал с обеих сторон. Поэтому Михе при чтении пришлось держать листки бережно, обеими руками, как ископаемый папирус. Собственноручные уточнения заняли еще страницу. – Ай-ай, Борис Сергеевич, разве я такое говорил? «Рязанцев нанёс удар подбежавшему Костину, и тот упал на асфальт». Я ведь сказал вам совсем иначе: «Рязанцев, защищаясь, отбил удар подбежавшего Костина и приёмом самбо уронил его» дальше вот правильно записано: «Из руки Костина выпал свинцовый кастет, являющийся, согласно справке эксперта, холодным оружием». Уходил Маштаков всё равно измочаленный, выжатый до цедры, как лимон. Старший следователь Винниченко, у которого по двум делам горели сроки, куча заволокиченных материалов громоздилась на двухтумбовом столе и на подоконнике, оставшись один, взлохматил волосы и включил «Радио-стиль». Прокурор, строго-настрого наказавший ему собрать за сегодня как можно больший объём материалов, сделать всё возможное, в том числе опросить избитого милиционерами Костина, не озаботился, как его подчинённый попадёт на другой конец города, в медсанчасть механического завода. Где на пятом этаже в нейротравматологическом отделении в настоящее время лежал этот самый гражданин Костин. …Под дождём проливным через лужи пробираться к остановке, там дожидаться троллейбуса, тащиться сорок минут до больницы, где в это время полно посетителей, часа два угробить на беседу с Костиным… Без обеда, без курева даже… Домой вернёшься в лучшем случае в десять вечера… «Дежурю ещё эту неделю, ночью поднимут как пить дать!» И Боря решил ехать в больницу с утра. Так он и сделал, но было уже поздно. Конфигурация изменилась. Результаты проведённых Птицыным мероприятий дали результаты. Вадим Львович на встрече в баре «Магнат», излюбленном месте для милицейских посиделок, сумел внушить Клычу, чтобы на его ребят не накатывали, что шарик земной – не квадратный. Поэтому получивший конкретные инструкции боец Костин, кликуха которого – Скелет – объясняемо происходила от фамилии, вытаращил на прокурорского следака мутные гляделки: – Да чё вы?! Не буду я никаких заявлений писать. Сроду в терпилах не ходил! Терпила – хуже мента! Никто меня не бил, чего вы… упа-ал… Какой кастет? Не знаю. Слушайте, гражданин следователь, мне на процедуру надо, укол колоть. Сестра! Ленок, забери градусник! Проблемы у оперативников исчерпались. Уголовное дело по Рожнову у следователя Самандарова тоже не отняли. Восстановилось зыбкое равновесие. Каждый пока оставался при своих. 8 К ДК «Победа» Саша Кораблёв приехал за час до начала концерта. Транспорта на стоянке перед дворцом культуры экскаваторостроителей почти не было, припарковался он без проблем. Погода сегодня, как и всю неделю, не радовала. Шелестел дождь, мокрый асфальт блестел чёрным отливом. Серость, уныние. Ветер резал насквозь. Сырой осязаемый воздух, казалось, имел вес. «Прощайте, теплые денёчки, до весны!» Саша щёлкнул зонтом, раскрыл над Олиной головой, себе лишь плечо прикрыв. Чтобы девчонка в целости причёску до цели донесла. Зря, что ли, два часа в очереди в парикмахерской отсидела. Предложение сходить на концерт «Лесоповала» Оля встретила вопросом: – А кто это такие? Её орбита пролегала вдалеке от лагерной тематики знаменитой московской группы. Названия хитов «Лесоповала» ей ничего не говорили. – Ну «Птичий рынок»! «Белый лебедь»! По телевизору одно время их часто показывали. Михаила Танича группа! Билеты Саше обошлись в пять сотен. Исполнительные практикантки Юля и Лариса, которых он заслал в кассу, взяли дорогие, на третий ряд. Дворец культуры экскаваторного завода, построенный в пятидесятые годы, отличался фундаментальностью архитектурных излишеств, свойственных той эпохе. Мощно белел колоннами портал. Или портик?.. Саша точно уверен в названии не был. Похожие здания нарисованы были в учебнике истории древнего мира для пятого класса. Рим, Греция, Афины… В школьные годы Саша с друзьями были частыми гостями в этом ДК. Он жил тогда неподалеку, на Бутовой улице. В «Победе» преимущественно шли старые фильмы, билеты сюда были дешёвые. На вечерний сеанс можно было прийти за двадцать копеек. А потом сюда устроилась билетером их соседка тетя Маша Горшкова, она вообще пацанов со двора бесплатно пускала. Взамен просила, чтобы они во время сеанса не курили и не лузгали семечки. В горбачёвскую «перестройку» кино сошло на «нет» под натиском видеосалонов. В фойе с раскладного столика торговали настенными календарями, аудиокассетами и компакт-дисками «Лесоповала». Около стола вертел в руках кассетку директор детского (раньше пионерского) лагеря «Рябинка» Карасёв. Цыганистый, похожий на знаменитого Николая Сличенко. – Чего интересного, Евгений Иванович? – проходя мимо, Кораблёв тронул его за локоть. Карасёва он знал года три. В девяносто шестом, что ли, Саша занимался материалом по его лагерю. Там в грозу молнией убило двух мальчишек на берегу Клязьмы. Трижды он отказывал в возбуждении уголовного дела за отсутствием в действиях директора состава преступления. Столько же раз его постановления отменяла областная прокуратура по жалобам матерей погибших. Их можно было понять, но за стихийное бедствие, за буйство природы человек ответственности не несёт. Директор пионерлагеря Карасёв как должностное лицо отвечал за безопасность детишек, но пацаны сами сбежали из-под надзора. Разве уследят за каждым их шагом воспиталки? Потом, вняв доводам заявительниц о заинтересованности межрайонной прокуратуры, очередную доппроверку поручили соседям-родниковцам. Итог оказался для людей понимающих закономерным – «пять-два», отсутствие состава преступления. – Как поживаете, Александр Михалыч? – Карасёв крепко жал Саше руку, смотрел с приязнью. – По-старому, Евгений Иванович. Работаем. – Да бог с ней, с работой-то… Разве ее всю клятую переделаешь?! Вы приезжайте отдохнуть ко мне на выходные. Приму по высшему разряду! С супругой вместе приезжайте. И на погоду не кивайте! Я крытый теннисный корт открыл. Бильярд, сауна! Русская баня! Как в лучших домах! Масленым глазом Карасёв оценил красоту и стать Санькиной спутницы. Оля зарделась. Понятная естественная реакция на «супругу». Хитрый жук Карасёв обдуманно этот шар прокатил. – Спасибо за приглашение, Евгений Иванович, обязательно приедем. Я позвоню вам предварительно, – Кораблёв, поддерживая за талию, повёл девушку дальше, вглубь фойе. «Может, и в самом деле жениться на Олечке? – размышлял. – Умница-красавица. Характер вроде ничего. Скромная. Из хорошей семьи. Чего ещё надо для счастья?» У Оли имелось уже и высшее образование. В этом году она закончила крутую московскую Академию управления, куда простого смертного на километр не подпустят. И то, папа её был в городе не последний человек! Как говорит в таких случаях Миха Маштаков – представитель местной родоплеменной знати. Начальник управления коммунального хозяйства города. После столичного ВУЗа он пристроил любимую дочку на хорошее место. В администрацию, в отдел природопользования. Работа чистая, интеллигентная, с места на место бумажки перекладывать, о гибнущей экологии печалиться. И зарплата для начала – пять тысяч. В ментуре старший опер с пятнадцатилетней выслугой, майор столько не получает! Но сперва Саня хотел с Олечкой поближе познакомиться. После того дня, когда его сорвали на убийство мальчика, уединиться в нормальной обстановке с девушкой ему не удавалось. Принципиальность её несколько обескураживала. «Пять лет в Москве проучилась! Два курса в общаге на Крымском Валу жила! Крым и рым должна была пройти на валу этом, а по ней незаметно. Повадки, будто у нетронутой. Или играет?» Кораблёв усмехнулся, отмечая про себя, как разборчив он в отношении Олечки даже в мыслях. Не подумал ведь в обычной своей тональности: «Или дуру гонит?» Озадачился культурно, необидно: «Или играет?» – Ты чего? – отреагировала девушка на его ухмылку. – Да ерунда, случай один вспомнил. Гулкое фойе быстро заполнялось. Много было знакомых лиц. Под ручку с женой степенно прошествовал директор колхоза, депутат райсовета и большой друг прокуратуры Домкратов Николай Степанович. Раскланялись приветливо. У буфетной двери – в хромовом пиджаке, огромный, стриженый – озирался Паша Комендантов. Активный участник одной из территориальных ОПГ, недавно откинувшийся. Обменялись издалека дежурными кивками. Прошли судьи городского суда Молодцова и Базарова. Обеим лет по сорок пять, аппетитные ягодки опять. Поздоровались с Сашей. Приблизились, чтобы разглядеть получше его спутницу. – И вы творчеством «Лесоповала» интересуетесь? – полюбопытствовал Саша. – Не один только Паша Комендантов? – Так мы же их на лесоповал и отправляем. Нам интересно, – не полезла за словом в карман Молодцова. Тугим подбородком с бородавочкой колыхнула. Поверх лилового платья её на богатой груди лежали крупные красные бусы. Евгения Марковна Молодцова, лев по гороскопу, слыла дамой характерной. В городском суде специализировалась на рассмотрении бандитских дел. На реальные сроки при этом не скупилась. Давно задружилась на этой почве и с РУБОПом, и с прокуратурой. На одной из дружеских посиделок, выпив лишнюю рюмку, она захороводила Сашу. Всё происходило в маленьком кабинете уголовного розыска, ключи от которого Кораблёв занял у дежурившего в опергруппе Титова. Происшедшее он помнил смутно, сам в тот вечер не пропустил мимо ни одного тоста. …Белеющие в полумраке – жидкий неоновый свет только от фонаря за окном – мягкие бедра Евгении Марковны, навалившейся грудью на шаткую столешницу… Её ищущая, требовательная рука… – Да не сюда, дурачок! Во-о-от… При следующей встрече она глянула на Кораблёва поверх очков в стальной оправе: – Александр Михайлович! Второй серии не будет. Забудьте!