Два ее надзирателя вышли из комнаты, оставив Надю один на один с посетителем. — Ты откуда? — спросил он. — Из Москвы, — ответила Надежда, хотя ее ответ был не совсем точным. — Здэс давно? — Где — здесь? В этом подвале? — Нэт, в Истанбул. — Два дня. — Гдэ остановилась? К такому вопросу Надя не была готова. И отвечать не собиралась! — Нигде не остановилась, — пробормотала она. — А гдэ твой вэщи? Паспорт? Другой еще докумэнт? — У знакомых. — Гдэ живут знакомый? Скажи, мы забырем твой вэщи, докумэнт… — А зачем вам мои вещи и документы? — Нам ны надо, тыбе надо! Как быз докумэнт? — И мне тоже не надо! — заявила Надежда, а Арслан резко ударил ее в солнечное сплетение. Надя этого не ожидала. Она упала, не в состоянии даже вздохнуть от резкой боли. Турок сел на кушетку и ждал, когда женщина сможет продолжить «беседу». Она с трудом поднялась на ноги, шатаясь, прислонилась к стене. Обида, боль, унижение — все смешалось в этот момент в ее чувствах. — Что вам нужно? — скорее прорыдала, чем проговорила, она. — Гдэ твой докумэнты? — повторил вопрос Арслан, поднимаясь с кушетки. — Не твое дело! — выкрикнула Надежда и снова получила удар в солнечное сплетение. На этот раз она устояла на ногах, держась за стену. Но дышать все-таки несколько секунд не могла. Она поняла, что шутки закончились. Теперь с ней будут говорить именно так: не предлагая фрукты, а награждая тумаками. — Гдэ остановилась? Говоры, — Арслан произносил слова спокойно, не повышая голоса. — У знакомых, — повторила Надежда. Ей не хотелось выдавать настоящее место своего обитания. — Гдэ живут? — Я не знаю точного адреса, — продолжала хитрить Устинова. — Какой улыца? Правда говоры! — Я улицы не знаю. Меня привезли туда. Меня встретили, — она опять предпочла соврать. — Это ты в полыцию позвоныла? — Нет! — Кто тогда позвоныл? Нэ ты? Нэ ты полыцию позвала? Что ты им сказала? Надежда подумала, что, вероятно, это Юрий, обеспокоившись ее молчанием, позвонил своим стамбульским коллегам и направил их по данному адресу. Только она находится не в здании, отмеченном на карте, а в подвале дома, расположенного по другую сторону улицы! Но как Юрий об этом узнает? Наверное, никто, кроме самих хозяев, не догадывается о существовании подземного перехода. — Не вызывала я полицию! — прокричала Надежда и снова получила удар в солнечное сплетение. Она задохнулась от нестерпимой боли и, обессилевшая, сползла по стенке на пол. — Я думал, по-хорошему договорымся. Ны хочешь — сиды здэс! — бросил Арслан и вышел. «Ничего себе, по-хорошему! — изумилась Надежда. — Если это по-хорошему, то как будет по-плохому?» Дверь за мучителем захлопнулась. Заскрипел ключ в замке, и Надя снова осталась одна. Она медленно поднялась с пола, легла на кушетку, решив, что, может быть, плед на ней совсем и не грязный, а просто очень-очень старый. Какое-то время она не шевелилась, прислушиваясь к своим ощущениям, а потом вдруг громко разрыдалась. В области солнечного сплетения болело, но она плакала не от физического дискомфорта. Немного успокоившись, встала, умылась, попыталась вглядеться в свое отражение в маленьком тусклом зеркале над раковиной, но рассмотреть что-либо в подвальном полумраке не получилось. — А, и так красавица, — вслух сказала Надежда, с глубоким удовлетворением отметив, что ее способность к самоиронии возвращается к ней. «Значит, живем! — подумала она. — Только что делать-то?» Допила воду из пластиковой бутылки, вернулась на кушетку, устроилась поудобнее. Боль понемногу утихла, и Надя сама не заметила, как задремала. Ее разбудил звук открывающейся двери. Два знакомых тюремщика, как и прежде, грубо схватили женщину под руки и потащили по коридору. На этот раз ее повели в противоположную сторону: мимо дверей-шкафов, по узкой лестнице на второй этаж. «По красивому коридору-переходу с горящими свечами меня не проводили, значит, мы в здании кафе-чебуречной», — пыталась сориентироваться Надежда. Тюремщики завели пленницу в просторный изящно оформленный холл, постучали в одну из дверей и, открыв ее, вошли в помещение, грубо толкнув Надю вперед. На диване в большом квадратном кабинете восседал Мехмед. На длинном журнальном столике стояла ваза с фруктами. И здесь турок вел себя как хозяин. — Здравствуй, — сказал он Надежде, как старой знакомой. — Здравствуйте, — ответила она, — а я уже успела соскучиться! — А-а… Высолый дэвушька! — не очень обаятельно, но вполне дружелюбно улыбнулся Мехмед. — Так полыцию ты позвала? Кушяй фрукты! Почему ко мнэ в рысторан полыция ночью прыехала? И утром почему прыехала? Кого искали? Ирыну твою? — задал он череду вопросов. — Откуда я знаю? Ваши два… болвана… у меня сумочку с телефоном отобрали, как бы я позвонила? — возмутилась Надежда. — Ты вчыра сыдэла в кафе, оттуда звоныла, — возразил Мехмед, — мои луди выделы: ты долго сыдэла, чебурек кушяла… кофэ пыла и звоныла. — Не звонила я в полицию! — Надя уже не надеялась, что ей поверят. — А что, никуда, кроме полиции, я позвонить не могу, что ли? Ваш Арслан меня уже спрашивал… только не так вежливо. — У ныво такой работа, — спокойно пояснил Мехмед. — Профэссия такой. Вдруг открылась дверь, и ее знакомые два стражника завели в кабинет двух девушек: одна была черноволосая, высокая и стройная, как супермодель, а вторая, пониже ростом — Ирина! — Иринка! — воскликнула Надежда. — Это она… Ирынка? А гдэ тогда Гульнур? — удивился хозяин. — Надежда Владимировна! — Ирина, разрыдавшись, бросилась к своей покровительнице, но высокий чернявый мужчина, который вошел в кабинет вслед за девушками, грубо оторвал ее от Устиновой. — Замолчи! — крикнул он на чистейшем русском языке и толкнул Иру в сторону дивана. — Шалава придурочная! Сядьте-ка на диван обе! Ирина перестала плакать, робко, как испуганный воробышек, уселась на краешек дивана. Черноволосая девушка грациозно опустилась рядом, эффектно закинув ногу на ногу. «Так сидит, как будто ее этому специально учили!» — подумала Надежда. — Костя, как, это Ирына? А почыму я ны знаю? — возмущался Мехмед. — А гдэ тогда Гульнур? — Да она и есть Гульнур, — отмахнулся от него чернявый мужчина, которого турок назвал Костей, — мы ее в мусульманки запишем, и будет Гульнур! — противно осклабился он. — Костя, говоры понятно! Гдэ Гульнур, а гдэ Ирына? Получается, что у тэбя два дэвушька? — Да она Ирина, а по паспорту — Гульнур! Одна и та же девка. — По чей паспорту — Гульнур? По чужой паспорту? — не унимался Мехмед. — По чужой, по чужой! — подтвердил Костя, передразнивая хозяина притона. — А зачем по чужой паспорту сюда вызешь? Мнэ зачем такой ныпонятный вопросы? Ныприятности мнэ зачем? Мнэ своих мало? Да? Полыция прыходит, спрашивает! А? — повысив голос, возмущался Мехмед. — Докумэнт… этот… правыть ны успываю… Надежда присмотрелась к мужчине, который пришел с девушками. Лет сорока — сорока пяти, похож на Джеки Чана, только длинные черные волосы с легкой проседью собраны в пучок. «Китаец! Константин Харитонович Ли. Это он, — поняла Надя, — только ростом повыше, чем мне представлялось». — Это вы, что ли, за Ириной пожаловали, мадам? — спросил делец, бесцеремонно разглядывая женщину. — Ух ты, смелая какая! Дура еще одна! Из ментовки, что ли? Засланная? — Не твое дело, сволочь, — спокойно ответила Надежда. — Ну, не в твоем положении такой базар вести, — усмехнулся Китаец, больно схватив ее за локоть. — Разговорчивая, что ли? Смелая? Права качать будешь? Надежда безуспешно пыталась освободиться. — Мехмед, а ее обшмонали хоть? Вдруг у нее камера… или другие ментовские штучки…