— И разве ты сможешь просто прозябать в покое и бездействии, отдыхая где-нибудь у тихой речки? — спросил Игорь. — Не сможешь! — убежденно ответил он на свой же вопрос. — Жизнь — это борьба, а борьба — это жизнь. Во всяком случае — для таких ненормальных, как мы! — Почему — ненормальных-то? — поинтересовался кто-то. — Политическая активность, особенно безрезультатная в течение долгого времени — это, наверное, одна из форм проявления психического нездоровья, — пояснил Игорь, смеясь. — Говоря медицинским языком — диагноз, — послышался голос Сереги. — Правильно, коллега! — согласился Игорь. — А что, и правда, займись чем-нибудь другим, Надежда! Нечего от нашей партии ждать, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал Евгений, — постоянного лидера нет — ну какая мы партия?.. Меняем руководителей, как перчатки… продаемся за копейку… Действительно, лидера у партии в настоящий момент не было, и за право возглавить ее боролись сейчас два средней руки политика, пришедшие со стороны и вряд ли разделяющие взгляды партийцев, а скорее всего — не имеющие об этих взглядах ни малейшего представления. Особых симпатий ни один, ни другой из претендентов не вызывали. — Или уж найти бы олигарха, чтоб с денежками! Если продаваться — то за дорого, — продолжал излагать мысль Евгений. — И с какими лозунгами мы за эти денежки на выборы пойдем? — попытался акцентировать наболевший вопрос Герман. — Какие олигарх подскажет? — А сейчас мы — с какими пойдем? Думаете, нам эти господа свои мелкобуржуазные идейки не постараются навязать? — возразил Игорь. — Или мы денежками попользуемся, а их кинем? — А кто нам помешает излагать наши собственные взгляды и отстаивать свою собственную позицию? — Виктор Николаевич удивленно поднял густые брови. Ему отстаивать собственную позицию никогда и ничто не могло помешать. — Мы олигархам и не нужны! Они свои партии создают, чтобы прежняя идеология не мешала… и чтобы призраки прежних лидеров не путались… под ногами, — заметила Надежда. — Ну, так и будем прозябать… на отшибе… За копейку успешную предвыборную кампанию не проведешь, — заключил Евгений. — Почему идеология партии должна зависеть от финансирования? Деньги и идеологию путать нельзя! Как говорил один известный всем нам политик: «Мухи — отдельно, котлеты — отдельно». — Герман улыбнулся, вспоминая «известного политика», которому принадлежала эта фраза, и то время, когда все только начиналось… — Если уж кто-то идет к нам в лидеры, то пусть соглашается на наши условия, — как-то не очень уверенно сказала Надежда. — Ну да! Как же! Будет содержать партию и при этом соглашаться «на наши условия»! — усмехнулся Виктор Николаевич. — Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, как говаривал другой известный нам политик. — Или уж оставаться без лидера и прозябать в бездействии, сохраняясь только юридически… но тогда… разве это партия? — И что же мы в таком случае здесь делаем? — спросил Евгений, зная ответ на вопрос. — А в партии мы только потому, что она наша. Потому что мы сами ее создали. Никто нас в нее не тянул и на партсобрания за шкирку не таскал, — ответил Игорь. — И идеологию никто нам не навязывал. Наша идеология — это наши собственные представления о гражданском обществе. И мы не хотим, чтобы эта НАША партия просто взяла и исчезла, — озвучил общее мнение Виктор Николаевич. — Вот именно, — согласился Евгений, — так что… возьмем мы агитационные материалы и будем их у себя в регионах распространять! — Все так, — согласился Герман, — только коренным образом влиять на ситуацию мы вряд ли сможем. — Но ведь как-то… за державу обидно… как говорил знакомый нам политик, — тихо сказала Надежда, — земля ему пухом… Партийцы загрустили… За соседним столиком шел разговор о смысле жизни, о любви и справедливости… — В суть жизни изначально закладывается способность жертвовать собой, то есть любовь! — говорил новосибирец Владимир. — Жизнь без любви вообще невозможна! — послышался голос Валерия. — Но любовь и справедливость — понятия часто несовместимые. Любовь во всем выделяет кого-то одного, а справедливость предполагает, что все равны, — рассуждал сибиряк. — Валера, а почитай свои стихи, — попросила Раечка, — что-нибудь из новенького… …Кто захочет узнать, Как мы жили и чем, Пусть откроет тетрадь И начнет свой запев, — продекламировал Валерий. В кафе стало тихо: все прислушивались к голосу товарища… — Издавать собираешься? — спросил Виктор Петрович. — Не знаю еще, — неуверенно ответил начинающий поэт… Откуда-то донеслась песня: …Таганка, все ночи полные огня, Таганка, зачем сгубила ты меня… — Для кого-то — Таганка, а для нас — Полтавка, — засмеялся Андрей, который состоял в партии всю свою сознательную жизнь. Центральный штаб партии, с самого ее учреждения и по сей день, находился на улице Полтавской, или, как говорили партийцы, «на Полтавке». Даже газета, которую эпизодически выпускало это сообщество единомышленников, была ими любовно названа «Полтавкой»… — «Полтавка, я твой бессменный арестант…» — поддержали, оживившись, друзья-соратники. — Автор текста на нас не обидится? — спросил кто-то. — Он нас простит, — ответили ему. — Мы же — со всем уважением… Посидели еще немного. Звучала негромкая музыка, слышались знакомые, такие родные голоса друзей. — Ой, ребята, как с вами хорошо! Но… пора на отдых, — сказала Надя, — завтра трудный день. — Надежда Владимировна, ну давайте посидим еще немножко! — совсем по-детски заканючила Ирина. — Пойдем, пойдем! Поздно уже! — тоном строгой мамаши возразила та. — А что, Надя, в твоем отделении, я слышал, жесткая дисциплина? У тебя не забалуешь? Ты, демократка до мозга костей, практикуешь авторитарный стиль руководства? — смеясь, спросил Игорь. — Ну и правильно, — поддержал Надежду Виктор Петрович, — мы — партия демократическая по идеологии, но внутри отделения не может быть никакой демократии! Иначе — разброд и шатания! — Так что, Надежда Владимировна, значит, у тебя шаг вправо — шаг влево — расстрел? — не успокаивался Игорь. — Диктаторские у тебя замашки, Надежда! — Клевета это все! Просто у меня в отделении все разделяют мое мнение, и не бывает никаких шагов ни вправо, ни влево, — засмеялась Устинова, — правда, Ирина? — нарочито грозным тоном спросила она. — Да-а, — как-то неуверенно ответила та. — Ну, пойдем тогда! — Надюша, правда, посидели бы еще немножко, — попытался уговорить ее Виктор Николаевич, — так давно не виделись! — Нечего молоденькой девчонке в такое позднее время в кафешке засиживаться, — ответила она тихо, — да и в нашем родном городе уже два часа ночи! Попрощавшись, Надежда с Ириной отправились в свой номер. Глава 2 Собираясь на заседание съезда, Надежда критически оглядела свое отражение в зеркале. Женщина довольно привлекательной наружности, она вовсе не мнила себя красавицей. Получив в подарок от природы рыжий цвет волос, в детстве Надя комплексовала, в юности — смирилась, а теперь и вовсе гордилась своей особенностью. Черты собственного лица казались ей недостаточно выразительными, но этот — по ее мнению — недостаток она умело устраняла с помощью косметики. Слыша комплименты от мужчин, Надежда отшучивалась: «Если очень постараться, то есть на что посмотреть!» Сама же она к своей внешности относилась крайне критично, а идеалами женской красоты всегда считала Мерилин Монро и Мишель Мерсье, ни на одну из которых ни капельки не походила. Как последний штрих к облику, брызнула каплю любимых на сегодняшний день французских духов «Жасмин» от Estee Lauder. Этот аромат, как ей объяснили в специализированном бутике, предназначался для использования деловыми женщинами в течение дня. Надежда не относила себя к числу «деловых женщин», считая таковыми исключительно бизнес-леди, но духами охотно пользовалась.