— Аральская оспа, сибирская язва, чума… — Он вздохнул: — Но, если так, то рискну вас успокоить. Все эти патогены мы также очень плотно изучаем. И у нас достаточно способов быстро выделить нужное количество вакцины, чтобы организовать противоэпидемиологические мероприятия. Пандемия ковида неплохо натренировала медперсонал, да и сами граждане волей-неволей стали более внимательными к своему здоровью. А генетический страх легко подскажет гражданам, что от этой вакцинации уклоняться не стоит. Заметив насмешливый взгляд Анны, он замолчал. — В том-то и дело, что мы не знаем направление мутации этих бактерий. Они стали более устойчивыми? Быстрее размножаются? У них увеличен или уменьшен инкубационный период? По нашим сведениям в распоряжении Ирины как раз и оказались такие данные. — Откуда? — Это еще предстоит установить. Но незадолго до появления в вашем коттеджном поселке, она приходила в Управление и сообщила, что располагает этими данными. И назвала лабораторию, в которой произошла утечка. Но подробности сотрудник не смог выяснить — Ирина отказалась говорить по телефону, а на встречу не пришла. Долин задумался. — Если речь о биооружии, то за этим могут стоять или очень крупные частные военные корпорации, или сильные криминальные группировки, или даже целые государства. В любом случае, это очень большие деньги и почти неограниченные возможности, Ирина очень рисковала, объявившись в вашей конторе. — Она работала с этим проектом нелегально. Раскрыть свое участие в нем — значит не только потерять работу, можно и оказаться за решеткой. То, что Ирина пришла несмотря на все это, говорит о том, что она посчитала угрозу реальной и вред существенным. И значит, у нас есть повод для беспокойства. — Поэтому вам так важно выяснить умысел нападавшего — хотел ли он прикончить или обокрасть меня, или охотился за Ириной? — Совершенно верно. Мы надеемся, что сможем выйти на заказчиков разработки. Девушка сняла очки, небрежно бросила их на тумбочку. Долин догадался — очки нужны ей для образа, действительно плохо видящие люди так с очками не поступают. Да и в ФСБ вряд ли бы держали человека с плохим зрением. Тем временем Анна убрала ноутбук в сумку, перебралась на подушку и укрылась одеялом. Алексей продолжал наблюдать за ней: — Но могло случиться и так, что целью преступников был именно я — в Европе у «БиоТеха» крупнейшие производственные мощности, и мы также ведем исследования этой группы патогенов. Если цель ваших злоумышленников размножить бактерию или вирус и активировать его, то кустарным способом этого не добиться. Возможно, задачей Ирины было вывести этих людей на меня, а там — угрозами или шантажом заставить меня на них работать. — В этой связи ваше знакомство с Натаном Алексиевичем выглядит тем более странным. И переданный им пакет, который затем похитили из вашей спальни. Знаете, я даже думаю, а не использовали ли вас как курьера? Алексей почувствовал укол раздражения: — В каком смысле? — В том, что Натан знал, что за ним следят. Что, если ему нужно было передать Ирине свою часть исследований. Вот он и вышел на вас. Вы спокойно перевезли данные, а Ирине осталось только зайти в ваш дом и забрать их. — Но что-то пошло не так, верно? — Что-то пошло не так, вы правы… Нам нужен тот, кто проник в ваш дом. — При таком раскладе, я не уверен, что он все еще жив — ставки больно высоки, а ошибок такие организации не прощают. Анна закрыла глаза: — Это мы в скором времени узнаем… А сейчас, Алексей Максимович, давайте спать? И, глубоко вздохнув, она тут же заснула. Долин не поверил своим глазам — вот только что работала, разговаривала, мгновение — и уже спит. Он прислушался — дыхание ровное, глубокое. Пригляделся — ресницы не дрожат. — Аннет, — тихо позвал он. Девушка не пошевелилась. Алексей, встав на четвереньки, наклонился к ее лицу. Но та в самом деле спала. — Невероятно… Он огляделся: сон как рукой сняло, мысли цеплялись за слова, сказанные Анной. Истории об исчезновении каких-то образцов из лабораторий он слышит регулярно — большей частью слухи и сплетни. Все-таки это очень узкоспециализированное направление науки, его разработки для широкой публики сродни магии и взмаху волшебной палочки. А потому все, что выглядит хоть как-то подозрительно, вызывает тревогу и, как следствие, страх — хтонический и безрассудный. Сродни боязни высоты или другой фобии. То, что мы не понимаем, нас пугает. А страх — лучшее оружие. Он сковывает разум и позволяет манипулировать. Поэтому слухам об утечках биоагентов, смертельно опасных вирусов и микроорганизмов, специально созданных, чтобы убивать, он не верил. Но информация от Аннет все-таки могла оказаться правдой — не стало бы ФСБ затевать все это только из-за очередной «утки». Значит, что-то было. И хорошо бы знать, что именно похищено — тут Алексей был согласен с Анной. Долин встал с постели, прошел в ванную и все-таки надел халат. Взглянув еще раз на мирно спящую девушку, он вышел в коридор. Спустившись в кабинет, включил компьютер, просмотрел дневную почту. Сделал несколько распоряжений и предупредил секретаря, чтобы перенесла завтрашние встречи. Он не знал ни страну, в которой произошла утечка, ни точного времени, поэтому выяснить какие-то подробности не мог. Но в окружении Долина был один человек, который мог находиться в курсе. Алексей посмотрел на часы и набрал номер — он не сомневался, что на другом конце города не спят. После второго гудка трубку, действительно, сняли. — Раиса Викторовна, я знал, что вы не спите. — Так отчет готовлю… На конференцию. А вот вы отчего не в постели — это вопрос. — Женщина, судя по интонации, улыбалась. Долин легко представил, как пожилая дама откинулась на спинку офисного кресла, стянула с переносицы очки и привычным жестом потерла глаза. — Да так, мысли мучают. Раиса Викторовна, вы много знаете в бывших союзных республиках лабораторий, которые занимаются старыми, проверенными заразами вроде оспы, чумы или сибирской язвы? — Так почти все и занимаются… У нас самая серьезная научная база была по этим патогенам; американцы, как Союз рухнул, сразу к разработкам потянулись… — Да-да, я помню. Так есть работающие сейчас лаборатории? В том смысле — исследования в них до сих пор ведутся? — Ну в них или в других, но ведутся, конечно. И по этим, и по другим патогенам. — Раиса Викторовна говорила спокойно, обстоятельно, словно вела семинар у студентов. Алексей давно понял, что к нему пожилая ученая относится скорее как к воспитаннику, чем к коллеге. — А есть те, кто, по слухам, занимается ими как биоагентами… Последовала долгая пауза. — Алексей Максимович, вы зачем об этом в ночи спрашиваете-то? Долин прикинул, что можно сказать, а за что Аннет ему голову откусит. Раиса Викторовна усмехнулась, не дождавшись ответа, проговорила: — Ну вот смотрите, Алексей Максимович… Я не бабка на завалинке, я сплетни и слухи не собираю. Поэтому могу говорить только о тех лабораториях, в которых такие разработки точно идут. Сразу после распада СССР в США начала функционировать известная вам программа Нанна-Лугара, «Совместное уменьшение угрозы»[4]. Официально, как вы знаете, американцы обязались оказывать специалистам в бывших союзных республиках помощь в утилизации оружия массового поражения. Под этим соусом они активно внедрялись не только в аппараты управления наших лабораторий, но и получили доступ ко всем разработкам. А вам прекрасно известно, что в Советском Союзе, как и в ряде других стран, проводились исследования в области биологического и бактериологического оружия. Программа Нанна-Лугара была нацелена на ядерное оружие, об этом говорилось довольно часто. Но не только на него, и об этом говорилось только в очень узких кругах. Фактически, программа установила американский контроль над биоарсеналами в СНГ: в Украине более 25 биолабораторий, в Грузии печально известен центр Лугара, пациенты которого после «лечения» умирали, такие лаборатории есть в Таджикистане, Армении, Азербайджане, Молдавии, Казахстане. Армения озвучила свое намерение обеспечить российским специалистам доступ в американские лаборатории на территории республики. Но обещать не значит жениться, верно? Долин молчал. Выходило, что неизвестный биоагент мог исчезнуть из любой из этих лабораторий. Раиса Викторовна помолчала. — Понимаете, Алексей Максимович, все эти исследования идут под флагом демилитаризации, но, скажите, зачем Центру Лугара, расположенному в нескольких километрах от Тбилиси, оборудование для распыления патогенов? Зачем сотрудникам украинского Научно-технологического центра дипломатический иммунитет? Все эти истории всегда дурно пахнут… — И насколько часто случаются утечки? — Да постоянно. Как вскрыли центр Лугара? В Краснодаре и Абхазии была вспышка конго-крымской лихорадки[5]. На Украине были вспышки холеры и гепатита А… Что-то такое происходит постоянно, Алексей Максимович. — А вы не слышали, в последние несколько месяцев были какие-то ЧП? Римма Викторовна вздохнула: — Ой, даже не знаю, что вам сказать… Здесь больше конспирологии, чем фактов — такие случаи тщательно скрываются, а если и вскрываются, то в ходе расследования уже случившихся эпидемий, постфактум. Вот если у нас где-то что-то полыхнет, мы с вами это непременно узнаем. — А может… полыхнуть? — Часть уважаемых ученых утверждает, что ковид занесен в человеческую популяцию из лаборатории. Да, я знаю, что вы мне скажете, и мне это известно тоже — другая часть не менее уважаемых ученых настаивает на его естественном происхождении. Но тут надо понимать, что признать утечку — это очень серьезный дипломатический скандал. Проще всего списать на «самострел» — в Ухане действует военная биолаборатория, и они там тоже не лютики-цветочки высаживают, это все понимают и пытаются давить именно на это… Но не забывайте о биолабораториях в Казахстане, в непосредственной близости от границы с Китаем. А еще учтите протяженность их общей границы — тысяча семьсот километров. Так что теоретически, как вы видите, полыхнуть может, если будет достаточно надежный способ распространения биоагента. «А это как раз и изложено в технической документации», — отметил про себя Долин. * * * Неприметный мужчина медленно брел вдоль проспекта, то и дело останавливаясь перед витринами. Со стороны могло показаться, что он что-то ищет. На самом деле начищенные до зеркального блеска витрины могли служить прекрасными зеркалами, позволяющими увидеть, кто за тобой идет. В последний год это вошло у него в привычку. Он уже сам не понимал, зачем ввязался в эту историю — денег ему и так хватало, славы он не нашел и теперь вряд ли найдет. Можно было бы сбежать из страны, но кому он нужен там, за бугром? Мало кто понимает, что иностранные «партнеры» щедры только до тех пор, пока ты востребован дома, на родине. Как только что-то меняется, флер исчезает, а с ним и все ассигнования. Он этим наелся сполна. Закрытие программы. Вызов в ФСБ, постоянное наблюдение и прослушка — искали его связь с «Либертариумом». Черт его знает, как ему еще удавалось оставаться на свободе. Может, потому, что фсбэшники думали: он полезнее на воле, на него кто-то выйдет и выведет на более крупную рыбу. Но он-то знал, что уже никто не свяжется с ним. Он — отработанный материал, его даже убивать незачем. Поэтому он так отчаянно искал встречи с Долиным — надеялся, что это изменит status quo. Но ничего не происходило.