Бостон – Сегодня утром подтвердилась информация о смерти всемирно известного фотографа Чейза Холла. Официальная версия – самоубийство. По нашим сведениям, в ночь с десятого на одиннадцатое октября Чейз Холл спрыгнул с девятнадцатого этажа своей квартиры, расположенной на углу второй авеню и двадцать второй стрит. По предварительным данным, в крови фотографа была обнаружена смертельная доза наркотического вещества. Следствие продолжается. Мы будем держать вас в курсе… Я отключаю телевизор и бросаю уставший взгляд на Эзру. За последние несколько месяцев я изрядно вымотался. – Ты должен мне пятьдесят баксов, – хмыкает отец, продолжая варить кофе. – Я же говорил, что это ссыкло самовыпилится. Нам же лучше. И отец прав, но я не рад. Я хотел придушить Чейза собственными руками. Хотел видеть, как он борется, как делает последний вдох, как жизнь потухает в его глазах. Этот сукин сын не заслужил такого легкого конца. Он должен был мучиться и молить о смерти. И только тогда я бы сжалился и подарил ему вечную «свободу». – Он сдал своих. Выложил нам все нужные имена, стоило только надавить, – Эзра будто чувствует мои мысли и, протягивая мне чашку кофе, продолжает: – Благодаря Чейзу мы вычислили одну из крупнейших ныне существующих мафий. За три года повязали десятки их людей. Здесь, в Италии, и в Америке. А теперь ответь: как ты думаешь, мучился ли Чейз перед смертью? – Недостаточно, – сжимаю челюсть. –Ядолжен был прикончить его. – Хотел его кровь на свои руках? Это не так круто, как звучит, Бостон. Спроси у своего отца Шейна. Я отворачиваюсь и втягиваю в себя воздух, наблюдая за тюлем, который гоняет теплый итальянский ветер. В доме Эзры и Серены царит умиротворение. Здесь тепло и уютно. Здесь любят, поддерживают, лечат раны. Но не склеивают сердце. Увы, не склеивают. Мое вдребезги до сих пор. Как разбилось три года назад, так и не срослось. Думал, что, когда разберусь с Чейзом, станет легче. Не стало. Не срослось там, в груди, ни одно звено. Но этот мудак получил свое. Теперь он стерт с лица земли. И я сделаю так, чтобы о нем никто никогда не вспомнил. Как сделал он с моей Кендалл. Кендалл. Три года тишины. Три года с того самого дня, когда исчезла и она. Скандал был сумасшедший. Ее провокационные фотографии и видео блуждали по интернету целый год. Она молчала. Заблокировала все свои социальные сети и пропала. До сих пор никто не знает, где она. Поначалу ее исчезновение связывали со всплывшими фото. Будто она решила залечь на дно, пока не утихнет скандал с порно-видео. Ждет, говорили, когда все забудут. И забыли. Мы с Эзрой приложили к этому не мало усилий. Позже на смену сенсационной истории Кендалл пришли десятки других. Личных. Мерзких. Люди ведь любят копаться в чужом грязном белье. Особенно, если это белье стоит триста пятьдесят баксов. Я уже год ничего не слышал о Кендалл. Через Эзру или Серену узнавать бесполезно – семейство Фрай закрылось и от них. Они закрылись ото всех. Приняли мощную волну СМИ, оттолкнули ее и будто невидимыми стали. Тот случай с репутацией Кендалл пошатнул всех. А несчастный случай, при котором Кендалл едва не погибла, добил. Убил и меня. Не помню, что я делал первый год. Если бы не Эзра, я бы свел счеты с жизнью, клянусь. Я был близок. Когда Эзра приехал за мной, я был в невменяемом состоянии. Я бросил все. Просрал все. Я хотел сдохнуть. А какая мне жизнь без нее? Я потерял смысл. Эзра ненадолго его вернул. Он напомнил, что нужно отомстить. Есть кому. И мы сделали. Мы проделали колоссальную работу. Мы выпотрошили Чейза, вынули из него все, что нам было нужно, а болтливых не любит никто. «Суицид» – говорят СМИ. «Спасение» – говорю я. Этот мудак спас свою задницу от бо́льших мук. Те люди, с которыми он работал, сняли бы с него живьем скальп. И он это знал. Поэтому выбрал самый легкий выход – в окно. – Доброе утро, милый, – Серена входит на кухню в белых стильных брюках от Gucci и полупрозрачной широкой блузке в цвет ее синих глаз. Она обнимает меня за плечи, улыбается и целует в щеку. – Хорошо спал? – приглаживает мою отросшую челку. – Нормально. Хотя бы смог вздремнуть. – Бостон, тебе не мешало бы побриться, – хмурится Серена, проводя ладонью по моей щеке. – Выглядишь, как Эзра. Только татуировок не хватает. – Ты что-то имеешь против потрясающих татуировок на моем сексуальном теле? – вмешивается Эзра и смеряет свою жену пристальным взглядом. – Ему не идет, – фыркает Серена. – Спасибо, Панда, – усмехаюсь я, за что получаю шлепок по плечу. – Засранец, – она выхватывает чашку из моих рук и отхлебывает. – М-м-м… Вкусно. Ладно, хорошего вам дня, Ноты. Мы с И́тали едем в город. – А поцеловать своего восхитительного мужа? – наигранно возмущается Эзра. – Иначе мне придется пустить в ход свое сексуальное татуированное тело. Серена усмехается, разворачивается у двери и возвращается к нему в объятия. – Больше, чем ад, – едва слышно шепчет она между поцелуем. И так происходит всегда перед разлукой. Даже если Серена просто уезжает в магазин. Они прощаются будто на век. А я прощаюсь всегда на три года. Три гребаных года, за которые мое существование так и не обрело смысл. – Ну что? – Эзра обращается ко мне, когда Серена выходит на террасу. – Мы сегодня вдвоем? Как насчет того, чтобы продегустировать наше новое вино? – Вино? С каких пор ты пьешь вино? – усмехаюсь я. – Хрен с тобой. Возьмем с собой виски. *** Мы проходимся вдоль виноградников. Скоро закончится сбор урожая красных сортов для десертных вин. Эзра в клетчатой рубашке с закатанными рукавами и я в черной футболке. Уже октябрь, но здесь еще греет солнце. Италия удивительная страна. Здесь хорошо душе. Но… – Я возвращаюсь в Бостон, – делаю глоток из горла бутылки ви́ски и не смотрю на отца. – Тебе нельзя приближаться к ней. – У нее завтра день рождения. Я хочу ее увидеть. – Бостон… – Эзра притормаживает и кладет руку мне на плечо. – Ей только недавно дали покой. Все только улеглось. А смерть Чейза может снова поднять суету вокруг Кендалл. Не усугубляй. Еще не время возвращаться. – Я должен увидеть ее. Прошло три года… – Еще действует судебный запрет. – Плевать. – Юджин не подпустит тебя. – Заберусь к ней в окно. Уже проходили. – Я даже Стен не уговорю. Она почти не общается со мной. – Пап, а если бы это была Серена? Если бы с ней тебе запрещали видеться? – Ее бы у меня никто не отнял, – без промедления отвечает Эзра. – Вот и Кендалл у меня никто не посмеет отнять. Я люблю ее. И больше не могу без нее жить. Я ждал три года, как и она ждала меня раньше. И тогда она вернулась за мной в Бостон. Пришло время мне вернуться за ней. И даже если она не захочет меня видеть, даже если больше не любит… Пусть скажет мне в глаза. Не могу больше терпеть. Она мое все, понимаешь? – Понимаю, – рука Эзры на моем плече ослабляется. Он хлопает меня, а потом обнимает. Сильно. Отчаянно. Как отец обнимает сына. – Я рядом всегда, ты же знаешь? – Знаю. – И Серена. Она любит тебя, как родного сына. – Знаю. Я прожил у вас два года. И мне кажется, она любит меня даже больше, чем тебя. – Эй, – получаю слабый удар под дых. – Не смей так говорить. Я же эгоистичный мудак, забыл? Любовь моей женщины предназначена только мне. – Это ты так думаешь, – усмехаюсь я и ударяю Эзру в ответ.