– Вот, почему ты имя своё не называл… – едва шевеля побелевшими губами, произнесла Любомира. – Нет у меня имени. Змей я. – Так, значит, это ты – нечисть, которую боятся? Значит, это ты… И в озеро тоже ты завлекаешь? А говорил, не обидишь. Вреда никому не причинишь. Я поверила. Как могла – поверить тебе, отродью змеиному?! – Не врал я, любушка! Не говорил только что змей я. Напугать боялся. Змей шагнул было к девушке, обнять хотел – отпрянула. В глазах такой ужас увидал, что руки опустил. – Не подходи. Не подходи ко мне, – а саму трясёт, словно это она в озере побывала. – Всё не так! Погоди! Не я зло… – Верила, – прошептала Любомира. – Отца-мать оставить хотела. Всё ради тебя, всё… Слёзы потекли по щекам, несколько шагов назад сделала, развернулась круто и понеслась прочь, не разбирая дороги. Змей Любомире вслед смотрел, пока та с глаз не скрылась. Хотел за ней броситься да не посмел. Оглянулся на лежащую Стасю, сплюнул с досады. Обернулся тварью крылатой и, подхватив девку когтями, отнёс да на дороге оставил. Не знал, что Стаська давно очнулась. А та, только крыльев шум затих, подхватилась – как раз кто-то из деревенских мимо ехал. На беду, успел углядеть змея вдали. Как ни уговаривала Стаська молчать, мол, померещилось! Ни в какую. Ты, говорит, слова мои подтвердишь, а то не поверят. В деревне мужик, от страха трясясь, каждому встречному рассказывал, что змея видел крылатого. Смеялись все, говорили, пьян, мол. Нет, не пьян! Рубаху на себе рвал: – Правду говорю! Ну скажи хоть ты, – на Стасю кивал. – Привиделось всё тебе, – отвечала девка. А сама только о змее и думает. Ой, как хорош, ой как быть с ним хочется! Аж внутри все пламенеет, неймётся совсем. Да только у одного из охотников язык развязался. Подтвердил мужичок, что тоже змея в лесу видал. Крылатого да четырёхлапого. Как утро занялось, пошла Стася по лесу шастать, в надежде змея повстречать. День искала, два, семь дней подряд бродила, высматривала, – нет никого! Как сквозь землю провалился ирод проклятый. Не было сил ждать, не было мочи терпеть! Сейчас, сразу хотела получить парня Любомиркиного. Хоть и не парень он вовсе. Потому ещё желаннее. Тем временем в озере ещё один мужик утоп. А Любомира дома сидит, на свет белый не показывается. Почернела с тоски да с горя, с лица сошла. По ночам снова за околицу хаживать стала. Вот Стаська и подслушала разговор ночной. Ветром змей оборачивался, вился вокруг девицы. Прийти звал, поговорить. Тут, мол, не с руки – вдруг кто увидит, выйдет… А там – тихо и спокойно, в лесу-то, никто не помешает. Мол, объясниться надо. Говорил, что дороже Любомиры для него никого нет, ну а то, что змей он – так не виноват же, уродился таким. И тогда, давненечко, случайно у озера оказался, когда тонула Любомира, да и остался в этих местах жить. А русалки сами появились, эта нечисть ни у кого не спрашивает, заводится, где вздумается. Он же, наоборот, ярость их сдерживает – кабы не он, русалки в деревню пришли бы да съели всех заживо. Хотела верить Любомира и не верила, да отвечала: – Не пойду, уйди, сгинь! Не приходи больше. И место наше тайное забудь, где встречались мы, то, что от озера недалеко. Как я забыла, так и ты забудь, змеюка окаянный! Стася змеевых слов не слыхала, потому как ни слышать, ни видеть его не могла. А вот Любомирины слова про место заповедное запомнила. Прогоняла Любомира змея любимого, а у самой сердце на кусочки разрывалось: так бы и кинулась к нему, показаться попросила, так бы и пошла за ним, куда глаза глядят. – Не приходи больше. Не люб ты мне!.. – выкрикнула, а в горле перехватило, слова застряли – словно ножи острые, ни сказать ничего, ни звука выдавить. Еле прошептала: – Не приходи. Да только значило это: придёшь ещё раз – всё брошу да с тобой уйду. Ушёл змей. Но на место заповедное всё равно приходил, то, что с озером рядом. Каждый день приходил, всё надеялся, что Любомира появится. – Зме-е-ей, – как-то голос сладкий послышался. – Подойди, господин наш. Хмурясь, подошел змей к берегу. – Чего тебе, окаянная? Вперед выплыла, к самому берегу подобралась русалка, видать, главная в стае. Крупнее, и волосы зеленее, и кожа белее да и покрасивее. Остальные поодаль держатся, хвостами в воде нетерпеливо поводят да глаза поднять бояться. – Голодны мы, хозяин. Разреши мяском да душенькой попотчеваться! – Велел не трогать. Хоть и не хозяин я вам. Не троньте, не то!.. – А они ж сами приходят, – облизнулась острым чёрным язычком русалка. – Те, кому белый свет не мил или совсем на земле делать нечего. Мы только зовём. Если слышат – приходят. Путников неудалых тоже забираем, что ж мы от свежего мясца да от душеньки откажемся? – Твари злобные, – в сердцах плюнул змей, прямо в воду с русалкой рядышком. Зашипела девка озёрная, оскалилась: – Всё по человечччке сохххнешшшь!.. – Тебе ли дело? – рявкнул змей, а глаза огнем стальным сверкают, прожечь насквозь хотят. Так и кажется – задымится сейчас мокрая девица с рыбьим хвостом: огонь да вода в битве сошлись. – Зачем тебе человеческая, возьми из нас любую – смотри, одна другой краше. Да и жить тебе с нами полегче будет. Всё для тебя сделаем. Хочешь – утопим, убьём, на кусочки разорвём. Хочешь – заживо съедим… Руки тонкие протянула, за сапог ухватилась. Брезгливо глянул змей, ногу из цепких рук высвобождая. – Я сказал – не трогать!.. И так уже ослушались! Из деревни никого не дам больше! – А уж как ублажить сможем… Ни одной человечьей девке не суметь… – Ишь, разошлась, дрянь озёрная! Вон, – в сердцах ногой оттолкнул. – На себя посмотри, – огрызнулась русалка. – Думаешь, змеиное нутро за красотой человечьей не видать? Совсем разозлился змей. Перекинулся, тварью крылатой обратился. Зло рычит, на русалку наступает. Глаза огнём стальным пылают. – Не боюсь я тебя, – говорит нечисть озёрная. А у самой страх в глазах плещется. Не выдержала взгляда змеиного, развернулась круто, хвостом ударила сильно да водой змея обдала. Уплыла, товарок с собой позвала. На дно ушли, обиженные да голодные. Стася всё думу думала, как к змею подобраться. Ничего другого не пришло в голову, как Любомирой прикинуться. Пошла к знахарке, в ноги повалилась. – Сделай меня Любомирой хоть на день! Хоть на час, сделай! – Что дашь взамен? – без обиняков спросила та. – Не знаю… Что обычно дают? – Кто что. Каждый по-разному. – Всё отдам! – горячо отвечала. – Так уж всё, – недобро усмехнулась травница-колдунья. – А впрочем… Стребую с тебя должок, как срок придёт. – Согласна! – Только крови мне своей дашь. Но помни – что кровью начато, то на крови и закончится. Согласна? На всё согласна была Стася. На всё! Только не ведала, что такой силой знахарка обладает. Знамо дело, боялись её да стороной хату обходили, не трогали. Выпила зелье гадкое Стаська и вмиг в Любомиру обратилась. Волосы стали гуще и тяжелой косой за спину опустились. Талия – стройнее, сарафан повис мешком. Ведьма протянула ей мутное зеркало: глянула в него девка и засмеялась. Любомира на неё смотрела, красивая, как всегда, только глаза светились иначе. Злом светились да завистью. Змей на том же месте ждал, на тайном месте у озера. Ждал, как и каждый день до этого, нервно веточку ломая, когда показалась перед ним Стася-Любомира. Обезумел от радости, в охапку сгрёб: – Пришла моя любушка… Да в губы нежные поцеловал. А Любомира сама бежала к змею ненаглядному. Не выдержало разлуки сердце девичье, безразлично, кто он – змей ли, человек, лишь бы рядом был. Лишь бы в губы целовал да руки не отпускал. Лишь бы… Хрустнула ветка под ногой, охнула девица. На месте, только двоим им и ведомом, обнимал да целовал змей другую.