— Тогда дай мне руку и подумай о тех, кто убил твоих родителей. Клыки герра Отто впились в вену на кисти Пшебжинского, тот вскрикнул, но не от боли, а от изумления, и лица убийц матери и отца встали перед ним, как на фотокарточке. По запястью прошелся теплый язык, Вернер поднял голову и отпустил руку Яна. — Отлично, теперь я знаю, как они выглядят. И даже порадую тебя тем, что знаю их. Один уже мертв — неаккуратно делал свою работу, и его убили ваши, орденские. А девица живет и процветает, так же, как и второй парень. Правда, он один из ближайших прислужников правителя Средиземноморья, Константина, но я обещаю тебе, что доберусь до него. — А как я узнаю, что вы мне не соврали? — дерзко поинтересовался Ян, сжимая левой рукой пострадавшую кисть правой. Вернер пожал плечами: — Мне нет смысла тебе врать, но, раз уж ты такой недоверчивый, пришлю тебе фотоотчет. Иди-ка, постой вон там под деревом, пока мы с Деметром переговорим о том, что тебя не касается. Ян, пошатываясь, как пьяный, отошел, посмотрел на руку, на которой не было и следа укуса, и сполз по стволу дерева. Ноги его не держали. Часть двадцать седьмая В которой герои размышляют и принимают решения Солнце светило прямо на подушку, на которой спала Ада. Девушка поморщилась, попыталась отодвинуться, но яркий луч упорно преследовал ее. Мисс Гордон потерла глаза, посмотрела, щурясь, в сторону окна. Ну, конечно, вчера она не задернула толком шторы, и теперь ранняя побудка была обеспечена солнечным утром. Ада потянулась, спустила ноги с кровати, уставилась на стол, где валялись ее блокнот, ручка и несколько скомканных бумажек. События вчерашнего дня снова встали перед глазами: окровавленный труп на полу, крылатое чудовище, которое превратилось в профессора Уайта, второе чудовище, которым стал человек, называвший себя Лоренцо Медичи, какие-то идиотские разговоры с карабинери, безумное чаепитие с вампирами, достойное пера мистера Кэрролла, и достойный финал всего этого — клятва на крови. «Ты не сможешь обсуждать все, что сегодня узнала, ни с кем, кроме присутствующих в комнате». Как будто кто-то поверил бы, если бы благоразумная и сдержанная, как она сама считала, мисс Гордон, стремящаяся сделать карьеру ученого-историка, вдруг начала рассказывать о том, что люди, умершие сотни, тысячи лет назад, пьют кровь, творят магические ритуалы и умеют летать! Да ее бы тут же упекли в Бедлам, на радость всем ограниченным тупицам из Оксфорда. Ада поежилась, представляя себе довольные лица всех этих ученых от письменного стола. Нет уж, такого удовольствия она им не доставит. Зато теперь у нее есть возможность расспросить о древней истории ее очевидцев. Девушка вскочила с кровати, подбежала к столу и принялась составлять список вопросов, которые надо было задать Александру Уайту (когда он жил, какие тогда были нравы и обычаи, что было принято в аристократических кругах, а что считалось моветоном), Лоренцо Медичи (как на самом деле выдвигались в папы Римские, как выбирали правителей города-государства Флоренции, кто на самом деле убил Джулиано Медичи) и, конечно же, Луке (кто стал основателем Рима, как появилась в городе религия, в кого веровали этруски, к которым он относился). Она остановилась только, когда поняла, что исписывает уже пятую страницу. Да, задавать все эти вопросы сразу явно не стоило. Лучше по одному-два, постепенно. За дверью послышались шаги, в комнату постучали: — Ада, детка, иди завтракать, — позвала ее синьора Палмери. — Иду, спасибо! Мисс Гордон быстро натянула чулки, юбку и блузку, провела гребнем по волосам, глянула в зеркало, с удовольствием отметила, что глаза у нее блестят, а на щеках играет вполне здоровый румянец, и вышла в столовую. Хозяйка уже накрыла стол. Аду ждал сытный завтрак по-английски, как его представляла пожилая синьора: пахла чесноком и специями яичница, дымились толстые куски поджаренной ветчины, ароматные ломти хлеба в плетеной корзине расположились на почетном центральном месте, и, конечно же, присутствовал неизменный чай. — Ты не пьешь сахар, — на ломаном английском сказала синьора Палмери. — Я помнить. Что ты любить больше? Сыр или варенье в масло? — Я буду бутерброды с маслом и сыром, — улыбнулась Ада. — Спасибо большое, все очень вкусно выглядит. — И вкусно есть! — припечатала пожилая дама. — Ты сядь, я положить еда. На тарелке у Ады оказались два куска ветчины, горка из яичницы и большой ломоть свежего хлеб. — Ты как моя дочь, которая нет у меня, — вздохнула синьора Палмери. — А что с ней случилось? — спросила мисс Гордон. — Не родиться. Мы хотеть с муж, но только получился два сын. Ада не поняла, погибла ли дочь синьоры до рождения, или просто в этой семье появлялись на свет только мальчики, но решила не уточнять. — Ты есть… — Ешь, — поправила англичанка. — Ты ешь, — согласилась синьора Палмери. — И я ешь. Вкусно? — Очень. Еда и впрямь была вкусной и очень сытной. Ада никогда столько не ела на завтрак, но сегодня у нее прорезался небывалый аппетит. Сказались переживания вчерашнего дня, когда она съела только пару ломтиков колбасы и маленький кусочек хлеба. Тогда у нее кусок в горло не лез. Синьора Палмери рассказывала, как вчера пыталась дозвониться до своей подруги, жившей на улице Силла, а та все не отвечала. Молчали и консьерж, которому звонила обеспокоенная пожилая дама, и другая приятельница, проживавшая неподалеку от площади Экседра[i], и даже давняя недоброжелательница синьоры Палмери, которой та набрала уже от отчаяния. — Она жить у вокзал, там всегда много люди, но она тоже молчать. Я беспокоиться. Они три старые, как я, но не умереть же сразу все! Утром сегодня уже сказать — спать все. И так странно, что все они спать. Я удивиться. Ты не слышать про такое, чтобы все спать сразу? Ада отрицательно помотала головой, дожевывая третий кусок ветчины. — Может быть, в городе проводили какие-нибудь военные учения, — предположила она, вспомнив вчерашние разговоры в квартире Медичи. — И всем отключили телефоны. А когда вы звонили и не дозвонились, ваши подруги и та, которая плохая, действительно спали. Пожилые люди днем могут спать. — Может быть, — кивнула синьора Палмери. — Они мочь спать. А потом молчать и не признавать, что уже старые. Все хотят казаться молодыми. И я тоже. Поэтому я сейчас идти делать прическа и маникюр. Ты идти со мной? Ответить Ада не успела, потому что зазвонил телефон, и синьора Палмери резво кинулась к аппарату, но быстро вернулась: — Ада, там спрашивать тебя молодой человек. В душе девушки вспыхнула надежда, что звонит Деметр, но это оказался Пшебжинский: — Ада, здравствуй, как же я рад тебя слышать! — в его голосе звучало явное облегчение. — С тобой все в порядке? — Да, Ян, — мисс Гордон тихо вздохнула от разочарования.— А с тобой? Ты оправился от нападения? — Какого? — не понял поляк. — Ну, на тебя же напали бандиты недавно, связали, избили и заперли, а мы с профессором тебя спасли. — Ах, ты об этом! — выдохнул Пшебжинский с явным облегчением. — Да, все уже почти зажило, даже следов скоро не останется. Ада, ты занята сегодня? Пойдем погуляем? Ну ее, эту работу, расследования и изучение документов в пыльной библиотеке! Давай просто походим по Риму, поговорим. Ада уже собиралась было отказаться, но потом у нее мелькнула мысль, что у Яна можно попробовать выведать что-нибудь еще о вампирах. Теперь она верила его словам, и стоило бы попросить его снова рассказать о нравах и обычаях Детей Ночи. А заодно и об Ордене. — Хорошо. Давай встретимся у Пантеона? — предложила она. — Давай, — согласился Пшебжинский. — Приходи к часу. Ада кивнула, хотя он и не мог ее видеть. Слова поляка ее насторожили, Ян явно что-то недоговаривал. После вчерашних историй, рассказанных Лоренцо, Лукой и Александром, она и сама опасалась бы ходить в одиночку по улицам, но тревога в голосе Пшебжинского намекала, что и он в курсе того, что произошло в Риме накануне. А значит, он, как представитель Ордена, который не давал никаких кровавых клятв вампирам, и не рассыпался бы в прах от попытки даже намекнуть на что-то таинственное, мог бы рассказать ей свою версию случившегося. — Лучше к двум, — предложила в ответ она. — Мне надо собраться. Ян заверил, что торопить ее не будет, и повесил трубку. Синьора Палмери, слушавшая разговор, улыбнулась: — Свидание? С красивый молодой мужчина? — Свидание, — согласилась Ада. Ян Пшебжинский неспешно мылил правую щеку. В стаканчике дожидалась своего часа опасная бритва. В зеркале отражалось лицо молодого человека, вполне приличного, из хорошей семьи, с аккуратной прической. Вот только в глазах его поселился страх. Ян методично взмахивал кисточкой для бритья, глядя, как пена покрывает его лицо. После тесного общения с вампиром он вообще стал действовать намного медленнее, чем раньше. Даже Деметр отметил это и похвалил его. «Ты стал спокойней, хладнокровнее», — сказал он. — «Выдержка в нашем деле многое значит. Я уж думал, ты никогда не прекратишь суетиться». «В каком „нашем деле“?» — поинтересовался тогда Ян. — «Ведь ты не работаешь на Орден». Деметр хмыкнул и ничего не ответил, просто ушел в комнату и закрыл дверь. Пшебжинский еще некоторое время просто сидел на стуле. В голове была пустота, спать совсем не хотелось — видно, выспался раньше. Он смотрел, как постепенно отступает ночь, как первые лучи солнца окрашивают в золотистый цвет крыши римских домов. В город приходило теплое утро, люди просыпались и шли на работу, вели детей в школу, не зная, что прошлые сутки практически полностью выпали из их жизни. Таково было еще одно побочное воздействие артефактов: люди не придавали значения тому, что проспали весь день. Ян встал, прошелся по кухне, залез в холодильник, потом в шкаф, опрокинул случайно баночку с какой-то приправой, которая оглушительно завоняла травами. Некоторое время он потратил на то, чтобы собрать обратно высыпавшийся порошок и подмести то, что попало на пол. Чтобы поесть, надо было выходить на улицу и идти в кафе или в магазин, а этого Пшебжинский как раз не хотел. Он даже самому себе не признавался, что ему было попросту страшно. Этот страх появился в тот момент, когда клыки того, кто называл себя Вернером Отто, пробили его руку, и не ушел до сих пор. Он сидел в глубине души и ждал, когда молодой человек даст слабину. Тогда уж он порезвится — выскочит и наведет панику, заставит его совершать ошибки. Ян чувствовал себя так, будто он был стаканом, наполненным водой до самого края, и нельзя было дать этой воде пролиться. И молодой человек нарочито медленно ходил по кухне, переставлял аккуратно табуретки и не спеша наливал в чашку чай. Потом вытащил из кармана пальто бумаги и принялся перечитывать копию «Апокрифов Дария», которую сделала Ада. Ему казалось, что с момента их встречи прошла целая вечность, хотя это было всего девять дней назад. — И гласила надпись: «Ты рождена из крови, но волей моей ты проживешь без жажды в ней. Но станет детям твоим и потомкам их кровь лучшим блюдом, и да будут они пить кровь смертных, дабы вечно оставаться в своем бессмертии», — прочел он вслух. — Да уж, будут. Еще как будут пить! Он провел руками по лицу, вздохнул, переложил бумаги и вынул другую копию, которую уже сам снял с документов, которые они с Адой признали записями Великого Судьи. — Дети Ночи отмечены кровью, и через кровь к ним приходят знания и умения, кровь — основа всего в этом мире. Люди, умеющие обратиться к крови, могут противостоять вампирам, но мало их. Создание артефактов есть исключительно способность тех, кто питается в Ночи кровью, но использование их доступно всякому, кто понимает суть плетений мира. Почему-то сегодня Яну были абсолютно понятны эти строки, хотя еще пару дней назад он сам же счел их какой-то абракадаброй. — Кровь призывает кровь, — пробормотал он. — Мой артефакт… я использовал его, испачкав кровью. И Ада открывала кровью проход к тому столику. Значит, все дело в этом. Он уронил листы на стол, опустил голову на скрещенные руки, пытаясь хоть немного упорядочить мысли в голове. В таком положении его и застал Деметр, вернувшийся на кухню спустя каких-то пару часов отдыха. — Ян, ты решил спать здесь, а не в кровати? — поинтересовался он. — Я не сплю, — ответил Пшебжинский, — я думаю. — Надумал что-нибудь?