— У вас, конечно, крупные вещи прибыли багажом, господин Жерарден? На Лионский вокзал? Мы заберем их. Господин Жерарден хихикнул, потом нагнулся и дружески похлопал по скромному чемоданчику. — Нет, нет, у меня только вот это! И тут все! Внезапно он со встревоженным видом взглянул на лакея во фраке, который все еще ждал. — Возьмите, Фернан, — сказал господин Бенои, протягивая ему регистрационную карточку. Лакей тотчас исчез. Но господин Жерарден по-прежнему выглядел озабоченным. Теперь подозрение сменилось смущением и тревогой. Он сидел, потупив взгляд. На лбу залегла складка, обозначавшая твердую решимость, упорство, поразительное для столь робкого человека. Господин Бенои словно предчувствовал, что предстоят дальнейшие осложнения, и у него похолодело сердце. — Извините меня, мсье, — сказал господин Жерарден, не поднимая глаз. — Речь идет о чрезвычайно важной вещи, о самом существенном. Я хотел бы... — Его и без того тихий голос перешел в шепот: — Я хотел бы видеть генерального директора отеля. Весь он как-то осел, точно выдохся, сделав некое сверхчеловеческое признание. Но при всем том было ясно, что господин Жерарден не переменит своего намерения, что он предпочтет скорее умереть, чем не увидеть тотчас же генерального директора отеля. Господин Бенои поклонился. Поверхностный наблюдатель мог бы заметить на этом замкнутом лице какую-то тень горечи. Но если бы он умел читать в его сердце, он был бы поражен, обнаружив там в то же время чувство огромного облегчения. Поскольку с той минуты, как они вошли в эту гостиную, при виде лежащих на камине манжет и заполненной регистрационной карточки, господина Бенои вновь охватило смятение. Он снова усомнился в королях-торговцах и камердинерах-принцах из кинематографа. Теперь он спрашивал себя, не слишком уверенно и определенно, как бы в «скрытой» форме (это выражение напоминало начальную стадию гриппа) — не имеют ли они дело с безумцем. Вдруг этот невзрачный человек, одетый как жалкий провинциальный чиновник — в сером слишком легком для зимы костюме, с отложным крахмальным воротничком, с огромным неопределенного цвета галстуком, — сдвинув ноги, вспрыгнет на камин, туда, где лежат манжеты, или па балюстраду террасы и с криком «Да здравствует армия!» стянет с себя панталоны? Беспокойство господина Бенои возросло, когда оказалось, что у путешественника нет крупного багажа. Решительно, он предпочитал, чтобы ответственность за нового постояльца взял на себя господин Мортимер. И поскольку господин Жерарден сам потребовал встречи с господином Мортимером, господин Бенои убедил себя, что все устроилось как нельзя лучше. Оставшись один, господин Жерарден полюбовался панорамой города и неба, улыбнулся и с победоносным видом вздохнул полной грудью. Потом он заметался по гостиной, открывал ящики секретера, читал скупые слова гостиничных штампов на бумаге для писем и на конвертах, разглядывал каминные часы, прислушивался к шумам, доносившимся с площади, с трудом уловимым даже при настороженном внимании. Направился было в спальню. Но при мысли, что чемоданчик не будет все время находиться у него на глазах, отказался от этого намерения. Он стал выказывать все признаки нетерпения, чуть пофыркивал время от времени, скреб свою бородку, кусал ногти. Наконец в дверь постучали. Это был генеральный директор отеля, господин Мортимер. Благодаря некой странной способности, позволившей ему достичь высших должностей в гостиничной сфере, господин Мортимер мог по желанию быть то французом, то англичанином, так что при этом никто не знал, к какой национальности он на самом деле принадлежит. Он являлся в облике француза перед британцами, желавшими найти на площади Согласия истинно парижское гнездышко. И он представал англичанином перед нашими соотечественниками, поскольку, хотя мы весьма болезненно воспринимаем, когда о нас судит иностранец, но по-настоящему ценим только его роскошь и богатство. В этом мире сферы услуг, где иерархия в одежде вступает в противоречие с положением в обществе, где фрак предназначен жалкому лакею, смокинг — метрдотелю, а визитка — господину Бенои, один только господин Мортимер мог себе позволить носить обычный костюм: он не знал над собой иного начальства, кроме владельца отеля, который вообще мог носить рубашку без крахмального воротничка и который, естественно, ничем не занимался и даже никогда не появлялся в отеле. Господин Жерарден увидел входившего в номер мужчину могучего телосложения, выглядевшего, однако, добродушным, весьма искушенного в правилах «высшего общества»; его голубые глаза взывали о доверии, почти требовали этого. Господин Жерарден встретил генерального директора стоя, положив руку на чемодан, и раскланялся с ним, чуть ли не приседая. Затем, поправив пенсне, отвел взгляд от двери, где стоял вернувшийся вместе со своим шефом господин Бенои, готовый при надобности вмешаться в разговор. Господин Бенои все понял и исчез, притворив за собой дверь. Впрочем, поскольку он обо всем уже успел предупредить господина Мортимера, присутствие его здесь могло служить лишь одной-единственной цели — удовлетворению собственного любопытства. Господин Мортимер тем временем улыбался господину Жерардену. Он спросил, удачно ли тот путешествовал, нравятся ли ему апартаменты, не находит ли он, что погода в нынешнем январе и в самом деле стоит на редкость мягкая, как в апреле. Его голос звучал с такой теплотой, казалось, его переполняла радость. «Да, раз я обретаю столь верного друга...» При этом он держался на некоторой дистанции, которая обычно устанавливается между наперсником и героем классической трагедии. Но герой на все вопросы давал довольно бессвязные ответы. Он спешил поскорее перейти к делу. Наперсник пришел ему в этом на помощь: — Полагаю, вы хотели меня видеть по причине личного порядка? Господин Мортимер чуть сбавил тон, но этого было достаточно, чтобы вызвать на самые интимные признания. Тишина между ними сгустилась, оба они словно забыли, что там внизу, под окнами, бурлит одна из самых оживленных площадей на свете. — Очень верно сказано: личного порядка, — отозвался господин Жерарден. Вздернув брови, наморщив лоб, устремив куда-то вдаль остановившийся взгляд, он всем своим видом словно говорил: «Жребий брошен. Вы все узнаете». — Ну так вот, — начал он. — Я сразу приступлю к делу... Внезапно он испуганно посмотрел на дверь, на окно, взглянул в лицо, на сей раз истинно французское, господина Мортимера. Тот, неплохо разбиравшийся в людях, догадался, что речь пойдет отнюдь не о преступлении или краже. Ожидая какого-нибудь смехотворного откровения, он постарался придать себе вид снисходительного исповедника. Голос перешел на шепот: — Я только что выиграл миллион в национальной лотерее. Черты лица господина Мортимера вытянулись и посуровели. «Да, тут ничего смешного, — сказал он себе. — Чрезвычайно интересно». Однако усилие, которое потребовалось господину Жерардепу для подобного признания, казалось, лишило его последних сил, и он рухнул на стул. Директор посчитал, что тоже может присесть перед владельцем новоиспеченного состояния. Он и сам приобретал множество билетов каждой серии, но выиграл всего один раз 200 франков; в душе его зашевелилось завистливое любопытство, правда, исполненное симпатии, почти дружеское, которое является лучшим союзником в азартных играх, множащим число их жертв. — Это из последней серии? — спросил директор. — Д-д-да, — выдохнул господин Жерарден, снова обретая способность дышать. — Из той, что разыгрывалась на прошлой неделе. Можете себе представить, — настойчиво продолжал он. — Разворачиваю газету, и что же я вижу? Выпал мой номер! Мой номер среди пятнадцати других, номер Ж 33043. Радость господина Жерардена была такой осязаемой, в его глазах светилась простодушная веселость. Все поведение, поза господина Мортимера выражали беспредельное внимание, поэтому новоявленный миллионер счел необходимым выказать ему еще большее доверие. — Вообразите только, я увидел этот билет в субботу вечером в табачном киоске на площади Жод. Ж 33043. Гляди-ка, сказал я себе, 330 — это номер моего военного билета, когда я служил в 41-м пехотном полку. И потом 43, 43! Это мой возраст! Мне сорок три года... — Не говоря уже о том, — без улыбки добавил господин Мортимер, — что Ж — Жерарден! Господин Жерарден взглянул на него с уважением. — Конечно, Жерарден, я тоже об этом подумал. И в то же время я говорил себе: «Это слишком шикарно! Одно, два, целых три совпадения. Ты не выиграешь ни су!» Будь что будет, я все-таки купил этот билет... Он покачал головой, поскреб бородку, казалось, все еще сожалея о своем легкомыслии, и это представлялось чудовищно нелепым господину Мортимеру. — Послушайте, — возразил он, — но мне кажется... Господин Жерарден стряхнул с себя остатки былой тревоги, поправил на носу пенсне, лицо его снова озарилось радостью. — Я вас понимаю, мсье! Когда этим утром я оказался в Павильоне Флоры (я накануне отнес туда свой билет, чтобы проверить), и мне вдруг заявили: «Да, мсье, великолепно, мсье, вот, мсье, не желаете ли, мы вместе с вами подсчитаем?» — я и в самом деле испытал такое приятное волнение! И заметьте, эти господа ровным счетом ни о чем меня не спросили, когда я сказал им, что хотел бы сохранить инкогнито. О, тут все так хорошо организовано! И когда я увидел перед собой двадцать пачек с пятидесятифранковыми купюрами, такими новенькими, и я стал их пересчитывать, перелистывать пальцем одну за другой... Господин Жерарден поднял большой палец левой руки, чтобы продемонстрировать славный перст судьбы, послуживший к его вящему благополучию. — ...я сказал себе: «Свершилось, худые времена прошли, старость теперь обеспечена...» Он был слишком взволнован, чтобы продолжать. Что касается господина Мортимера, он оправился от потрясения и взял себя в руки. Он вдруг со всей ясностью осознал, что всегда мечтал о выигрыше не миллиона, а пяти миллионов. Конечно, и миллионом он бы не побрезговал. Но когда получаешь в год пять тысяч франков, а в иные годы и того больше, одним-единственным миллионом спокойной старости себе пе обеспечишь. Он почувствовал жалость, чуточку высокомерную, к своему новому постояльцу. И перестал быть Жаном Мортимером, которого близкие друзья фамильярно называли Ноно, и снова стал господином Мортимером, генеральным директором одного из лучших отелей Парижа. И даже, напротив, принял вид истинного англичанина. Господин Жерарден был этим сражен. Слова исповеди замерли у него на устах — тем более что он почти все уже рассказал, — он только и мог добавить: — Вот так, господин директор. Мне захотелось побыть несколько дней в Париже. Поселиться в хорошем доме, в отеле для миллионеров... Это моя первая фантазия, возможно, и единственная! Конечно, ничего лучшего, чем у вас, мне не найти, и устроили меня чудесно. Правда, стоит это двести франков в день, сумма немалая. Но я решил, пока я в Париже, денег не считать. Только вот не могу я держать этот чемодан в номере. Представьте себе, что я куда-нибудь выйду! Господин Мортимер встал, у него уже был заранее готов ответ. — В распоряжении наших постояльцев имеется специальное хранилище. Господин Жерарден улыбкой выразил признательность. Потом поинтересовался, что именно представляет собой это хранилище. Получив разъяснения, он робко заметил: — Значит, маленький сейф в специальном хранилище. С такой же лихорадочной суетливостью, как и при расплате с таксистом, он вытащил из кармана старинного образца бумажник, открыл его, поднял защелку внутреннего отделения и вытащил оттуда маленький ключик. Потом открыл чемодан. Перед глазами директора предстали старательно уложенные пачки денег, стянутые толстой темной резинкой, безупречно новые, а рядом — не первой свежести полотняный сверток, должно быть, ночная рубашка, из которой выскользнула старая зубная щетка. — Миллион... — прошептал господин Жерарден, склонившись над своим сокровищем. Воцарилось молчание. Потом новый постоялец фыркнул. — Поверите ли? — сказал он. — Я еще не взял отсюда ни одной банкноты. Надо мне все же решиться! Он осторожно вытащил из пачки банкноту в тысячу франков, сложил ее в восемь раз и положил в бумажник. — Если вам угодно, — сказал тогда господин Мортимер, — мы спустимся с вами в специальное хранилище и вы сами поместите в один из сейфов содержимое вашего чемодана. Они вышли друг за дружкой, в своем нетерпении господин Жерарден был не в силах тащиться сзади. Несколько постояльцев, встреченных в коридоре и ехавших с ними в лифте, холодно разглядывали убогий чемоданчик и жалкую фигуру господина Жерардена, которого господин Мортимер, ставший снова неприступным и молчаливым, казалось, собирался вышвырнуть на улицу. Они вышли на первом этаже, в «приемной», и господин Мортимер потребовал ключ, который, устремив взгляд на чемоданчик, протянул ему юный господин Бенои. Потом они спустились в подвальный этаж. Подобно ребенку, попавшему во дворец к волшебнику, господин Жерарден осторожно вошел в зал с железными стенами, которые были разделены на небольшие камеры одинакового размера. Директор открыл одну из них и стал ждать, когда клиент положит туда свое сокровище. — Прямо так? — спросил господин Жерарден. — Вот так просто? Господин Мортимер улыбнулся этому удивлению. — Ну да, господин Жерарден! Вы набираете четырехзначное число, известное вам одному, у вас хранится этот ключ, который существует в одном-единственном экземпляре, так что никто другой, кроме вас, не сможет прикоснуться к вашему добру. Мгновение господин Жерарден молчал. Прижав обеими руками к груди свой чемоданчик, он созерцал маленькую стальную гробницу. Лицо его снова выразило непреклонную решимость. — Да, да, — наконец проговорил он, — я вижу. — Он качнул головой справа налево. — Я предпочел бы получить квитанцию. Господин Мортимер сдержался, не выказал ни малейшего недовольства и спокойно заявил: — В таком случае, мсье, мы поместим деньги в свой собственный сейф; вы сможете получать их только через нас. — И он поспешил добавить, поскольку двадцатилетний профессиональный опыт приучил его не противоречить клиентам: — Что, впрочем, не доставит вам никаких хлопот. Господин Жерарден ответил: — Вот так мне больше нравится, как-то более доверительно. Они вновь поднялись на первый этаж, вошли в великолепный кабинет господина Мортимера, туда был вызван старший кассир, чтобы написать расписку. Ему было разрешено сесть за директорский стол, и в присутствии заинтересованных сторон он брал одну за другой пачки с деньгами, пересчитывал их, записывая результат после каждой пачки. Операция длилась добрых двадцать минут. В течение всего этого времени ни господин Мортимер, ни господин Жерарден не проронили ни слова, слышно было только, как под пальцами шуршала бумага, да откуда-то доносился стрекот пишущей машинки. Взгляд новоявленного миллионера был прикован к ловким рукам кассира. Да и генеральный директор не мог оторвать от них глаз. Наконец служащий прочел торжественным голосом, подчеркивавшим важность происходившего: «Получена от господина Жюля Жерардена, из 32-го номера, сумма в девятьсот девяносто девять тысяч франков (999.000 фр.), банкнотами по тысяче франков, №№ Н 1217, 701 по 750; Ж 5222, 121 по 170; А 1512, 101 по 150; С 6003, 221 по 270; Р 3427, 441 по 490; П 5634, 731 по 780; К 4789, 151 по 200; X 1042, 421 по 470; 3 8567, 321 по 370; Д 5303, 361 по 410; Ф 1029, 671 по 720; Н 8635, 131 по 180; Л 4501, 701 по 750; И 1204, 161 по 210; С 4505, 151 по 200; У 3603, 501 по 550; Е 1476, 101 по 150; И 7809, 351 по 400: 3 9009, 401 по 450; К 1001, 601 по 650». — Должен ли я включить сюда и чемоданчик? — спросил бухгалтер. — Пожалуйста, мсье, — отозвался господин Жерарден. — Для вас так даже будет удобнее. Он вытащил из чемодана ночную рубашку и сунул ее под мышку. «...и чемодан. Париж, 12 января 1934 года. Подпись...» Служащий протянул бумагу господину Мортимеру, который ее подписал. Господин Жерарден взял расписку, внимательно перечитал ее, потом положил в бумажник и горячо поблагодарил. Наконец, бросив последний взгляд на свое новоиспеченное богатство, он, пятясь, вышел из кабинета директора, зажав под мышкой ночную рубашку. Он позавтракал у себя в номере морским языком, запеченным в тесте, бифштексом с яблоками и кофе-гляссе. Около двух часов дня, все такой же смиренный и суетливый, он вышел из отеля. С наступлением сумерек он вернулся в отель, но был сам на себя непохож. Толстое коричневое пальто с хлястиком, бежевая фетровая шляпа, перчатки из свиной кожи во многом изменили его облик, манеру держаться; впрочем, тут не было ничего необычного: в своей теперешней одежде господин Жерарден выглядел типичным мелким буржуа, недавно разбогатевшим. Одни только ботинки оставались у него прежними. Господин Жерарден побывал у парикмахера: его выбритый затылок и подстриженная бородка благоухали одеколоном, отчего ему самому, по-видимому, было не по себе. Гордясь и в то же время конфузясь, взволнованный взглядами, которые бросали на него, с нетерпением ожидая услышать себе похвалы, хотя он ни за что на свете не попытался бы сам их вызвать, господин Жерарден переступил порог директорского кабинета, якобы желая узнать, в котором часу обед. — Каким вы стали элегантным, господин Жерарден! — воскликнул Мортимер. — И за такой короткий срок! При этом его строгий взгляд подмечал все недостатки одежды, купленной в магазине готового платья.