— Вы находите? — скромно отозвался господин Жерарден. Он поправил на носу пенсне, потом неловким жестом расстегнул новое пальто, чтобы можно было увидеть темно-серый, тоже новый, костюм. — О, клянусь честью! — только и смог добавить господин Мортимер. — Недурно, не правда ли? — спросил господин Жерарден уже более уверенным тоном. — Я купил все это на Бульварах. Вот уж истинно, в Париже есть возможности, о которых и не подозреваешь в провинции. Я полагаю, что могу бывать в этом везде. Надо только сменить башмаки. Я отложил их покупку на завтра. Он потупился, точно школьник, в ответе которого нашли ошибку. — У меня не осталось больше денег. Моя тысячефранковая купюра... — Как! — воскликнул господин Мортимер. — Вы заплатили всего тысячу франков за все вместе? Весьма удачная покупка! — Да-а-а! — вздохнул господин Жерарден. — И все же деньги утекают так быстро. Господин Мортимер ободряюще улыбнулся. — Ну, когда ты миллионер... — Само собой! — пылко подхватил господин Жерарден. — В сущности, очень трудно изменить свою природу. Когда я получил эти деньги, я дал себе слово вести себя разумно. И я так и поступаю, господин директор, так и поступаю! Но внезапно я начинаю думать, правильно ли я поступаю. Может, лучше было бы пожить в свое удовольствие? В конце концов, спокойная, обеспеченная старость это очень мило, если только доживешь до нее! Разве знаешь заранее? Полагаю, я должен буду потратить немного денег. Этому надо научиться! Обучение шло в таком темпе, что господин Мортимер первый был поражен. Клиентура отеля, к сожалению, была не слишком многочисленной, и, располагая некоторым досугом, он мог ежедневно уделять внимание новому миллионеру; он был свидетелем необычайной метаморфозы. Господин Жерарден не только перестал дергаться, утратил свои прежние неуклюжие манеры, робкие жесты, неуверенную речь. Но с каждым днем его все больше завораживали достаток и роскошь. На следующий же день после своего появления в отеле он купил себе трость с золотым набалдашником и вечерние туфли, от чего походка его стала на редкость осторожной: опасаясь, чтобы на лаке не появились морщины, он принимал все меры предосторожности. На другой день дневные часы, поскольку было воскресенье, он провел в гостиной отеля, читая газеты, наблюдая, как снуют взад и вперед обслуживающий персонал и постояльцы. За отсутствием господина Мортимера он долго беседовал с господином Бенои, потом с Али, который надзирал за работой турецкой кофейни. Вечером он отправился в кинематограф на Елисейских полях. В понедельник, предварительно заявив, что покупать готовое платье недостойно порядочного человека, он сообщил, что собирается сшить на заказ два костюма и пальто. В этот же день он приобрел очки в черепаховой оправе. Но последнее его приобретение оказалось недолговечным. Господин Жерарден не смог привыкнуть к такой радикальной перемене и через сутки вынужден был вернуться к своему привычному пенсне. Не смог он приучить себя и к табаку, несмотря на высокое качество сигарет, продававшихся в отеле. Нижнее белье и два больших чемодана из черной кожи были его следующими покупками. Ничто из купленного не доставлялось в отель поставщиками. Господин Жерарден все приносил сам, с тем же тревожным видом обеспокоенного владельца, с каким он относился недавно к чемоданчику с тысячефранковыми банкнотами. Так он потратил не менее десяти тысяч франков. — Пожалуй, хватит, — сказал он в четверг вечером господину Мортимеру. — Пора возвращаться в Клермон, лажу там кое-какие мелкие дела и потом — хоп! — на Лазурный берег! Безбрежная синева, пальмы, женщины в купальных костюмах... там скучать не будешь, не прав- да ли? Здесь, мсье, я уж откроюсь вам до конца, я никуда не решаюсь пойти, я чувствую себя не в своей тарелке. Мне кажется, на Юге все будет по-иному. Ведь такое заведение, как ваше, верно, имеет свой филиал в Ницце? Господин Мортимер заверил, что там они владеют самыми роскошными отелями. — Но, — добавил он, — самые лучшие в Каннах. — Нет, нет, — с упрямым видом возразил господин Жерарден, — у меня есть причины выбрать Ниццу. — О-о, — сказал господин Мортимер. — Ницца великолепна! К вашим услугам будет столько всяких развлечений. — Я хотел бы прежде всего там... Оборвав себя на полуслове, господин Жерарден осмелился коснуться кончиками пальцев предплечья директора и, округляя глаза, прошептал: — Я должен купить жемчужное колье. — Жемчужное колье! — повторил господин Мортимер, сделав удивленное лицо. — Вас можно поздравить с победой, господин Жерарден? Тот захлопал глазами. — Скажем так... будущая победа... объяснение... Кто знает? Может, и женитьба... Господин Мортимер одобрительно прокудахтал и счел нужным потереть ладони. С видом серьезным и задумчивым господин Жерарден продолжал, словно разговаривая сам с собой: — Да, это значит метить высоко. Никогда прежде и... Но сейчас... — И уже более определенным тоном заключил: — С женщинами не так-то просто, верно? — Да, конечно! — заверил директор, который хорошо знал, во что обходятся женщины. В пятницу утром господин Бенои, отряженный господином Мортимером, сопровождал господина Жерардена на улицу Мира к Фонтену. Посетителей принимал Фонтен-сын, окруженный своим штабом. Телефонный звонок был сигналом к боевой готовности, он уже знал, что может ожидать многого от новоявленного миллионера. Каждый из двенадцати продавцов демонстрировал на своем лице волнение, исполненную энтузиазма и надежды преданность. Можно было подумать, что то прибыл министр, принесший с собой целый набор наград за высокие заслуги в продаже ювелирных изделий. Утро было тусклое и печальное. Но магазин, вернее, целая череда салонов, которые его составляли, сиял всеми огнями горевших люстр, сверкал многочисленными зеркалами. В первых залах не было выставлено ни одной драгоценности, они мерцали где-то вдали, в демонстрационном зале. Там, куда впервые вступал новый клиент, можно было увидеть лишь столы, по два в каждом салоне. Господина Жерардена попросили присесть перед одним из них; господин Бенои остался стоять рядом с ним, словно личный секретарь Его Преосвященства. Отослав жестом сонм продавцов, склонив в поклоне высокую юношескую фигуру, господин Фонтен уселся по другую сторону стола. Таким образом, он повернулся спиной к одному из огромных зеркал-шпионов, где фигура клиента отражается вся целиком, где он полностью отдан под почтительное, но неусыпное наблюдение служащих в униформе, не то посыльных, не то полицейских. Господин Жерарден, казалось, был нечувствителен к этой умело организованной слежке: он исподтишка бросил на себя в зеркало мимолетный и довольный взгляд. Но, переведя глаза на господина Фонтена, он осознал всю свою ничтожность. Потому что господин Фонтен-сын был красив как бог. Его изящные жесты, его любезные манеры заставляли клиентов, и в первую очередь клиенток, забывать, что он вовсе не элегантный коллекционер. Нетрудно было догадаться, каким жалким выглядел рядом с ним этот разбогатевший провинциал. Умоляюще взглянув на господина Бенои, господин Жерарден заверил его, что согласие может быть достигнуто лишь в переговорах между этими двумя светскими молодыми людьми. — Господин Жерарден, — объявил господин Бенои, — хотел бы сделать подарок. — Надеюсь... великолепный подарок? — спросил господин Фонтен, в самом вопросе которого уже содержалось утверждение. — О да! — ответил, потупившись, миллионер. — Великолепный подарок. — Подняв голову, он добавил с повлажневшим взглядом: — Это для дамы... — и смущенно хихикнул: — ...само собой! До чего же ловкач был этот господин Фонтен! Он даже не улыбнулся. «Заставьте моего голубчика разговориться! — посоветовал ему господин Мортимер по телефону. — Он это обожает». Лоб молодого человека перерезала складка, словно он старался удержать в памяти множество необходимых сведений во всей их сложности и полноте. — Для... очень молодой дамы? — спросил он серьезным тоном. Господин Жерарден медленно покачал головой со снисходительной улыбкой. — Не очень очень молодой. — Но тут же живо продолжал: — Но не старой, совсем не старой. И красивой... — Принесите мне коллекции бриллиантовых брошей 33 и 34! — крикнул господин Фонтен одному из служащих. — Мы обычно начинаем осмотр с брошей, — пояснил он господину Жерардену с очаровательной улыбкой. На дюжине больших картонных листов были представлены коллекции бриллиантовых брошей 33 и 34, каждая лежала в отдельном футляре из красной кожи. И вскоре перед господином Жерарденом оказалось около ста сверкающих драгоценностей, все, по словам господина Фонтена, самое прекрасное и самое редкое, что можно было собрать в Париже. Он созерцал их, взволнованный и восхищенный, прикасался к ним, осмелев, пальцем, и, вздыхая, слушал хорошо обдуманную похвалу, воздаваемую этим сокровищам юным ювелиром. Фонтен-сын объяснял ему, что вот эта брошь может видоизменяться, вот та вдохновлена средневековыми мотивами (господин Фонтен так и сказал: средневековыми), а эта выполнена специально по заказу княгини Руссиловой, увы, тем временем скончавшейся. — Ну, — сказал, передернув плечами, господин Жерарден, — я не стал бы дарить драгоценность, принадлежавшую умершей. — Совершенно справедливое замечание, — отозвался господин Фонтен, закрывая футляр. Выбрать какую-нибудь из брошей было нелегко. — Понравится ли ей вот эта крупная брошь? — словно разговаривая сам с собой, тихо шептал нерешительный миллионер. — Или вот эта, такой причудливой формы? — Не сомневайтесь, — рассудительно заявил Фонтен-сын, — все красивые драгоценности красивой даме будут к лицу. — Это верно, она красива, мсье! — воскликнул господин Жерарден. И словно увидев ее перед собой, задумчиво продолжал: — Такая классическая красота... немного строгая... даже внушающая робость, если не знать ее! Светская женщина... Господа Фонтен и Бенои, со своей стороны, подтвердили, что данное описание совершенно соответствует облику светской женщины. — И как светская женщина, — заверил с благосклонной улыбкой ювелир, — привыкшая к роскоши... Господин Жерарден с жаром воскликнул: — Именно так, привыкшая, мсье! С раннего возраста. Она принадлежит к одной из самых знатных семей Юга. Не знаю, должен ли я называть ее имя... Он взглядом просил совета. Господин Бенои кусал губы, господин Фонтен горячо запротестовал: — Будьте уверены, мсье, мои вопросы имеют только одну цель: услужить вам! Направить ваш выбор на предмет, в наибольшей степени отвечающий вкусам особы, которую вы намерены осчастливить. — Я прекрасно это понимаю, мсье, прекрасно понимаю! — с легким поклоном отозвался господин Жерарден. — Напротив, это очень мило с вашей стороны. Я предпочитаю даже подробно изложить вам всю ситуацию: возможно, это упростит дело... У вас тут столько прекрасных вещей!.. Он снял пенсне, глаза его беспомощно заморгали. Казалось, он забыл и о брошках, лежащих перед ним, и о самом магазине. — Я знаком с этой дамой много лет. Прежде я часто встречал ее в довольно приватной обстановке. Как вам это объяснить? В конторе ее мужа. Я был одним из служащих его компании. Крупнейшей компании! Господин Жерарден принял преувеличенно скромный вид. Он погладил ладонью краешек орнамента стола. — Я занимал там довольно видное место, достаточно важное для того, чтобы она меня заметила. Она раскланивалась со мной: «Добрый день, господин Жерарден!», «До свидания, господин Жерарден!», «Вы что-то сегодня неважно выглядите!», «О, наверняка тут замешана женщина!» Он снова надел пенсне и поглядел на двух своих слушателей, словно опасался, что позволил воспоминаниям слишком увлечь себя. Внимание, с каким они его слушали, дало ему силы продолжать: — Да, она даже такие вещи мне говорила! Но это было неправдой, в моей жизни не было женщины. Или, вернее, была, это было правдой, я много думал об одной женщине... — Он вздохнул. — Ну вот, вы меня понимаете. Когда она входила в комнату, словно луч солнца проникал туда. Всегда декольтированная, в эпоху, мсье (господин Жерарден воздел вверх недрогнувший указательный палец, чтобы подчеркнуть свое замечание), когда это совершенно не было принято! Но она могла себе такое позволить. Может и сейчас. Я видел ее этим летом. Боже, как она прекрасна! Она пришла повидать меня, поговорить о прошлом. Хотя она потеряла мужа, поселилась в Ницце и ей нечего делать в Клермон-Ферране, она все же каждый год приезжает туда. Каждый год... Голос его стал еле слышным, веки опустились. — Я могу вам все сказать, господа, вы мужчины. Между нами ничего еще не произошло. Но есть некоторые признаки, которые не могут обмануть. Когда она улыбается мне, я догадываюсь, что я ей небезразличен. Но только что тут поделаешь! У нее хорошая рента, вилла, двое слуг... До последних дней я знал, что и мечтать об этом не смею, я думал, так будет всегда... И вдруг колесо фортуны... — Господин Жерарден обвел взглядом салон, фыркнул и восхищенно закончил свою речь: — И вот я здесь. Ювелир любезно улыбнулся ему. Потом черты его лица внезапно вытянулись, как у юного офицера, решающегося отступить, чтобы подготовиться к новой атаке. — Заберите все это! — крикнул он. Двое служителей поспешили унести образцы, предварительно открывая каждый футляр, чтобы убедиться, что он не пустой. Тем временем Фонтен-сын стоя, засунув одну руку в карман своих брюк, а другой приглаживая и без того безупречную прическу, излагал свои соображения: — Извините мне, мсье, ту торопливость, с которой я действую. Само собой разумеется, если вы пожелаете вернуться к этим брошкам, мы тотчас же к ним вернемся. Но мне кажется, теперь я догадываюсь, что вам нужно. Вы упомянули декольте этой дамы. Вот мы и постараемся украсить его так, как оно того заслуживает. Секунду он молчал, потом снова заговорил: — Жемчуг? Конечно, жемчуг может удовлетворить самый утонченный вкус. Я словно вижу, как мадам сидит здесь вместе с вами (он показал на свободный стул рядом с господином Жерарденом) и выбирает жемчужное колье. У нас имеется удивительного блеска жемчуг. Но не стоит себя обманывать. Жемчуг подходит не ко всякой коже, есть и такая, что делает его тусклым. Заметьте, это вовсе не означает, что кожа не безупречна! Просто врожденная антипатия...