– Спасибо. Если бы я не напился до беспамятства, то, наверное, свихнулся бы. Их некому отвлечь, потому что все дамы заняты поисками Сайруса. Данте берет меня за руку, одетую в перчатку, и наклоняется ближе. – Так ты нашла его истинную любовь, да? – Надеюсь. Я одариваю его слабой улыбкой. Данте обманывать мне не нравится. – Это нечестно. Когда тебе снятся поцелуи, это, видите ли, пророчество. Но когда они снятся мне, то «У тебя опять эротические сны?». Я играю бровями. – Так что, опять? Он играет бровями в ответ. Среди танцующих множество лисов и пышных бальных платьев, все, как я видела в своих видениях у каждой из посетительниц. Со сменой музыки в центр зала выходят новые пары танцующих, и Данте тянет меня к ним. – Пойдем? Я начинаю сопротивляться, перед глазами мелькают картинки моего самого страшного кошмара. – Я не умею… Его свободная рука ложится мне на талию, согревая своим теплом поясницу. – Просто расслабься. Я чуть не падаю, но, как только Данте начинает двигаться, моя спина выпрямляется, а ноги отрываются от пола. Они идеально попадают в ритм и двигаются, как по мановению волшебной палочки. Только это и в самом деле магия. Я смотрю на свои ноги. – Туфли зачарованы. – Наверное, Эина передала феям пару просьб, когда они колдовали над твоим нарядом. Не каждый день Камилле удается заставить тебя присутствовать на празднике. В твоем распоряжении три феи, могла бы и злоупотребить их помощью. Любой при дворе убил бы за возможность иметь хотя бы двух. – Так это тебя мне надо благодарить за это декольте? – О, нет. Это все Камилла. У меня есть вкус. – Данте подмигивает мне. – Но ты действительно замечательно выглядишь в этом платье. Мое негодование длится недолго, ровно до тех пор, пока Данте не закружил меня в танце, а музыкальное крещендо не достигло своего пика, унося мои мысли прочь. Он умеет танцевать. Данте высок, смугл и привлекателен, что заставило бы многих дам и джентльменов обратить на него внимание, если бы он только не соперничал с принцем и если бы они не считали, что все баликийцы – деревенщины, помешанные на мистике и фейских деревьях. В этом их главное упущение. Но даже Данте не удается до конца отвлечь меня от моих переживаний. – Что-то не так? – интересуется он. – Думаю о некоторых своих видениях. – Думать о них я и не переставала. – Даже если, то есть, когда Сайрус встретит сегодня вечером свою любовь, это еще не значит, что мы смогли отменить предсказание Фелициты. Или что нечто плохое не может произойти. Не то чтобы должно… Просто картинка складывается воедино… – Если случится что-то страшное, – начинает Данте с нежной улыбкой, пока звездное небо из свечей сияет, как нимб, над его головой, – мы не будем поступать так, как обычно в ситуациях, когда все кажется безнадежным. Я пристально смотрю на него. – Не будем терять надежду. – Это отвратительный ответ. Ну так, чтобы ты знал. Он смеется. Музыка замолкает, и Данте уводит нас прочь от танцующих. Стоит мне перестать танцевать, как ноги начинают дрожать. Эффект волшебства закончился. – Ты веришь в истинную любовь? – спрашиваю я. – Начистоту? – Часть меня хочет услышать от Данте «да», чтобы мне было во что верить. – Это… Это сложно. – Так все говорят. – Нет, я хочу сказать, что для понимания нужно погрузиться в историю. Стащив прямо из рук официанта полный графин вина, я киваю в сторону выхода. С губ срывается вздох поражения. – Что ж, любой ответ был бы лучше этого. Какое-то время спустя, после того, как часы пробили десять, мы с Данте сидим пьяные в каком-то забытом углу сада, а маски наши покоятся у нас на коленях. В окружении фиговых деревьев и мраморных фигур, мы случайно натыкаемся на кладбище дворцовых разбитых статуй. Они куда более лучшая компания, чем те, кто сейчас на балу. Они хотя бы не разговаривают. Данте рассматривает Эмилиуса Первого, тезку нашего короля и пра-пра-прадедушку Сайруса. Его историю любви пересказывали веками, но знали под названием «Принц и простолюдинка». Веками территории, которые сейчас зовутся Эвинией, были малы и разрознены, представляя собой множество маленьких королевств. Когда принц был еще ребенком, эти земли только объединились в одно государство. В самых дальних регионах не было лордов, а лишь поселенцы. Столица пыталась ввести там налоги и законы, чтобы установить порядок, но все это привело к восстанию. В то время ведьма из числа мятежников воззвала к Судьбам. Она попросила их наслать на принца проклятье, чтобы он пел до хрипоты и танцевал, пока не отвалятся ноги, если война не закончится к его шестнадцатилетию. Герцоги лишь смеялись и говорили, что все закончится только после их победы, но шли годы, сезоны сменяли друг друга слишком быстро, и, когда принцу исполнилось шестнадцать, на полях битвы все еще стоял дым. Его ноги начали отбивать ритм. Песни его лились без перерыва целыми днями. Тогда королева устроила бал, чтобы скрыть состояние принца Эмилиуса. После четырнадцати дней безостановочных танцев на бал прибыла простолюдинка Джеральдина. Она даже не должна была появиться во дворце, потому что все зло сплотилось против нее, чтобы не допустить этого, но она была так чиста сердцем, что вмешались Судьбы. Они привезли ее на хрустальной карете, ее платье, сотворенное феями, было таким воздушным и прекрасным, что колыхалось даже от простого шепота. Они с принцем встретились взглядами через всю бальную залу, и он до такой степени поразился ее красоте, что замер на месте и сразу попросил ее руки, хоть и давно уже потерял голос. Проклятье было снято. Сказка написана. – Или, – начинает Данте, поднимая графин и делая еще один глоток, – судя по всему, Джеральдина была обычной девушкой, рожденной на пепелище революции. Симпатия старого Эмилиуса уже не имела значения. Даже если она ему и нравилась, было куда важнее, что ей симпатизировали остальные. Именно поэтому выбор на нее и пал: она была той самой красавицей, из-за которой мужчины начинают войны. Он женился на ней, чтобы те самые мужчины воевали уже на его стороне, а не против. – Ты считаешь, что Эмилиус Первый и его проклятье были выдумкой для подавления восстаний? После очередного глотка Данте отставляет пустой графин. – Не так уж и сложно изображать вечно танцующего принца на протяжении пары недель, а голос можно потерять и за одну ночь, распевая песни в пабе. Это было двести лет назад, так кто нам расскажет правду? Верю ли я в истинную любовь? Верю ли в подобные истории? Ответ меняется каждый день. Я качаю головой. – Не понимаю, зачем Судьбам мешать нам. – В баликийских мифах Судьбы наделены человеческими чертами. Они могут быть мстительными, импульсивными, милосердными… – О, определенно. – Звучит так, словно ты с ними лично общалась. – Кто знает, возможно. – О-хо-хо, поведайте мне ваши тайны, Всевидящая госпожа Вайолет. Его глаза блестят, лицо заливает румянец, и он наклоняется ко мне ближе, чем обычно, заставляя задуматься о том, что произойдет, если я накрою его губы своими. Это все вино. И капелька любопытства, что разожгла искру между нами, когда мы танцевали. Я еще никогда не целовалась. Да и об отношениях особо не задумывалась. Люди не смотрят на Провидицу как на возможный романтический интерес, и, давайте посмотрим правде в глаза, я не особо располагаю к себе. Камилла может сколько угодно называть меня закрытой и циничной, и не желающей дать хоть кому-то шанс, но я вижу конец еще до того, как все начнется. Мое сердце не может кому-то принадлежать. Осознавая это, я делаю всем большую услугу. Я верю в любовь так же сильно, как верю в ее редкость. Верю в привычку и терпение, в созависимость. И этого достаточно, мне кажется. Я никогда не стану играть с его сердцем, особенно когда Данте, с его привлекательностью и улыбкой с ямочками на щеках, пытается изменить мое мнение, потому что является одним из немногих моих друзей в этом мире. Я выпрямляюсь и надеваю маску. – Поделюсь с тобой своими секретами в другой раз. А сейчас мне стоит вернуться в башню. Он кажется настолько же разочарованным, насколько и пьяным. – Еще нет одиннадцати. Могла бы и задержаться. Мягкий свет переливается на его щеках цветом тигрового глаза, а взгляд сияет ярче. – Уже видела все в своем сне. Не особо любопытно. Я поднимаюсь на ноги, и ночной воздух запускает стаю мурашек по моим рукам. Срезать путь до моей башни можно через лабиринт. Там темно, но я проходила его тысячи раз в первый год своей жизни во дворце. Отвязав ленту бутоньерки с розой от своего корсажа, я целую цветок и обвиваю серый шелк вокруг запястья Данте. – Спасибо, что скрасил эту ночь. Увидимся, когда город протрезвеет. Я потерялась в этом чертовом лабиринте. Этого стоило ожидать, но алкоголь вселил в меня уверенность, что все пройдет хорошо. Я вижу башню над верхушками кустов, просто не могу до нее добраться.