Часть 26 из 40 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ну… они очень похожи! Волосы до плеч… я думала там мальчик. А теперь не уверена.
Наташа же твердила:
– Я говорила вам про курево, про уборку. Это я вниз смотрела. Не Костик. Чего вы на брата взъелись?
На этом все и закончилось. Ясно, несчастный случай.
Герман Николаевич замолчал.
– Так, – протянул Дегтярев, – что дальше?
Вероника глубоко вздохнула.
– Поскольку все участники событий были несовершеннолетними, но распивали алкоголь, то вызвали их родителей. Следователь слова не сдержал, растрепал предкам Арины правду. Отец налетел на дочь, мать ее защищала. Муж потерял самоконтроль, жена его тоже разнервничалась. После беседы в милиции семья вышла на улицу, Арина остановилась на тротуаре, у нее развязался башмак, родители пошли по пешеходному переходу, и их сбил пьяный водитель. Итог: пара скончалась до приезда «Скорой». Арину хотели отправить в детдом, но о ней стала заботиться мать Орехова. Девочка некоторое время жила у Кости дома, она дружила с Наташей. Время вышло, Костя встретил меня, но боялся рассказать матери о своей любви. После окончания института Арина перебралась в квартиру покойных родителей, но все равно постоянно толкалась у Ореховых. Светлана Алексеевна же подталкивала сына к свадьбе с Ариной. Она любила девушку. И в конце концов мать просто приказала сыну заключить брак. Ни в какие командировки Костик не летал, он в эти дни был дома с женой. Понимаете?
– Мы сталкивались с подобными ситуациями, – ответил Сеня, – мужчины часто лгут любовницам. Вы, как я понимаю, не выгнали вруна?
– Нет, – согласилась Квашина, – я его обожала. И я его жена! Первая!
– Законную супругу Орехова звали Кариной, – заметил Кузя.
– Правильно, – кивнула Вероника, – Костя объяснил, что ее в классе дразнили: кар-кар-ворона. Вот девочка и стала говорить: «Я Арина».
За день до своего ареста Костя повел меня погулять в парк в лесную зону. Когда мы оказались в безлюдном месте, он сказал: «Ты любовь всей моей жизни. Скоро случится беда, когда она разразится, запомни: я ни в чем не виноват. Я могу назвать имя настоящего мерзавца, но не имею на это права».
Вероника заерзала на сиденье.
– Я вообще тогда ничего не поняла, глазами хлопала. Костя дальше говорил: «Я позвал тебя сюда специально, здесь нас никто не подслушает. В школьные годы я убил одноклассника Гришу Шумакова. Мама заболела, ее госпитализировали, а мы с Натой устроили вечеринку. Конечно, запретили гостям шляться по квартире, просили сидеть в столовой, ну, еще кухня и туалет были в их распоряжении. Потом у нас закончилось вино, я вспомнил, что в кладовке есть пара бутылок, пошел туда. Слышу, в маминой спальне кто-то поет, и куревом от двери несет. Захожу! А там Гришка Шумаков пляшет на подоконнике, горланит. На полу окурок валяется. Потом он сел, ноги наружу свесил. Я к нему сзади подошел, сказал:
– Совесть у тебя есть? Вали отсюда!
Он меня матом послал, ну, я и ткнул его в спину. Совсем не подумал, что высоко, что он свалится. Когда Гриша упал, я посмотрел вниз и ошалел. Шумаков лежит, не шевелится, кровь из-под головы течет. Меня парализовало от ужаса. И тут Наташа вошла, сестра моя, она сразу поняла, что случилась беда, высунулась наружу, потом захлопнула окно, велела ей все рассказать и приказала:
– Ложись в кровать, я все улажу.
И на самом деле уладила. Моя одноклассница Карина соврала, что мы с ней на вечеринке в постели кувыркались, вообще ничего не знали. С меня все подозрения сняли. Смерть Гриши признали несчастным случаем. Я и не знал, что нравлюсь Карине. Вообще на нее внимания не обращал. А Наташа была в курсе, что та по мне сохла. Вот такая история. Теперь понимаешь, почему мне пришлось расписаться с ней? Она ради меня многим рисковала. Будь следователь опытным, умным, он мог бы докопаться до истины. И тогда Аринке не поздоровилось бы, она лжесвидетельница, а за это статья есть. Наташке тоже досталось бы ого-го как! Сестра сказала, что пол мыла, подоконник драила, и вообще все придумала. Поэтому мне теперь надо долг отдать! Но ты знай: ничего того, о чем говорить будут, я не делал. Не я чудовище. Сейчас я уйду домой, а ты иди в другую сторону. Если паче чаяния позвонят из милиции, отвечай: «Впервые о таком человеке слышу». Законную жену я никогда не любил. Брак с ней оформил из благодарности и по настоянию матери. Да, я обманул тебя, не сказал, что женился. Некрасиво поступил. Постарайся понять меня. Мать долгое время мне твердила: «Лучшей невестки, чем Кариночка, не найти. Она в тебе души не чает, меня уважает, с Наташенькой не разлей вода».
Давила мама на меня постоянно. Как я мог ей объяснить, что давно связан отношениями с тобой? Если скажу правду, одна беда будет от этого. Карина навсегда из моей жизни исчезнет. Мать каждый день упрекать меня станет. Наташа тоже не одобрит. Но, что хуже всего, тебя они обе никогда своей считать не будут. Вопрос стоял так: или я делаю всех вокруг себя несчастными на всю оставшуюся жизнь. Или оформляю брак с Кариной, ничего тебе о ней не говорю, придумываю командировки. И ведь все нормально было, пока не настало время долг отдать. Помни, я любил только тебя, Ника, ты моя настоящая и единственная жена.
Квашина схватила со стола бумажную салфетку и стала рвать ее на мелкие кусочки.
– Ко мне никто не обращался. Потом журналисты стали писать про маньяка, Лесного палача, назвали его имя – Константин Орехов. Это было очень страшное для меня время. Любимый запретил с ним общаться, но я не послушалась. Стала ему передачи носить.
Дегтярев кашлянул.
– Их принимают только от родственников. Могут и от гражданской жены взять, но тогда заключенный должен указать ее данные и попросить разрешения.
Ника рассмеялась.
– Можно подумать, что вы никогда не слышали о неправомерных свиданиях и передачах? Не знаете, что за деньги в изоляторе все сделают? Главное – найти нужного человека. Приехать утром туда, где принимают продукты, и пошептаться с теми, кто в очереди стоит. Точно контакт дадут. Я Костю не оставила. Он мне ни разу не ответил, но передачки получал. И у ворот колонии его встречала я. Бывшая жена и даже мать не появились. Орехов сел в мою машину и сказал:
– Спасибо.
Я спросила:
– Куда тебя отвезти?
Константин ответил:
– В Москву. Высади меня у ближайшего метро.
Я предложила:
– Если тебе негде жить, могу дать ключи от дачи.
Он махнул рукой.
– Спасибо. Все в порядке. За все тебя благодарю. Каждый день молюсь за тебя. Я решил уйти в монастырь; того Кости, которого ты любила, больше нет. Он умер.
Конец истории. Больше я его не видела и не разговаривала с ним.
– Он не назвал имя настоящего преступника, вместо которого мотал срок? – на всякий случай уточнил Дегтярев.
– Нет, – ответила Вероника.
Собачкин провел ладонью по столу.
– Вы молчали все годы, пока невиновный сидел за колючей проволокой. А сейчас рассказали нам правду. Что побудило вас к откровенности?
Ника сдвинула брови.
– Кто-нибудь из вас ходит в церковь?
– Нет, – ответила я за всех.
– Тогда вы меня не поймете, – отрезала Квашина.
– Попробуйте объяснить, мы попытаемся, – пообещал Кузя.
– С тайной, которую я узнала, было тяжко жить, – призналась Вероника, – нарушить обещание, данное Косте, я не могла. Знать, что его считают Лесным палачом, было невыносимо. Поделиться с кем-то своими страданиями я не могла. Чувствовала себя совершенно одинокой. Словно стою на льдине, а на тысячи километров вокруг никого нет. И пронизывающий холод. Такой, что желудок леденеет. Чтобы избавиться от жуткого ощущения, я стала ходить по улицам, брела сама не зная куда. Один раз летом села на скамеечку в каком-то парке. Вошла в него через открытые ворота. Центр столицы. Вечер. Тишина. Вокруг благодать: розы невероятно красивые, другие цветы. Упоительный запах. И звон колоколов. Я заплакала. Потом слышу голос:
– Что случилось? Я могу вам помочь?
Поворачиваю голову, рядом сидит молодая женщина, вся в черном, на груди крест висит. Она спросила:
– Беда у вас?
И такие у нее глаза были умные, добрые. Я ей возьми, да и выложи все. Она меня выслушала, позвала священника, тот как раз по парку шел. Он меня повел в храм, выслушал, накрыл какой-то, на мой тогдашний взгляд, тряпкой, что-то пробормотал и сказал:
– Приходите завтра к восьми утра на литургию, причаститесь. Затем пойдете в трапезную, попьете чаю со всеми, потом жду вас в кабинете.
Сейчас я знаю, что попала в женский монастырь, ко мне подсела сама игуменья. А тогда я была как белый лист. Почему на следующий день я на службу явилась? Отчего обедала у них? Зачем пошла к священнику? Не знаю. Словно кто-то невидимый за руку меня взял и повел. Теперь я понимаю, это Господь мне на помощь пришел. Монастырь мне стал как дом родной. Друзей там много, у нас очень интересная жизнь. Когда ехала к воротам колонии, чтобы Костю забрать, мной руководило желание просто помочь ему. Орехову было негде жить, поэтому я взяла ключи от дачи. Хотела сказать ему: «Костя, я теперь другая. По-прежнему считаю себя твоей первой женой и люблю. Но мое чувство изменилось, в нем нет ничего плотского. Я готова помогать тебе, но жить с тобой, как раньше, не смогу».
Да он первым сказал о своем желании уйти в монастырь. Я обрадовалась, что Костя теперь с Богом, и не сказала, что намеревалась. Когда Герман Николаевич попросил меня прийти к вам, объяснил, в чем дело, я не могла ему отказать. А сама поспешила к своему духовному отцу. Я давно ему на исповеди во всем призналась. Батюшка посоветовал мне рассказать вам правду, и более никому ее не сообщать. Благословил меня на беседу. Ослушаться отца Александра я не могла.
– Ясно, – пробормотал Сеня, – а что, этому самому духовному отцу надо все честно докладывать?
– Да, – кивнула Ника, – вы правильно меня поняли. Только не докладывать, а рассказывать. И честно, откровенно, иначе душу свою не спасешь.
Глава двадцать шестая
Вероника уехала, Герман Николаевич остался в офисе.
– Спасибо, Гера, – сказал Дегтярев, когда за Квашиной закрылась дверь.
– Долг платежом красен, Саша, – ответил тот, – ты мне не один раз помогал. Думайте, ребята, теперь кто из ближайшего окружения Орехова серийный убийца.
– Выбор невелик, – заметила я, – в семье, кроме Константина, был только один мужчина, Петр Чернов. Муж Натальи.
– И я о нем же подумал, – отрапортовал Кузя. – Черновы давно покинули Россию и ни разу в Москве не появлялись. Живут Наталья и Петр в Швеции. С этой страной у России нет договора об экстрадиции преступников. Чернов богат, занимается компьютерными технологиями. Наталья преподает русский язык в гимназии. У них свой дом на озере, детей нет. Светлана Алексеевна и Карина периодически ездят в Швецию. Они поддерживают тесную связь с родней. Но та носа в Россию не кажет.
– Похоже, парочка чего-то боится, – сделал вывод Герман. – Ну, я уехал. Если понадоблюсь, звоните.
– Интересно, Светлана знает, что ее сын невиновен? – спросил Сеня, когда Портнов ушел.
– Интересный вопрос, полагаю, что нет, – пробурчал Дегтярев, – складируем полученную информацию. Если верить Квашиной, Константин, будучи подростком, убил одноклассника Шумакова. Вроде он ничего дурного не планировал, просто толкнул мальчика, который сидел на подоконнике. Не подумал, что тот может свалиться.
– Наташа дочь Олега Матисова, – перебила его я, – тот – второй муж Светланы Алексеевны. Матисов очень любил Илью Орехова, покойного супруга Светланы и отца Константина. Ната и Костя были знакомы с раннего детства, считали себя братом и сестрой.
Кузя потянулся.
– То, что сделала девочка, не всякая взрослая женщина совершит.