– Позвольте спросить – почему? – Блад переглянулся со своими товарищами. – То есть мы туда и не собирались, но всё‑таки… – Там слишком много таких, как я, – самодовольно выпятил грудь испанец, – а вам не совладать и с одним мною! В тот же миг, распластав тело в длинном прыжке, он обрушился на Волверстона. Гигант даже не успел выставить впереди себя кортик, как был сметён в угол, словно картонный солдатик. Хагторп оказался проворнее, полоснув тварь клинком по спине, но тоже рухнул от одного прямого удара ноги в грудь. – Сын мой, твой отец нуждается в родственной крови… Иди ко мне! Пальцы дона Диего сомкнулись на горле собственного дитя, и в этот момент шпага капитана Блада вошла ему в грудь. – Ты не тронешь ребёнка, мерзкая тварь! Вампир выпустил теряющего сознание Эстебана и, всем телом давя на доктора, свалил его на пол. Невзирая на то, что толедский клинок проткнул его насквозь, он тянулся клыками к лицу Блада. – Я знал, что ты вернёшься, английская собака. – Ирландская, с вашего разрешения, – до боли напрягая стальные мышцы, Блад удерживал обезумевшего хищника. – Я вырву тебе кадык и… – Прости, отец, – срывающимся голосом прошептал юноша, приставив пистолет к виску дона Диего и нажимая курок. Вампиру снесло полголовы! – Я должен сказать тебе спасибо, – пробормотал Питер, выбираясь из‑под обрушившегося на него тела, – но, чёрт возьми, во что превратили мою каюту? Тут только мытья полов до вечера… – Ты… ты… ты должен был бы висеть на нок‑рее «Энкарнасиона»! – едва не срываясь в крик, Эстебан швырнул в Блада разряженным пистолетом и упал на колени у мёртвого тела, обливаясь слезами. – Но клянусь Пресвятой Богородицей, ты ещё будешь там болтаться! Капитан Блад помог подняться товарищам, пожал плечами и отвернулся. Труп дона Диего по‑тихому сбросили в море, привязав цепью к его ногам пушечное ядро, чтобы не всплыл. Однако эти опасные слова он запомнил, так же как запомнили их Хагторп и Волверстон. Вечером того же дня офицеры потребовали созвать совет для решения дальнейшей судьбы испанских пленников. Каждому было ясно, что они не смогут добраться до Кюрасао, так как запасы воды и продовольствия были уже на исходе, а едва начавший ходить Джереми Питт всё ещё не мог полноценно приступить к своим штурманским обязанностям. Неожиданно для всех Блад вдруг предложил направиться к востоку от острова Гаити и, пройдя вдоль его северного побережья, добраться до острова Тортуги. – Тортуга… Это же то самое место, проклятое людьми и богом, где властвуют вампиры! – Тем более что только сегодня одна испанская скотина, которую завалил собственный сыночек, предупреждала тебя, Питер: не ходи на Тортугу! – Да, остров опасен, не спорю, – выслушав своих офицеров, признал Блад, – но если там полно пиратов всех мастей, то так ли опасны местные вампиры? К тому же официально порт принадлежит французской Вест‑Индской компании, и там нам никак не угрожает быть переданными в руки английского правосудия короля Якова. А с ним вы все хорошо знакомы… После долгих споров команда наконец поддержала решение капитана. Но тогда возникал логичный вопрос, должны ли они тащить с собой испанских пленников или же, посадив их в лодку, дать им шанс добираться до земли, находившейся всего лишь в десяти милях? Именно это предлагал сделать Блад. – На Тортуге их всех сожгут живьём, – настойчиво доказывал он. – Эти свиньи в кирасах заслуживают и худшего! – ворчал Волверстон. – Вспомни, Питер, – поддержал друга Хагторп, – чем тебе сегодня угрожал мальчишка. Что, если он спасётся и расскажет дяде‑адмиралу о том, что случилось? На нас ополчится весь королевский флот Испании! – Я не боюсь его угроз. – А напрасно, – мрачно заметил Волверстон. – Видя, кем стал его папочка, разумнее было бы повесить мальчишку вместе с остальными. – Гуманность проявляется не только в разумных поступках, – медленно протянул Блад, размышляя вслух, – иногда лучше ошибаться во имя гуманности, чем остаться правым во имя садизма. Тем более что парень и шестеро гребцов сдержали слово и не выдали меня на борту испанского корабля. Неужели мы с вами хуже них?! На рассвете дайте испанцам дырявую шлюпку, бочонок без воды, несколько плесневелых лепёшек, и пусть они убираются к дьяволу! Абзац! Это было его последнее слово, слово капитана. Люди, добровольно наделившие Блада властью, согласились с его решением, и на рассвете дон Эстебан со своими людьми и вампирами беспрепятственно покинул корабль. …Два дня спустя «Синко Льягас» вошёл в окружённую скалами Кайонскую бухту. Это замечательное во всех смыслах местечко, созданное самой природой, представляло собой неприступную цитадель для тех, кому посчастливилось её захватить. А посчастливилось пиратам. И вампирам… Глава 13 Тортуга‑а‑а‑а!!! …Итак, беглые повстанцы прибыли на весёлый остров, по праву считавшийся колыбелью пиратства и вампиризма на всех землях Испанского Мэйна. Удобное расположение, принадлежность к нейтральной Франции, база Вест‑Индской компании, пересечение всех торговых, караванных и военных путей, свобода и вольность нравов вкупе с жесточайшими законами самоуправления – всё это превращало Тортугу как в гостеприимный дом, так и в неприступную крепость. Отказа в праве на швартовку не было никому, кто был готов за неё платить. Здесь бойко шла открытая торговля подпольными товарами, но зато и ограбленные капитаны знали, где могут самостоятельно выкупить свой груз, а зачастую даже вернуть себе свой же корабль, если, конечно, сумеют сойтись в цене, которая, кстати, была не слишком высока за битое бэушное судно… Тут легко можно было набрать смешанную команду из людей любой национальности и вампиров любого толка, а также купить рабов, провизию, вино и женщин. Вампиризм вообще был едва ли не общественно одобряемой нормой жизни. Новый Свет уже тогда диктовал свои, крайне толерантные, законы. «Преображение», как деликатно называли его образованные люди, приобрело на Тортуге массовый характер. От момента инфицирования, практически всегда добровольного, до полного превращения в иное существо проходил довольно долгий срок, от трёх месяцев до полугода, для каждого в индивидуальной форме боли, проблем и полученного результата. Конечно, риск был. Кто‑то банально не выживал, кто‑то терял разум, кто‑то становился неуправляемым кровожадным зверем, но более половины счастливчиков могли рассчитывать на вполне себе комфортное существование. Преображённые получали иммунитет ко всем болезням, укрепление вестибулярного аппарата, повышенную силу и выносливость, а также почти бессмертие! Пока не убьют, конечно, а люди всегда умели убивать любую опасную тварь… Вменяемые вампиры терпеливо переносили солнце, жару и голод, легко нанимаясь на корабли, и охотно служили любому флагу в этих переменчивых водах. Они приняли общие правила коллективной безопасности, где кто угодно мог совершенно законно заказать себе пинту свежей крови в баре, и целые флотилии этих клыкастых корсаров спокойно бросали якорь в бухтах свободного острова. И хотя на море они творили страшные вещи, практически никогда не оставляя в живых экипажи захваченных кораблей, но здесь, в кабаках Тортуги, всегда вели себя крайне предусмотрительно и даже вежливо… Стоит подчеркнуть, что лишь форс‑мажорные обстоятельства вынудили Питера Блада искать убежища именно на этом острове. Ибо целью несчастных повстанцев было возвращение к мирной жизни в родной и нежно любимой Англии, а никак не морской разбой, пусть даже в таком чудесном, клыкастом обществе. Но всё сложилось, как сложилось, чего уж там… Сам доктор планировал свалить во Францию или Голландию. Поэтому, ожидая в порту попутный корабль, он расходовал имевшиеся у него деньги весьма эко‑номно. Хотя средства ему позволяли, если вспомнить о сундуках с более чем пятьюдесятью тысячами песо, разделёнными по законам берегового братства на двадцать человек. Но все мы в той или иной мере – продукты общества, и, видимо, Питер Блад слишком долго общался с искателями приключений, слушал их хвастливые рассказы, а в результате заразился авантюризмом, столь характерным для этой части Вест‑Индии. Кроме того, он всё время думал о мисс Бишоп и едва ли не сходил с ума, сознавая, что любит Арабеллу, в то же время прекрасно понимая, что она потеряна для него безвозвратно. Но и уехать сейчас в Европу – значило лишить себя самой последней, пусть и призрачной, надежды на встречу… Таким образом, на душевные метания Блада и свойственный ему мятежный дух вольнодумства накладывались заманчивые предложения быстренького обогащения, исходившие не только от знакомых пиратов, но даже и от самого губернатора острова господина д’Ожерона (кстати, вампира с вот уже шестилетним стажем!), получавшего в качестве «портовых сборов» десятую часть всей пиратской добычи, в конце концов, и толкнули его на поиски приключений. Помимо этого д’Ожерон неплохо зарабатывал и на комиссионных от своих зубастых собратьев, давших ему непререкаемую клятву не убивать никого на всей Тортуге. Нужна кровь – купите! В продаже она есть всегда. И вампиры платили. Ибо законы вольного пиратства, чтимые абсолютно всеми, кто поднял на борту красный или чёрный флаг, были превыше даже жажды крови. Ослушники жёстко карались на месте своими же товарищами. – Пиратство – отвратительная штука, но, увы, именно оно является единственной защитой от испанского господства, – терпеливо пояснял Бладу изысканно одетый господин губернатор с красными глазами и впечатляющими клыками, представлявший здесь интересы французской Вест‑Индской компании, – поверьте, доктор, не всё бывает так страшно, как может показаться на первый взгляд. – Но всё‑таки вампиры – это же… фу‑у, нет? – Я сам вампир, и что?! Разве вы не находитесь у меня в гостях, не пьёте кофе, не наслаждаетесь обществом моей семьи? Вас никто не ест, и я не вижу в вас угрозу. Будьте толерантнее, дорогой друг, все формы жизни имеют равные права на существование, пока держат себя в рамках закона. Пусть даже это законы пиратского мира. Между прочим, и все те, кто бежал с доктором с плантаций Барбадоса, тоже решили присоединиться к великому береговому братству. Они настоятельно требовали от Блада согласия стать их капитаном, разрешить им называться корсарами и клялись следовать за ним повсюду, хоть в глотку самого дьявола, хоть в его прямо противоположное место! Питер кивал, сравнивал и медлил… Лишь Джереми Питт понимал, что основной причиной колебаний Блада была всё же робкая мысль о встрече с Арабеллой Бишоп. Он чуть не плакал, представляя себе, с каким презрением она будет вспоминать о нём, узнав, что он стал грязным разбойником, грабящим торговые корабли, и это причиняло ему такую боль, как если бы уже стало реальностью. Так что в конце концов, пойдя на сделку со своей совестью, Питер дал себе клятву сохранить свои руки настолько чистыми, насколько это было возможно для пирата. Приняв это суровое, но честное решение, Блад прилюдно объявил себя корсаром и с присущей ему деловитостью занялся подготовкой к пиратской деятельности. Господин д’Ожерон, пожалуй, самый услужливый из всех вампиров‑губернаторов на свете, без проблем выделил ему значительную ссуду на снаряжение испанского «Синко Льягаса», переименованного в красную «Арабеллу». Питер долго раздумывал, какое новое имя дать кораблю, опасаясь раскрытия своей тайны. Однако остальные каторжане увидели в этом лишь насмешку над Бишопами и тонкий сарказм, свойственный их капитану. Умея разбираться в людях (вампиров он тогда ещё не брал), Питер Блад добавил на борт ещё шестьдесят человек, тщательно выбранных им из числа вольных искателей приключений на пятую точку, околачивающих груши на Тортуге. Согласно неписаным, но строго чтимым законам берегового братства он заключил договор с каждым членом своей команды, по которому тот получал определённую долю захваченной добычи. Но в целом этот договор резко отличался от всех прочих. Все проявления буйной недисциплинированности: пьянство, разврат, грязные танцы, драки, сексуальные связи с юнгами, азартные игры, майданные сходки, чёрные метки и прочие обычные для корсарских кораблей развлечения – на палубе «Арабеллы» категорически запрещались! Те, кто уходил с Бладом в океан, обязывались полностью и во всём подчиняться ему и его офицерам, а те, кого не устраивали эти условия, могли идти за борт искать себе другого вожака среди рыб. Поэтому в канун Нового года, после окончания сезона штормов, Блад вышел в море на хорошо оснащённом и полностью укомплектованном судне с новым именем. И буквально уже в мае слава о нём пронеслась по Карибскому морю подобно волнам от брошенного в лужу булыжника. В самом начале плавания в Наветренном проливе он под испанским флагом устроил перестрелку с испанским же галеоном, потопив его и забрав нехилую добычу в шестьдесят тысяч песо. Причём в трюме испанцев были обнаружены двадцать голодных вампиров в кандалах. Блад дал им свободу, уговорив временно перейти в его команду, чем, собственно, и оправдывалось потопление галеона, ибо оставшимся испанцам пришлось удирать на лодках, так как, оставь он судно, вампиры на этом же корабле и догнали бы несчастных… Затем под тем же флагом королевства Кастилии был совершён дерзкий налёт на небольшую испанскую флотилию, мирно занимавшуюся добычей жемчуга у Риодель‑Хача, где и была захвачена вся добыча. Те же двадцать вампиров, проплыв две мили под водой, выползли на берег, сняв часовых и захватив четыре дальнобойные пушки. Кастильцы и чухнуться не успели, как потеряли всю батарею. Перед рассветом «Арабелла» атаковала все три судна флотилии и была бы бита за свою наглость, если б с берега, считавшегося испанским, в упор не ударила вампирская артиллерия, превратив в решето один корабль; второй взял на абордаж Блад, а третий тоже недалеко ушёл с дырой в борту на уровне ватерлинии, куда удачно влепил ядро меткий Огл. Победа была полной, жемчуг гребли горстями! Вампиры же предпочли получить свою долю кораблём. Захваченное в бою судно было полностью передано новым союзникам. Так капитан Блад полностью избавился и от самих вампиров на палубе «Арабеллы», и от личных комплексов на их счёт. Однако бывший испанский корабль пошёл за ним на поводу, и в этом смысле зубастых моряков лучше было иметь в союзниках… Поэтому, пролонгировав договор о совместной деятельности, они вместе с вампирской командой предприняли экспедицию на золотые прииски Санта‑Мария на Мэйне. Там кровососы вновь послужили ударным клином корсаров Блада, а золота было взято столько, что пришлось уйти в море, дабы захватить хоть какой‑нибудь испанский шлюп для его перевозки. Потом вдохновлённые успехом корсары и вампиры провернули ещё несколько других, менее громких, дел. Или, уж если честно, скорее делишек, мимоходом грабя мелкие суда и отнимая кофе и сахар у проходивших мимо судёнышек. Тот же Терри Прачетт всегда писал, что именно кофеином вампиры глушат жажду крови… Доктор не менял тактику, позаимствованную им у дона Диего, то есть нагло поднимал испанский флаг на своём испанском же корабле, подходя к доверчивым испанцам, уверенным, будто видят испанского соплеменника, и в упор бил их из испанских пушек с обоих бортов! Пока те соображали, что на самом деле это гадские пираты, люди Блада уже брали судно на абордаж. Из всех этих схваток команда «Арабеллы» вышла полной победительницей, захватив богатую добычу и понеся небольшие потери в людях. Чаще всего гибли те матросы, что самовольно нарушали дисциплину, игнорируя во время боя строгие приказы капитана и своих офицеров: раньше времени бросались на абордаж, прыгали в одиночку против пятерых, лезли под пули и картечь, считая, что заговорённые гаитянские амулеты защитят их от любой опасности. Примечательно, но ни один бывший повстанец не погиб! Это говорило и о самом полководческом таланте Блада, и о характере людей, бежавших с ним с Барбадоса… Итак, слава об «Арабелле», возвратившейся на Тортугу, едва ли не лопаясь от золота и жемчугов, и о храбром капитане Питере Бладе прокатилась от Багамских до Наветренных островов, от Лондона до Мадрида, от Нью‑Провиденс[30] до Тринидада. Конечно, эта слава пахла порохом, ромом и кровью, но зато и ароматизировала большими деньжищами! Надо признать, что эхо его подвигов долетело и до старушки Европы. Испанский посол при Сент‑Джеймском дворе представил Великобритании раздражённую ноту протеста, типа уймите ваше хулиганьё! Но ему официально ответили, что капитан Блад не только не состоит на королевской службе, но и является осуждённым бунтовщиком и беглым рабом, так что если его католическое величество[31] его утопит, то получит горячую благодарность и даже одобрение со стороны короля Якова II, вплоть до почётной грамоты из Лондона и какого‑нибудь значка на память! Сам дон Мигель де Эспиноса – адмирал Испании в Вест‑Индии – и его красавчик племянник дон Эстебан страстно мечтали захватить наглого авантюриста, чтобы непременно повесить его за шею на нок‑рее своего корабля. Вопрос о скорейшей торжественной казни нехорошего Блада стал для них личным, узкосемейным делом. Месть – это святое для католика… Осатаневший оттого, что был так легко обманут (больше недовесом золота!), дон Мигель не скупился на пустые, бесчеловечные угрозы в адрес кабальеро Педро Сангрия. Но грозное хвастовство адмирала ни капельки не пугало экипаж «Арабеллы». Капитан Блад не позволил своей команде долго бездельничать на Тортуге, решив сделать католическую Испанию иудейским козлом отпущения за все свои прошлые муки. И хотя, по сути, он тупо сводил старые счёты, но кто бы сказал, что у него не было на это морального права? Однако лично я скажу: Англия была виновата больше. Но кто я такой, чтобы осуждать Питера Блада?! Тем более что ему моё мнение – ниже ватерлинии…