Властный, смелый и дерзкий, Левасер казался ей в эту минуту идеальным воплощением мужчины. Французский пират с утробным рыком бросился к девушке, но голландский капитан раскинул руки, пытаясь задержать негодяя. Левасер взмахнул топором не задумываясь, раскроив голландцу череп так, что мозги брызнули наружу. Нетерпеливый любовник потоптался на тёплом трупе, а мадемуазель д’Ожерон в ужасе отпрянула в сторону. Левасер взбежал к ней по ступеням наверх и, отбросив в сторону окровавленный топор, широко раскрыл объятия, прижимая к груди отвоёванную возлюбленную. Но она вдруг съёжилась от страха… – О, наконец‑то ты моя! Моя, моя, моя, несмотря на все глупые запреты твоего папочки! – напыщенно воскликнул её герой. Девушка же, упираясь изо всех сил, едва слышно шептала: – Зачем вы его убили? Но подлец‑любовник лишь громко рассмеялся и, подобно греческому божеству, милостиво снисходящему к простому смертному, пафосно произнёс: – Пусть его смерть будет предупреждением для всех, кто осмелится стать между нами! Этот внешне блестящий и по‑театральному пошлый жест так очаровал Мадлен, что она, отбросив в сторону свои страхи, покорилась своему «спасителю». Перебросив девушку через плечо, словно косулю на охоте, он под торжествующие и сальные шуточки своих людей легко перенёс драгоценную ношу на «Ла Фудр». Её отважный брат попытался вмешаться в эту романтическую сцену, но Каузак успел врезать ему по затылку кулаком и крепко связать руки. А пока капитан Левасер наслаждался в каюте улыбками своей дамы, его лейтенант занялся подробным учётом плодов героической победы. Голландскую команду пересадили в баркас, велев убираться к дьяволу. К счастью, несчастных оказалось не более тридцати человек, и судёнышко, хотя и перегруженное, смогло их вместить. Затем Каузак оставил на захваченном корабле двадцать пиратов, приказав им следовать за «Ла Фудром». Настроение у бретонца было самое что ни на есть прескверное. Риск, которому они подвергались, захватив голландский бриг и совершив грубое насилие над членами семьи губернатора Тортуги, ни на грош не соответствовал копеечной ценности полученной добычи, о чём он напрямую и доложил капитану. – Заткни своё мнение в задницу и держи при себе! – грозно ответил негодяй. – Неужели я настолько глуп, что сунул свою башку чёрту в зубы, не зная, как её оттуда вытащить? Веди судно к острову Вихрен Магра. И пусть ко мне в каюту притащат этого юного щенка д’Ожерона! Сам Левасер с улыбкой вернулся к счастливой по самые уши дурочке. – Надеюсь, наша лямур ещё не пердю?[34] Через минуту к ним привели и её младшего брата. Капитан приветственно махнул ему рукой, не вставая с места, но мадемуазель д’Ожерон сразу же спрыгнула с колен возлюбленного. – Это лишнее, – она указала на связанные руки брата. – Вынужденная необходимость, – задумчиво ответил Левасер. – Понимаешь, мышка, он вёл себя, как бешеный вампир, бросаясь на моих людей. Если только твой братец даст мне слово… – Ничего я тебе не дам! – пылко воскликнул храбрый юноша. – О мой милый Анри, покорись же ему! – тупо улыбаясь, попросила девушка. – Ты ведёшь себя не как мой милый дружок. Зачем ты пытаешься противиться моему счастью? – Моя маленькая глупышка, – ответил брат, хотя слова «большая дура» более подходили бы к ней, так как сестрица была значительно крупнее его самого, – маленькая глупышка, неужели я мог бы называться твоим другом, если бы унизился до разговора с этим мерзавцем? – Спокойно, спокойно, молодой петушок! – засмеялся Левасер, но его смех не сулил ничего хорошего. – Как бы тебе не попасть на сковородку… – Одумайся, сестра, – упёрся Анри, – вспомни, сколько человек уже погибло из‑за твоих постоянных влюблённостей во всяких моральных уродов! Неужели ты можешь верить этому поганому псу, родившемуся в канаве и проклятому собственной матерью? В ответ Левасер, не задумываясь, вмазал юноше кулаком в лицо. Правда о себе его мало интересовала, он и без того прекрасно понимал, кто он есть, но его это вполне устраивало. Прекрасная мадемуазель д’Ожерон не сумела сдержать вырвавшийся крик, а её брат отлетел аж к переборке. На его разбитых губах мелькнула презрительная улыбка. – Смотри, он бьёт мужчину, у которого связаны руки, – отметил юный д’Ожерон, – любуйся его фальшивым благородством, сестричка… Эти простые слова разбудили в Левасере яростный и даже в чём‑то сексуальный гнев, всегда дремавший в несдержанном, вспыльчивом французе. – А что бы ты сделал, юный щенок, если бы тебе развязали руки? Отвечай мне! Что бы ты сделал, пустозвон, мерзавец, подлец, проти‑и‑ивный… Далее хлынул поток слов и предложений, точного значения которых девушка, разумеется, до конца не знала, но как‑то могла догадаться об их грязном и гнусном смысле. Она смертельно побледнела и заревела белугой от ужаса. Опомнившись, Левасер распахнул дверь и одним махом вышвырнул её брата из каюты. – Бросьте этого красавчика подонка в трюм! Я займусь им позже, – приказал он, после чего, заискивающе улыбаясь, обернулся к девушке. Но сейчас с её глаз словно упали лошадиные шоры. На нежном личике вдруг отразились страх и отвращение. Кажется, Мадлен наконец въехала… – Ну что не так, моя птичка? – хихикнул грязный пират, приближаясь к ней. Он с силой притянул её к себе, слюняво причмокивая алыми губами. – Нет, нет, нет! – закричала она. – Да, да, да! – передразнивая её, смеялся Левасер. Он грубо тащил её к себе, выкручивая руки и умышленно причиняя боль. Девушка изо всех сил пыталась вырваться из его объятий, но он, рассвирепев, насильно присосался к ней, так что с его подлой рожи слетела последняя маска героя. – Глупышка, – самодовольно хмыкнул он, – именно наивная глупышка, как назвал тебя твой сладкий братец. Не забывай, что ты сама написала мне и ты здесь по своей воле. Мы не в песочнице, со мной так играть нельзя! Поэтому будь благоразумна, моя розовая киска! – Он поцеловал её снова, но на сей раз чуть ли не с презрением и, отшвырнув в сторону, рявкнул: – Чтоб я больше не видел таких сердитых глазок, а не то я прикажу их тебе выколоть! В этот момент в дверь безапелляционно вломился Каузак. Он доложил, что в корпусе корабля, пробитого голландским ядром, обнаружена течь. При тихой погоде высокая пробоина не представляла особой опасности, но даже небольшое волнение сразу же могло изменить положение в худшую сторону. Они потонули бы на раз‑два‑три, в ритме вальса, если не быстрее… – Сколько до ближайшего берега? – На горизонте самый северный из Виргинских островов. – Нам надо свернуть туда, – нервно приказал Левасер, – отстоимся, почистим днище и приведём в порядок «Ла Фудр». Я не доверяю этой проклятой жаре. Нас может накрыть серьёзный шторм. – Есть кое‑кто в два раза хуже шторма, – Каузак указал дрожащей рукой в окно за спиной капитана. Негодяй обернулся, и от страха у него перехватило дыхание. Не дальше чем в пяти милях он увидел силуэты двух больших кораблей, направлявшихся к ним. – Дьявол бы их побрал, этих чёртовых испанцев! Но мы будем драться, я готов в одиночку перебить их всех или сдохнуть! – Ну и дурак, – бросил ему в лицо помощник капитана и, не скрывая своего раздражения, смачно плюнул на палубу, – вот что бывает, когда пиратствовать в море выходит изнывающий от пылкой любви идиот! В одну минуту из головы Левасера вылетели все мысли, связанные с мадемуазель д’Ожерон и её непокорным братом. Он бегал по палубе, грыз ногти, нетерпеливо поглядывая то на далёкую сушу, то на неумолимо приближавшиеся корабли. И бежать некуда, и драки не миновать. А если будет драка, так два испанца накидают ему в панамку по самое не балуйся! «Что делать?» – тщетно взывал он к грядущему Чернышевскому. Однако когда Левасер уже намеревался застрелиться, то чуть не упал в обморок от радости, услыхав крик матроса с мачты: – Это же наша «Арабелла»! А другой испанский фрегат, наверное, трофейный… Но это сообщение почему‑то ничуть не обрадовало Каузака. – Час от часу не легче! – проворчал он мрачно. – Вот только что скажет Блад по поводу нашего ограбленного голландца? – Да пусть болтает всё, что ему угодно! – беззаботно засмеялся вновь расхрабрившийся Левасер. – А как быть с детьми губернатора Тортуги? – Он не должен о них знать… Вскоре все четыре корабля бросили якоря у северного берега Вихрен Магра. Это был безводный, крохотный и узкий островок в двенадцать миль длиной и в три мили шириной, населённый разве что перелётными птицами, крабами и случайными черепахами. Левасер приказал спустить лодку и вместе с Каузаком прибыл на «Арабеллу». – Наша недолгая разлука оказалась для всех весьма прибыльной, – с улыбкой произнёс капитан Блад, приглашая всех в большую капитанскую каюту. Его красавице «Арабелле» удалось в бою захватить могучий «Сантьяго», большущий двадцатишестипушечный корабль, шедший из Пуэрто‑Рико, с грузом в 120 тонн какао, 40 тысяч песо и различных ценностей стоимостью ещё где‑то в 10 тысяч песо. Две пятых этой шикарной добычи согласно заключённому договору без вопросов принадлежали Левасеру и его команде. Отметьте, совершенно незаслуженно и даром! В свою очередь, бравый капитан Левасер отчитался в том, каких успехов достиг он, но, слушая его хвастливый рассказ, Блад мрачнел всё больше и больше. Он считал полным идиотизмом делать из дружественных голландцев непримиримых врагов ради табака и кожи, стоимость которых в самом лучшем случае не превышала какие‑то двадцать тысяч песо. Но Левасер ловко выкрутился, упирая на то, что любой корабль остаётся кораблём, а им позарез нужны суда для новых походов. Быть может, потому, что пиратская удача в тот день была на стороне капитана Блада, он в конце концов лишь пожал плечами и раздражённо махнул рукой. Затем хитрый Левасер предложил, чтобы «Арабелла» отвела захваченного испанца на Тортугу, прихватив с собой голландский груз кожи и какао, где Блад навербовал бы заодно ещё две‑три сотни пиратов, благо кораблей теперь хватало. Самому Левасеру придётся заняться срочным ремонтом своего «Ла Фудра», а затем он пойдёт к острову Салтатюдос, где будет честно ждать союзника, чтобы всей силой дружно заняться весёлым набегом на Маракайбо. Кстати, и капитан Блад сразу же на всё согласился и даже объявил, что отплывает немедленно. Любое время, проведённое в компании развратного французского пирата, действовало на него самым раздражающим образом. Едва ушла «Арабелла», как Каузак завёл корабли в лагуну, где на берегу были разбиты палатки, в которых разместилась команда. …К заходу солнца ветер усилился, а затем перешёл в жутко сильный шторм, сопровождаемый настоящим ураганом. Левасер был рад, что успел спрятаться в безопасное убежище. На минутку он задумался было над тем, каково сейчас приходилось капитану Бладу, попавшему в самый центр урагана, но потом пожал плечами и решил традиционно напиться в стельку. Всё шло по плану… Глава 15 Выкуп за «невесту» …Утро следующего дня было во всех смыслах просто великолепно. Солнце грело нежно и страстно, в бодрящем после шторма воздухе чувствовался солоноватый запах океана. Громко пели птицы, отчаянно и даже в чём‑то истерично голосили чайки. На песчаной отмели Вихрен Магра, у самого подножия белых дюн, рядом с парусиновой палаткой, сидя на пустом пивном бочонке, капитан Левасер размышлял, как гарантированно обезопасить себя от гнева зубастого губернатора Тортуги. Вокруг него без дела слонялось человек шесть офицеров; пятеро из них – неотёсанные мушкетёры‑гопники в грязных кожаных жилетках на голое тело и таких же эксклюзивных штанах с заплатами, увешанные оружием с ног до головы, а шестой – более‑менее образованный помощник капитана, бретонец Каузак. Тоже тот ещё дурак и паникёр, но этот хоть читать умел… Перед Левасером на коленях стоял молодой месье д’Ожерон, его придерживали два здоровенных негра‑культуриста. На самом юноше были лишь сорочка с кружевными оборками да сатиновые короткие панталончики, ноги босы, даже не в носках. Камзол с него был сорван, руки связаны за спиной, на лице синяки и кровоподтёки. Шея голая‑я… Здесь же на песчаном холмике в неловкой позе сидела его дура сестра (уж простите за честность и прямоту). Она была очень бледна и под маской никому не интересного высокомерия тщетно пыталась скрыть душившие её слёзы. Получалось не очень‑то… Левасер сначала долго зевал, делая вид, что ему дико скучно, и наконец с напускной учтивостью заявил: – Полагаю, мадемуазель, что ваш выкуп определяется в двадцать тысяч песо, и, если вы дадите мне слово вернуться, можете хоть сейчас отправляться на остров Тортуга. На поездку туда‑сюда я даю вам неделю и предоставляю вон тот голландский шлюп.