Девушка неуверенно повернула голову. Её глаза округлились. – Да, да, вы не ослышались. Месье д’Ожерон останется здесь наложником. Тьфу, конечно, я хотел сказать, заложником. Моим личным заложником. Вряд ли ваш отец сочтёт данную сумму чрезмерной, ибо в неё входят цена за свободу дочери и стоимость приданого сына. Дьявол меня всего побери, да я, пожалуй, ещё слишком скромен! Папаша д’Ожерон человек весьма богатый… Но д’Ожерон‑младший, бесстрашно взглянув в лицо пирату квадратными от изумления глазами, всё‑таки решился уточнить: – Я категорически и бесповоротно отказываюсь вас понимать! Вы напали на мирных голландцев, вы убили их капитана и захватили мою сестру, наивную дурочку, влюблённую в вас. Это гадко, преступно, подло, но объяснимо. Но почему наложником… тьфу, заложником остаюсь я?! Я‑то вам никаких авансов не делал, вы мне не нравитесь и… и вообще… – Ах, какие красивые слова! – криво усмехнулся Левасер, явно жеманясь. – Какой пылкий темперамент и какая трогательная глупость! Но поверьте, милейший, я умею превратить любого упрямого осла в послушную овечку. В мою нежно любимую, кроткую и милую овечку… – Будьте вы прокляты, грязный пират без совести и без чести! Я против! – Ах, ну кто же вас спрашивает… – Да о чём талдычите вы оба?! – уже буквально взвыла бедная девушка. – Я ничего не понимаю! Почему вы преследовали меня, если… если теперь отсылаете к отцу? И зачем же вам здесь мой брат?! – Всё просто, Мадлен, – Левасер встал, подошёл к младшему сыну губернатора и, приподняв его лицо за подбородок, потянулся к его губам. Девушку передёрнуло от ужаса. Д’Ожерон резко рванулся в сторону, бросив дикий взгляд на сестру, и она увидела на его лице полное отчаяние. Отвращение и благородная ярость овладели дочерью губернатора. – Нет, гнусный мерзавец! Я не поеду за деньгами для вас, вы не джентльмен… – Вы действительно дура, милая, – без малейшей злобы с издевательским вздохом заметил Левасер. В его руках дёргалась бечёвка, по всей длине которой он механически завязывал крепкие узелки, – знаете, как называется эта вещица? Это чётки боли. – Я не боюсь вас! – А зря. После знакомства с ними многие упрямые еретики превратились в католиков. К вам быстро вернётся благоразумие, когда ваши чудесные глазки вылезут на лоб. Злодей швырнул бечёвку одному из негров, который на лету поймал её и быстро закрутил вокруг головы пленницы, вставив под бечёвку небольшую бамбуковую палку. Тупо лупая зенками на своего капитана, негр ждал приказа начать пытку. Лицо д’Ожерона стало свинцово‑бледным, и на лбу выступили капли пота. – Негодяй, ты не посмеешь мучить её! – И кто меня остановит, лапуся? – вновь садясь на бочонок, Левасер насмешливо послал юноше воздушный поцелуй. – Может быть, ты? Если, конечно, будешь поласковее… Мадемуазель д’Ожерон вскрикнула и попыталась вырваться, но, удерживаемая грубыми руками офицеров, со стоном опустилась на песок. Её брат до крови стиснул зубы, но ничем не мог ей помочь, они оба находились в полной власти безумного сексуального маньяка. – Образумьтесь же, мышка моя, и избавьте своего милого братца от столь малопривлекательного зрелища, – медленно, с томным прононсом протянул мерзкий пират, – ну что для вашего родителя, в конце концов, эти жалкие двадцать тысяч песо? Заплатили – и по домам! – С вашего позволения, мне тоже вдруг стало жутко интересно, за что вы назначили сумму в двадцать тысяч песо?! Вопрос этот был задан на не самом лучшем французском языке, но вполне себе чётким и приятным голосом. Левасер и его офицеры удивлённо обернулись. На самой верхушке дюны на фоне синего неба отчётливо вырисовывалась стройная фигура капитана Блада в чёрном камзоле, расшитом серебряными галунами. Над широкими полями шляпы ярким пятном чётко выделялся тёмно‑красный плюмаж из страусиных перьев. Да что говорить, Блад был просто великолепен, знал это и умело этим пользовался! Вяло выругавшись от изумления, Левасер попытался подняться с бочонка, но ноги его плохо слушались… – Что за дьявольщина? Вы же должны быть на пути к Тортуге?! Так не‑чест‑но‑о… Легко скользя по осыпающемуся песку, доктор свободным шагом спустился на отмель. За ним следовали плечистый одноглазый гигант Волверстон и ещё двенадцать суровых, дисциплинированных корсаров из команды «Арабеллы». Подойдя к столь разношёрстной компании, Блад вежливо снял шляпу, отвесил низкий поклон мадемуазель д’Ожерон, а затем повернулся к Левасеру. – Доброе утро, капитан! Вчерашний ураган вынудил наши корабли повернуть вспять, а шторм пригнал нас обратно. В довершение всех несчастий грот‑мачта «Сантьяго» дала серьёзную трещину, и я был рад поставить его на якорь в тихую бухточку в двух милях отсюда. Ну а затем мы решили пересечь этот проклятый остров, чтобы размять ноги и поздороваться с вами. А вы нам как будто не рады? – Безумно, безумно рад, – изо всех сил скрипнул зубами Левасер, стараясь казаться гостеприимным, – но я несколько… так сказать… я чуть‑чуть занят. Не могли бы вы зайти после обеда? – Фу, не похоже, чтобы вы обо мне скучали, бука. Кстати, кто это? Злодей был готов выругаться, но, сдержавшись, вежливо ответил: – Это мои личные пленники с голландского брига. Они французы. – Но почему вы раньше не упоминали о них? – Потому что. – Чёрт побери, вчера вы развернули военные действия против дружественных голландцев, – мрачно проговорил капитан Блад, – а сейчас получается, что даже ваши соотечественники должны вас бояться. Вы что‑то имеете против французов? У вас на них фобия? – Дьявол, что такое фобия? А‑а, неважно, короче, это… это моё личное дело! – Личное?! Вот вы в каком смысле… понимаю. Но не затягивайте с этим, обратитесь к врачу. Я бы рекомендовал серную мазь. – Что?! – Я спрашиваю, кто они такие? Как их зовут? Спокойные, властные и насмешливые манеры капитана Блада явно бесили вспыльчивого Левасера. Его смазливое лицо пошло красными пятнами, взгляд стал наглым, почти угрожающим. Он хотел было ответить: «А не ваше собачье дело!», но молодой пленник опередил гадского мучителя: – Я Анри д’Ожерон, а эта девушка – моя бедная сестра! – Д’Ожерон? – несколько нервно удивился Блад, хватаясь за сердце. – Уж не родственник ли вы моего доброго зубастого приятеля, губернатора острова Тортуга? – Это мой отец. – Укуси меня вампир, Левасер, да вы сошли с ума! Если эти молодые люди действительно дети губернатора острова Тортуги, который является нашим единственным убежищем в этих морях, то, знаете ли… Но Левасер яростно прервал его: – В последний раз повторяю для тупых англичан, что это моё личное дело! Я сам отвечу за всё перед губернатором! – И что, двадцать тысяч песо тоже ваше личное дело? – Да, моё! – Ничего подобного, – капитан Блад спокойно уселся на бочонок, с которого за шиворот скинул француза, – но не будем тратить время на глупости! Я чётко слышал предложение, сделанное вами этой мадемуазель и этому гарсону. Их выкуп равен двадцати тысячам песо. Эта сумма принадлежит вашей и моей командам, верно? – Ну допустим, и чё?! – А то, что вы утаили часть трофеев. Такие поступки, согласно традициям берегового братства, караются довольно сурово. – Да мне пофиг! – нагло засмеялся Левасер, прекрасно зная, что здесь, на берегу, у него в разы больше людей. – Если вам что‑то не нравится, мы можем расторгнуть наш союз. – Да, да, мы непременно расторгнем его, не сомневайтесь, – нахмурился Блад, – но только после того, как вы исполните условия нашего соглашения. – Чё?! – Хватит «чёкать», это неприлично. Насколько я понимаю, вы хотите забрать себе двух молодых людей? Но по нашему обоюдному соглашению этот трофей принадлежит всем нам! Лицо зарвавшегося пирата стало мрачнее грозовой тучи. – Да я сейчас вам… – Тормози, капитан, – вдруг подал голос Каузак, когда до него наконец дошло, к чему клонит Блад, – по факту он прав: ты забираешь себе то, что принадлежит всей команде. – Три пятых, – строго поправил его Питер Блад, – две пятых от этой суммы принадлежат экипажу «Арабеллы». К полному изумлению Левасера, в глазах остальных французских офицеров загорелась такая же жажда лёгкой наживы. – Что вы хотите, дьявол вас раздери?! – он лихорадочно попытался сменить тон. – Конечно, мы поделим выкуп, как только эта дура привезёт нам его! – А если нет? – фыркнул Блад. – Если вместо денег она доставит сюда папу‑губернатора, способного подкупить всех вампиров Тортуги и разобраться с нами на месте? Нет, давайте уж поделим их здесь и сразу. Пока Левасер едва дышал от бушевавшей в нём бессильной ярости, доктор хладнокровно продолжал развивать наступление: – Итак, два молодых человека за двадцать тысяч песо оптом. Берите себе девушку, она старше и крупнее, значит, сойдёт за три пятых. В две пятых, согласно нашему договору, мы оценим этого тощего паренька. Вы продаёте свою долю губернатору Тортуги, а мы – свою. Вырученные суммы делим между командами наших кораблей. Всё в шоколаде. – Да! – подумав, выразил общее мнение Каузак, и остальные поддержали его. – Это справедливо. Левасер зло рассмеялся: – Вот как?! Чёрт вас побери! В шоколаде? Это неплохая шутка! – Полностью согласен, – заметил капитан Блад, – хотя, похоже, смысл её до вас ещё не дошёл. Вы досадно тупы. – Ты ещё смеешь оскорблять меня, английский пёс?! – Ирландский, забодался объяснять… – У тебя едва ли дюжина людей, и ты осмелился угрожать тому, у кого их здесь сотня?! Ха‑ха‑хи‑хэх… Разве не смешно, что он… хох?! То есть типа хи‑хи? Нет, не хи‑и?..