Капитан Блад искусно сыграл на алчности пиратов, и Левасер прочёл на лицах своих офицеров жгучее желание срочно и прямо тут поделить между всеми выкуп, который их обнаглевший вожак собирался присвоить себе. По суровым законам берегового братства подобная попытка грозила виселицей любому, от простого моряка до капитана судна. Есть вещи, которые люди определённого круга не прощают никому. Особенно своим! Мерзавец мысленно проклял собственную жадность. – Ладно, ладно, мы немножечко не поняли друг друга. Девушка мне не нужна, забирайте её себе! А вот этот красавчик… – А вот тут брось якорь, капитан, – проворчал Каузак под одобрительные выкрики остальных пиратов, – мы против. Если девчонка стоит дороже, зачем нам нужен мальчишка? – Идиоты, он нужен мне! – Боюсь, что это ваши личные проблемы, – прикрывая рот ладонью, зевнул Питер Блад. – Я тоже не понимаю, почему из‑за каприза капитана экипаж «Ла Фудра» должен получить меньшую часть своих же трофеев? Кстати, если губернатор откажется платить, то вашим людям вообще не светит ни песо… – Так что же делать?! – Капитан Левасер хочет пока оставить у себя молодого человека? Без проблем! Я готов продать его за восемь тысяч песо. То есть две пятых от двадцати тысяч, верно? – Клянусь акульим плавником, этот месье очень неглуп, – воскликнул один из офицеров Левасера, стараясь казаться образованнее других, – и он блюдёт интересы своей команды! – Болваны! Идиоты! Кретины безмозглые! – Левасер орал, подпрыгивал, плевался во все стороны, на глазах теряя разум и самообладание. – Дьявол вас разорви! Откуда я возьму восемь тысяч песо? Вытащу из труселей?! Я буду вашим должником, пока не заработаю этих денег. Так вас устроит? Пираты зашушукались меж собой, но у доктора были иные соображения: – Укуси меня вампир, а если вы крякнетесь до того, как заработаете такую сумму? Наша профессия полна неожиданностей, вас могут грохнуть в любой момент. – Да будьте вы прокляты, грязный докторишка! – заревел Левасер, багровея от злости. – Вас ничем не удовлетворишь! – Ну, не вами точно. Давайте упростим ситуацию. Что, если я сразу уплачу вам и вашим людям положенные три пятых за дочь губернатора д’Ожерона? – Вы? Вам… вам что, нужна ещё и эта девушка?! – Почему же нет? Они мне оба нравятся, к тому же я готов платить наличными! Левасер остолбенел от удивления и, по‑детски открыв рот, вместе с изумлёнными офицерами «Ла Фудра» уставился на вежливого ирландца, который непринуждённо вытащил из внутреннего кармана своего камзола плотный кожаный мешочек. – Каузак, вы как‑то за обедом хвастались, будто хорошо разбираетесь в жемчуге? Блад осторожно высыпал на ладонь четыре или пять жемчужин. Каждая из них была величиной с воробьиное яйцо. Ровно двадцать таких жемчужин достались ему как капитану после разгрома испанской флотилии искателей жемчуга. – Зацените! Бретонец алчно схватил грубыми пальцами блестящий, нежно переливающийся всеми цветами радуги шарик. – Тысяча песо, – ответил он хриплым от волнения голосом. – На Тортуге или Ямайке за эту жемчужину дадут на треть больше, а в Европе она вообще будет стоить в два раза дороже. Но да бог с ним, я принимаю вашу оценку! Вот вам двенадцать жемчужин, то есть двенадцать тысяч песо, которые и являются полной долей экипажа «Ла Фудра» в трёх пятых стоимости трофеев, как записано в нашем договоре. Всё окей? А теперь пусть Волверстон доставит МОИХ пленников на борт «Арабеллы». – О нет! – взвыл француз в совершенно неуправляемой истерике. – Вы можете увести её, но моего красавчика вы не получите! И он бросился с кулаками на Блада, но двое его же офицеров преградили ему дорогу. – Брось понтоваться, капитан! Всё улажено чин чинарём, все довольны. – Все?! – по‑бабски завизжал Левасер. – Вы‑то все довольны, скоты! А я?! Каузак, сжимая в своей огромной ладони жемчужины, попытался образумить его: – Не будь идиотом, капитан! На хрена нам драка между командами? Ну что ты цепляешься за этого недоноска? Чёрт с ним, мало ли вокруг хорошеньких парнишек, я, например… – Волки позорные! Собаки сутулые! Вы все против меня?! И, не найдя в своём обширном гнусном словаре подходящего ругательства, он так ударил лейтенанта кулаком, что чуть не сбил его с ног. Жемчужины рассыпались по песку. Остальные офицеры тут же бросились на четвереньки, старательно разыскивая перламутровые шарики и едва дыша от жадности. А безумный Левасер, выхватив рапиру, с искорёженным от бешенства лицом встал перед капитаном Бладом. – Ты заберёшь мальчишку только через мой труп! – Что ж, не буду врать, будто бы я так уж против, – честно сказал Блад, и его шпага блеснула на солнце, – по букве нашего договора, любой из членов экипажа кораблей, кто утаит часть трофеев хотя бы на один песо, должен быть повешен на нок‑рее. Но если тебе не нравится верёвка, так и быть, дрянь сортирная, я разделаюсь с тобой по‑иному! Он жестом приказал никому не вмешиваться, и они со звоном скрестили клинки. Бедные дети губернатора д’Ожерона уставились на дерущихся, совершенно не представляя, чем всё это закончится. Между тем Волверстон рявкнул матом на тех двоих французов, что ещё удерживали девушку, и они мигом сняли бечёвку с её головы, поставили дочь губернатора на ноги, развязали руки, отряхнули песчинки с подола и даже предложили подтаявшую шоколадку. Но она гордо отвергла их предложение. Собственно, сама дуэль завершилась очень быстро. Дикий напор Левасера уступил опыту и ловкости ирландца. Он дважды имитировал отступление, а потом в длинном прыжке, практически проехавшись спиной по песку, пронзил противника шпагой в том месте, где тот менее всего ожидал удара. Пираты покраснели… Мерзавец навзничь рухнул на белый песок, а капитан Блад, стоя над сражённым противником, спокойно улыбнулся ему в лицо, демонстрируя длинные белые клыки. – Ты… вампир?! – Я говорил, что показываю зубы только врагам. – Ты… ты… я же не знал… таких вампиров не бывает, – с последним вздохом проскулил Левасер. – Я один такой, – равнодушно ответил Блад, – думаю, это аннулирует наш договор. Каузак бросил циничный взгляд на корчившееся в судорогах тело своего капитана. Сейчас его люди не питали к нему ни любви, ни жалости. Ими руководила лишь алчность. И Питер Блад искусно сыграл на этом, вовремя обвинив француза в самом тяжком преступлении – единоличном присвоении того, что могло быть обращено в золото и честно поделено между всеми корсарами. Такое никому не прощается. Поэтому, когда остальная команда «Ла Фудра», угрожающе рыча и размахивая кулачками, спустилась к отмели, Каузак с офицерами успокоили их демонстрацией жемчужин. Но, видя, что некоторым всё ещё мало, капитан Блад для ускорения благоприятной развязки весомо добавил: – Айда на нашу стоянку, парни! Там вы прямо сейчас можете получить свои две пятых добычи с захваченного нами «Сантьяго». Как видите, я всегда поступаю честно. Кстати, выпивка тоже есть… И вот тут уже все пираты одобрительно зашумели. Сопровождая Блада, они вместе с обоими пленниками пересекли остров и пришли к стоянке «Арабеллы». Им было что делить, но уже не было из‑за чего драться. Остаться, дабы с почестями похоронить труп Левасера, никто не пожелал. Уж такие они переменчивые французы… …Во второй половине дня, после раздела добычи, Каузак, избранный временным капитаном «Ла Фудра», по требованию своих людей застенчиво предложил капитану Бладу услуги всей французской команды. – Укуси меня вампир, я согласен, – возможно, даже слишком поспешно ответил доктор, – но вы должны помириться с голландцами, больше не хулиганить и вернуть им бриг вместе с грузом. Все условия были приняты без вопросов, а капитан Блад отправился к своим пленникам (гостям?), детишкам вампирского губернатора Тортуги. Мадемуазель д’Ожерон и её брат нос к носу сидели в большой каюте «Арабеллы». Бенджамэн, чёрный слуга и повар Блада, поставив на стол вино и фрукты, на ломаном английском уговаривал их поесть. Сестричка на нервном стрессе успела слупить аж четыре банана, прежде чем поняла, что брат ничего не ест, но смотрит на неё как на врага народа. – Чё? Я, когда нервничаю, всегда жру! – Даже если мы попали из огня да в полымя? – Ой, да ладно, ну чего ты как этот… Парень отвернулся к перегородке. Прикончив с горя ещё пару апельсинов и авокадо, пылкая мадемуазель д’Ожерон, мучимая неизвестностью, но не совестью, бросилась на колени, умоляя брата о прощении за все страдания, которые она причинила ему своим легкомыслием. Согласитесь, что «легкомыслие» – это ещё очень мягкое слово… Однако теперь её младшего братца тоже перемкнуло: – А знаешь, пожалуй, я даже хочу, чтобы до тебя наконец дошло, что ты натворила. Сейчас нас перекупил другой пират, и теперь мы принадлежим ему. К тому же он вампир! Все видели его зубы. Надеюсь, тебе понятно, что он может… м‑м? – Я буду слёзно умолять его отпустить тебя, милый Анри! Пусть делает со мной что угодно! Что захочет! Буквально в любом месте, при всех и как ему это будет угодно, лишь бы ты не страдал… Юноша устало хлопнул себя ладонью по лбу, явно собираясь наконец‑то высказаться в нецензурной форме, но от всей души, когда на пороге показался капитан Блад. Красавица мадемуазель д’Ожерон, увидев своего нового хозяина, тут же сжалась и присела от страха. Сняв шляпу с пером, Питер подошёл к столу. – Я прошу вас успокоиться, господа, – сказал он на плохом французском языке, улыбнулся и одним движением руки снял протезы с собственных зубов, – как видите, я не вампир. Это лишь необходимая маскировка, очень полезная в ряде случаев. Сын губернатора Тортуги не сдержал облегчённого выдоха, всё‑таки где‑то, как‑то он ещё несколько переживал за свою недалёкую сестрицу. – На борту «Арабеллы» с вами будут обращаться со всевозможным уважением, кормить, поить и не заставлять драить палубу. Как только наши корабли выйдут в море, мы сразу направимся на остров Тортуга, чтобы отвезти вас к отцу. И забудьте, пожалуйста, о том, что я вас купил. Право же, это мелочи. Считайте данный за вас выкуп дружеским займом. Вернёте, когда сможете. Хоть на следующей неделе. Под смешной процент. Какие‑нибудь два пенса в минуту… Девушка, не веря своим ушам, раскрыв клювик, смотрела на него, как на святого Патрика, а её брат даже привстал от удивления. – Вы серьёзно это говорите? – Вполне! Я корсар, но у меня есть свои понятия о чести и своя честь… или, допустим, хотя бы некоторые остатки от прежней чести. Он поклонился, чтобы уйти, но мадемуазель д’Ожерон вскрикнула: – Вы благородный человек, капитан! – О, вы преувеличиваете мои достоинства, – скромно улыбнулся Блад. – Нет, нет! – горячо продолжала она, перекрывая ему дорогу пышной грудью. – Я думаю, они огромны! Вы благородны, как настоящий рыцарь! Я очень виновата в том, что произошло. Я должна вам рассказать… Вы имеете право знать…