Первым был одинокий флагманский корабль «Арабелла». Налетевший тропический ураган оторвал судно капитана Блада от его эскадры. Порывистый юго‑восточный бриз нёс его к острову Тортуга, единственному месту встречи всех разбойных мореплавателей, случайно потерявших друг друга. Вторым был огромный испанский галеон «Милагроса», на борту которого упорно отращивал клыки мстительный дон Мигель. Вспомогательный фрегат «Гидальго», ожидая сигнала, скрывался в страшно тайной засаде у юго‑западных берегов острова Гаити. Он ещё вступит в действие, а пока… Третьим, и последним, был английский военный корабль, в данный момент вообще стоявший на якоре в порту Сен‑Никола. То есть, по совести говоря, кораблей, конечно же, было четыре. Но Джереми Питт в судовом журнале написал, что три. Не будем с ним спорить, он шкипер, ему виднее. Английский бриг шёл из Плимута на Ямайку и вёз очень важного пассажира – тощего хлыща лорда Джулиана Уэйда. Высокородный лорд Сэндерленд дал своему ленивому родственничку, лорду Джулиану, довольно ответственное и жутко деликатное поручение, прямо вытекающее из неприятностей дипломатической переписки между их величествами Великобритании и Испании. Французское правительство, равно как и английское, так же было весьма раздражено действиями непримиримых корсаров, из‑за которых и без того натянутые отношения с Мадридом вообще достигли дна. Правительства трёх стран требовали от губернаторов своих колоний максимальной суровости по отношению к пиратам. Ни портов, ни стоянок, ни воды, ни провизии! Гнать всех в шею, невзирая на гражданство и подданство! Однако разумные чиновники на местах по примеру губернатора д’Ожерона с Тортуги логично предпочитали наживаться на тайных сделках с корсарами. А губернатор французской части Гаити вообще открыто заявлял, что пиратов следует всячески поощрять, так как они единственные, кто сдерживает мощь и алчность Испании. И он был по‑своему прав. Поэтому французские и английские губернаторы, втихую сговорившись друг с другом, не применяли ровно никаких мер, могущих заставить корсаров перенести свою деятельность в другие, весьма отдалённые районы. Король далеко, а свой карман близко. Лорд Сэндерленд как министр иностранных дел Великобритании, пообещав как можно быстрее исполнить требование короля Якова по умиротворению Испании, решил назначить губернатором Ямайки более решительного человека. Этим решительным человеком был избран самый влиятельный плантатор Барбадоса полковник Бишоп. Та ещё жирная и жестокая свиноферма, если вы помните… Полковник со всем пылом принял высокое назначение, но вместо реально полезных дел с рвением, достойным лучшего применения, кинулся сводить личные счёты с капитаном Питером Бладом и прочими корсарами. Сразу же после своего прибытия на Ямайку Бишоп во главе двух многопушечных кораблей дал почувствовать пиратам, что не намерен с ними цацкаться. Многие мелкие сошки попали в его лапы, многие сели в тюрьму, многие угодили на виселицу, так что туго пришлось всем. И лишь один известный пират, бывший раб бывшего плантатора, никак не давался в жадные руки Бишопа, всегда ускользая от погони или засады. Бесстрашно и нахально он продолжал тревожить испанцев за все мягкие места на воде и на суше. Его смелые набеги, разбои и налёты никак не улучшали искрящих отношений между двумя странами, что было особенно опасно в те сложные времена, когда хрупкий мир в Европе сохранялся с таким великим трудом. Доведённый до бешенства выговорами из Лондона за неумение справиться с капитаном Бладом, полковник Бишоп вышел с предложением о сборе целой эскадры для захвата этого мерзавца непосредственно на Тортуге. К счастью, более умные офицеры отговорили его от этой безумной затеи. Во‑первых, неожиданному нападению мешали мощные природные укрепления острова, а во‑вторых, затея очистить Тортугу от корсаров гарантированно будет расценена Францией как разбойничий налёт на её территории и тяжкое оскорбление дружественного государства. Ну и в‑третьих, пираты, объединившись, вполне были способны дать такой отпор законникам, что от всей английской эскадры только перья бы полетели! И последнее, знаете ли, перевесило… В результате надутый полковник Бишоп написал возмущённое письмо министру иностранных дел, требуя себе дополнительных финансов, сил, кораблей и полномочий. Разных, всяких, желательно вообще неограниченных! Почти как у Пушкина – «Желаю стать владычицей морскою! Чтоб служила мне рыбка золотая»… и все мотались у меня на побегушках! Вот это по факту и погрузило лорда Сэндерленда в глубокую задумчивость. Он понимал, что столь сложную проблему немыслимо решить обычными средствами, тем более в Новом Свете и с учётом того, что на стороне капитана Блада были и карибские вампиры, а значит, в таком деле не обойдёшься без применения средств чрезвычайных. А потом его осенило! Он вспомнил истории о знаменитом вампире Моргане, который тем не менее при Карле II был привлечён на королевскую службу с правом питья крови у всех пленных небританского подданства. Почему бы такой же метод лестного перехода в британский флот не применить и к мятежному Питеру Бладу? Который также, по слухам, уже вампир… Его светлость логично счёл, что противозаконная деятельность доктора объясняется не его дурными наклонностями, а вынужденными обстоятельствами. Согласитесь, сам факт того, что Бладу пришлось заняться корсарством, явился лишь последствием его ссылки на Барбадос. Так сделаем ему немножечко приятно, и пусть станет другом, а не врагом короны! Ведь служить своей стране гораздо благороднее, верно? Поэтому лорд Сэндерленд и послал на остров Ямайка своего родственника, изящного и беспринципного мажора лорда Джулиана Уэйда, вручив ему несколько офицерских патентов с пропущенными фамилиями. Министр дал чёткие указания относительно «покупки» Питера Блада, но как прожжённый интриган и хитрый политик порекомендовал своему ставленнику заодно заняться и офицерами Блада, дабы переманить на королевскую службу хотя бы их. А оставшись в одиночестве, непримиримый пират, несомненно, станет лёгкой жертвой кораблей полковника Бишопа. Ну или его сдадут бывшие соратники. Они ведь все грязные пираты без чести и совести, чего от них ждать… Вот, собственно, и вся предыстория. Слегка распущенный, вечно молодой, вечно пьяный, но безукоризненно элегантный посол лорда Сэндерленда благополучно добрался до Сен‑Никола на корабле «Ройял Мэри». Первоначально лорд Джулиан должен был нанести визит губернатору Ямайки, а уже потом прямым курсом отправиться в гости к прославленному пирату на Тортугу. Но сначала лорду Джулиану чисто случайно посчастливилось познакомиться с племянницей Бишопа, гостившей в Сен‑Никола у своих родственников. Она как раз собиралась возвращаться домой, и посол галантно предложил ей место на борту «Ройял Мэри». Мисс Арабелла легко согласилась, лорд Джулиан, пуская похотливую слюну, счастливо потирал ручки. До сих пор его путешествие было просто интересным, а сейчас приобретало оттенок романтической пикантности. Его светлость принадлежал к типу эстетствующих бабников, для которых день без покорения женщины был просто жалким и бессмысленным прозябанием. Воздержание на корабле оказалось столь долгим, что лорд Джулиан уже начал строить глазки не понимающему намёков юнге с английского судна… Арабелла Бишоп, прямая, искренняя, с крепкими кулаками, рубящая правду‑матку в лицо и напрочь лишённая любого бабского жеманства, конечно же, не была той девушкой, на которой в лондонском свете остановился бы взгляд разборчивого лорда Уэйда. Кстати, вполне себе симпатичного типа лет двадцати восьми, с красиво очерченными тонкими чертами лица, голубыми мечтательными глазами в обрамлении длинных ресниц и красными чувственными губками. Его изощрённый вкус также предпочитал таких же манерных девушек – томных, беспомощных и нарочито женственных. Яркое очарование мисс Бишоп было бесспорным, но оценить его мог лишь человек с добрым сердцем и острым умом. Ну а красавчик лорд Джулиан обладал несколько другими личностными качествами. Впрочем, иначе ему бы и не была поручена столь деликатная задача: склонить к предательству способен не каждый… Ещё до того как Сен‑Никола скрылся из виду, лорд Уэйд в качестве прелюдии решил поразить девушку важностью своей миссии. То есть он заговорил с ней о капитане Бладе! – Вызывает интерес и такой ещё эксцесс, – начал он, когда они прогуливались по корме, – видели ли вы когда‑нибудь лично этого кровавого пирата? Ведь одно время он был рабом на плантациях вашего дяди. Мисс Бишоп, облокотясь обеими пышными грудями на гакаборт, смотрела на землю, скрывающуюся за горизонтом. Потом, вздохнув, она ответила спокойным, ровным голосом: – Я часто видела его и знаю его очень хорошо. – Да?! Не может быть! – Почему не может быть? – с деланым равнодушием спросила Арабелла. – Кого я только не видела на Барбадосе – и вампиров, и садистов, и испанцев, и мятежников, и рабов… Но Уэйд не заметил этого странного спокойствия её голоса. – Да, да, – кивнул он, думая о своём, – но к теме вампиров мы ещё вернёмся, я, честно говоря, не очень‑то верю в эту модную страшилку. Не то чтобы отрицаю их существование, о нет, просто думаю, что опасность распространения вампиризма в цивилизованном мире сильно преувеличена. Так вот, что же, по вашему мнению, представляет собой именно Питер Блад? – В те дни я уважала его как глубоко несчастного человека. – Вам известно, за что его засудили? – Да, да, невиновных у нас не сажают, но я ценила его за ту выдержку, с какой он переносил удары судьбы. Однако после того как он занялся пиратством, я уже немножечко сомневаюсь в правдивости его рассказов. – Если вы про решение королевского суда, приговорившего его как мятежника, то в этом смысле он не врал. Точно известно, что он не принимал участия в восстании Монмута, а судьи расценили его помощь раненому как измену. Но, клянусь честью, он в какой‑то мере отомстил за себя. – Убив верховного судью? – Это был очень неразумный поступок, да ещё совершённый при стольких свидетелях, – сокрушённо покачал головой лорд Уэйд. – Но, между нами говоря, медицинская комиссия, освидетельствовавшая труп, подтвердила, что судья Джефферс действительно был вампиром. Или стал бы им меньше чем через месяц. Я разбираюсь в таких вещах, как и во многом… – Да, но какое теперь это имеет значение, – едва слышно вздохнула Арабелла, – ведь эта месть и погубила его. – Погубила? Вот уж вряд ли, – иронично рассмеялся посол, – я слышал, что он весьма разбогател, обращая испанскую добычу во французское золото, о котором беспокоился его будущий тесть д’Ожерон. – Его будущий тесть? – переспросила Арабелла, широко раскрыв от удивления глаза. – Сам д’Ожерон? Губернатор Тортуги?! – Как видите, у капитана Блада весьма сильный покровитель, – подтвердил её собеседник. – Должен признаться, что это осложняет выполнение жутко тайной задачи, которую мой страшно влиятельный родственник, лорд Сэндерленд, поручил решить вашему скромному слуге. А для вас, я вижу, это новость? Я не привык хвалить себя, но… Арабелла молча кивнула, отвернулась и стала смотреть на журчащую за кормой воду. Когда она заговорила снова, голос её звучал бесстрастно и не по теме: – Если он… если он любит женщину и хочет на ней жениться и если он так богат, как вы говорите, то зачем ему рисковать жизнью, промышляя пиратством и… – Я тоже об этом думал, – прервал её сиятельный лорд, между делом пытаясь накрыть её ладонь своей ладонью, – но дело, конечно, в мадемуазель д’Ожерон; мне рассказывали, что это та ещё дикая штучка, вполне под стать такому опасному человеку, как Блад. Не удивлюсь, если он возьмёт её на свой корабль, чтобы вместе вершить разбой и кровопролитие на потеху своей чёрной душе. К тому же он ведь при всех подло убил человека, чтобы добиться её взаимности. – Убил человека? Ради неё?! – Да, некоего французского пирата по имени Левасер. Он был бывшим возлюбленным девушки и сообщником Блада по какой‑то авантюре. Блад грязно домогался любви этой девицы и, чтобы заполучить её, заколол своего же товарища в такое место, которое воспитанные люди не произносят при дамах даже по‑латыни. История, конечно, омерзительная. Но у людей, живущих в этих краях, иная мораль. Не то что у нас с вами… Арабелла подняла на него мертвенно‑бледное лицо. – Вы правы. О какой морали может идти речь, это даже не смешно. А кто рассказал вам об этом? – Некий бретонский француз по имени Каузак, которого я по пьяни встретил в портовой таверне Сен‑Никола. Он служил у Левасера лейтенантом и лично присутствовал на дуэли, в которой был убит его капитан. – А девушка была там, когда они дрались? – Конечно! Говорят, она аплодировала, безбожно ругалась и даже при всех плюнула на труп своего бывшего, пнув его каблучком. Хохочущий Блад на плече унёс её к себе в каюту, после того как разделался с приятелем‑корсаром. Право, это вне моего понимания… – Что ж, когда‑то я относилась к нему как к несчастному, но достойному человеку. Сейчас же, – её губки задрожали, девушка едва сдерживалась, чтоб не разреветься, – сейчас об этом негодяе лучше всего забыть. – И вправду, чего мы всё о моей работе да о работе, будто нет других тем. Кстати, о литературе: лондонская пресса пишет, что найдена неизвестная пьеса Уильяма Шекспира – «Скрытая угроза, или Атака клонов». Я прочёл её одним из первых, хотя там есть не совсем приличные сценки… Таким образом, за время путешествия общение Арабеллы Бишоп с благородным лордом Уэйдом крепло день ото дня. Способность легко, по щелчку пальцев, вызывать искреннюю симпатию к себе любимой была величайшим даром Арабеллы. Но последующие события бесповоротно испортили всё то, что, возможно, обещало быть наиболее приятной частью влажных мечтаний его светлости. Облом‑с… Возможный перевод дружеских отношений на новый, более интимный уровень перекрыл всё тот же сумасшедший испанский адмирал, которого они встретили уже на второй день после отплытия из Сен‑Никола. Испанский галеон появился словно из ниоткуда, грозный и неумолимый, с существенным перевесом в скорости, огневой мощи и людях. От него буквально не было спасения! Капитан «Ройял Мэри» был смелым моряком. Ключевое слово – «был»… Его сердце не дрогнуло даже тогда, когда дон Мигель первым и без всякого предупреждения открыл пушечный огонь. Высокий борт испанского корабля отчётливо возвышался над водой и представлял собой такую чудесную цель, что британцы решили достойно встретить нежданного противника. Ну и собственную гибель – до кучи… Вполне возможно, кстати, что в тот день дон Мигель де Эспиноса вполне мог вновь получить по зубам, если бы какой‑то крайне неуклюжий моряк (тупица, болван, урод конченый!) с трубкой в зубах не уронил бочонок пороха в оружейном трюме «Ройял Мэри». От нелепой, случайной искры половина английского корабля взлетела на воздух! Курение губит, сколько можно говорить?! В одно мгновение британец был изуродован, потеряв штурвал и корму, а капитан и почти вся команда негероически погибли. Прежде чем оставшиеся в живых моряки пришли в себя, хитренькие испанцы уже взяли судно на абордаж. Когда дон Мигель, напыщенный, как победитель петушиного боя, ступил на качающийся борт «Ройял Мэри», Арабелла Бишоп искренне, как она умела, изображала обморок в капитанской каюте, а лорд Джулиан прыгал вокруг, ободряя её лживыми заверениями, что всё будет хорошо. Сам худосочный посол, конечно, не считал себя трусом, но одна только мысль о рукопашном бое с испанскими дьяволами в качающейся деревянной посудине, которая в любую минуту могла погрузиться в морскую пучину, была весьма невыносимой для человека, вполне себе привыкшего проявлять храбрость на суше – в дамском салоне или элитном британском клубе. К счастью, мисс Бишоп успела профессиональным хуком левой остановить лорда Уэйда, когда тот решительно вознамерился делать ей искусственное дыхание рот в рот. Быть может, она слегка побледнела, её карие глаза стали чуть больше, нежели обычно, платье задралось до колен, а декольте опустилось, но в целом девушка хорошо владела собой. Дверь распахнулась, и в каюту ввалился дон Мигель – высокий, толстый, загорелый, с орлиным носом, впалыми щеками и странным блеском в глазах. Лорд Джулиан быстро повернулся к нему, демонстрируя тонкую шпагу. – Не будьте идиотом! – сплюнул адмирал, положив ладонь на рукоять пистолета, торчавшую из‑за пояса. – Ваш дурацкий корабль тонет. За доном Мигелем стояли несколько человек с мушкетами, и лорд Джулиан мгновенно опустил клинок в ножны. Дон Мигель улыбнулся, сверкнув длинными белыми клыками, и требовательно протянул руку: – Вашу шпагу, сэр!